Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке

— М-да… Ладно, не объясняй про кукиш. Потом поймет. Ого, мы же лифт не вызвали.

Добрыня подошел к лифту и надавил на кнопку. Она засветилась в полумраке вестибюля рубиновой каплей.

Двери лифта отворились. Мальчишки поднялись на четвертый этаж, дав Антонио нажать нужную кнопку.

На четвертом этаже друзья тыркнулись в несколько запертых дверей и, найдя наконец диспетчерскую, несмело постучали.

Диспетчерская оказалась огромным помещением, перегороженным невообразимых размеров пультом. У двери стоял широкий в плечах мужик, явно собиравшийся уходить. Увидев малолетнюю делегацию, он остановился, поднял брови и поинтересовался:

— Чем обязаны такому визиту?

— Мы это… — начал Добрыня.

— Здравствуйте, — перебил его Бурик. — Мы из железнодорожного кружка. К нам по обмену приехал из Италии представитель такого же кружка. Вот он. Его зовут Антонио Виральдини, он из Венеции.

Бурик указал на Антонио, тот торопливо закивал.

— Он очень хочет посмотреть паровозы. Русской конструкции… А мы слыхали, что у вас тут их… немножко есть. Ну и… вот. Ведь гостям нельзя отказывать. Тем более зарубежным.

— Итальянец, значит, — сказал мужик, критически оглядывая Антонио.

— Самый настоящий, — заверил его Добрыня. — Натуральный! Антошка, скажи ему.

— Ну ладно, ладно… — сжалился мужик. — А на какой паровоз вы хотели посмотреть? На эти, что ли, развалины внизу?

— А… а разве еще есть? — в один голос спросили Бурик и Добрыня.

Мужик криво усмехнулся: «Пошли. Кружковцы…» По дороге он официально представился:

— Меня зовут Андрей Владимирович Баринов, я — машинист-испытатель первого класса… — тут его перебил могучий гудок.

Мальчишки инстинктивно присели.

— Что это?! — по-итальянски испугался Антонио.

Бурик машинально перевел. Получилось в меру эффектно — с этого момента машинист Баринов смотрел на всю компанию со значительной долей уважения.

— Легкие пробует, — пояснил он.

— Кто? — удивленно спросил Бурик.

— Сейчас сами увидите.

Они завернули за угол.

На рельсах, возле большого ангара, тяжко вздыхал и пыхал паром огромный черный агрегат с трубой, огромными колесами, угольной тележкой и массой непонятных приспособлений. На его борту красовалась надпись: «ЭУк699-74». Мальчишки обомлели…

— А сколько ему лет? — спросил Добрыня, глядя на паровоз круглыми глазами первооткрывателя.

— Двадцать девятого года рождения, — последовал ответ. — Так что считай сам. У тебя по математике что?

Добрыня слегка смутился.

— Примерно то же, что и по истории… — он не любил разговоров на эту тему.

Андрей Владимирович понимающе засмеялся упругим баритоном и взъерошил добрынины патлы.

— Понятно…

Добрыня посмотрел на него умоляюще.

— А можно мы… ну… это… А? Хоть немножко…

Из кабины высунулась светлая вихрастая голова:

— Владимирыч, это твои, что ли?

— Ты, Аркадиус, пошути у меня! А хоть бы и мои… Из кружка это. Железнодорожного. Понял? Не хухры-мухры…

— А его правда зовут Аркадиус? — тихонько спросил Бурик.

— Нет, он просто Аркадий, — со смехом ответил Баринов. — А когда острит не в меру, то Аркадиус и есть. Ну что, команда, пустим молодежь?

— Да что с вами делать… Поднимайтесь!

Не помня себя от радости, мальчишки устремились по отвесной лестнице наверх.

В кабине, кроме Аркадия, находилась молодая девушка, одетая в черную робу, и высокий дядька. Девушка представилась Галей. Дядька никак не представился.

Наверное, этим людям, населявшим кабину, нужны были такие вот зрители-слушатели — в меру маленькие, с широко распахнутыми глазами, восхищенно глядящие на все вокруг и задающие глупые вопросы.

— Так, народ, смотрите, только руками ничего не трогайте, — сказал Аркадий, исполнявший обязанности и кочегара, и, казалось, настройщика всей этой огромной, сложной машины, — все горячее.

— Разве мы не понимаем? — важно ответил Бурик.

— Так при ком у вас этот кружок?

— При железнодорожном институте… — как можно более честным голосом ответил Добрыня.

Бурик при этом неуютно поежился.

— При МИИТе, что ли? — не унимался Аркадиус. — А при каком факультете? Я слышал, там несколько кружков по разным направлениям…

Мальчишки впали в ступор. Ибо ни Бурик, ни Добрыня, ни, конечно, Антонио, совершенно не представляли себе, как могут называться факультеты железнодорожного вуза, и уж тем более кружкú при нем. В голове у Бурика хаотично возникали то Михеич-Джузеппе, то какие-то стрелочники (все время пьяные и непременно в чем-то виноватые)… Добрыня почему-то думал об обходчиках путей в грязных оранжевых жилетах и об угрюмых мужиках, которые на стоянках зачем-то обстукивают длинными молотками колеса поездов дальнего следования. Антонио ни о чем не думал — он с видом аборигена острова Пасхи рассматривал невиданное прежде огнедышащее чудо и не пытался вникнуть в содержание разговора.

Пауза затянулась до неприличия. «Никогда Штирлиц не был так близок к провалу», — вспомнил Бурик фразу из показанного недавно старинного телесериала. Добрыня, в свою очередь, уже рисовал себе картину того, как всю компанию с позором попрут с паровоза.

Но тут на помощь друзьям пришел Антонио:

— Economico…. — вдруг произнес он. — Molto economico! No?[37]

— Ах, на «эконо-о-мике», — протянул Аркадий.

— Несчастные люди! — резюмировал до этого молчавший высокий дядька. — Кошмар!

— Слушай, — зашептал Бурик Антонио. — Ты-то откуда знаешь про факультет экономики в этом… МИИТе?

— Не знаю ничего про эту вашу мииту. Просто подумал, что вот такое использование пара, наверное, очень экономично — вода и уголь. И больше ничего! Это удивительно…

— Ты даже не представляешь себе, как вовремя ты это ляпнул.

— А что я такого сказал? Ничего такого…

— Ладно, потом объясню.

— Эй, а по-русски? — прервал их Баринов.

— Извините, Андрей Владимирович. Просто я перевел Антонио то, что вы сказали про паровоз.

— А, это другое дело.

— А итальянский ты тоже в кружке железнодорожников выучил? — поинтересовалась Галя.

— Нет… — Бурик потупил глаза. — В итальянской спецшколе…

— Ну, мужики, тогда держите пять! — сказал Аркадий.

Мальчишки по очереди растопыренными пятернями ударили по промасленной ладони в разводах угольной пыли.

— Смотрите и удивляйтесь! — сказал стоящий у них за спиной Андрей Владимирович и жестом обвел кабину машиниста.