Голубое шампанское - Джон Варли
– Но ты не выглядишь такой в телевизоре, – заметил он.
– Ах, дорогой, это моя работа. Знаменитость должна быть гомогенизирована с культурой, которая верит, что ты – реально Знаменитость. Я не могу даже попасть в телевизор, одетая так, как сейчас. Оценщик Вкусов посоветуется со своими экспертами по трендам, всплеснет руками и закатит припадок с визгом. Но запомни: сейчас я одета так, как примерно через месяц-полтора будут одеты все.
– И тебе такое нравится?
– Больше, чем напялить костюм для гостя на шоу «Кто крут, а кто дерьмо?». В моем варианте дизайнеры смотрят на меня, а не наоборот. – Она рассмеялась и толкнула его локтем. – Помнишь пижамы с висячими задницами примерно полтора года назад? Это была моя работа. Мне захотелось проверить, насколько далеко они зайдут. Скушали и не подавились. Как, по-твоему, разве это не было смешно?
Купер вспомнил, что они были смешными, когда только появились. Но затем каким-то образом стали выглядеть сексуально. Вскоре девушка уже выглядела старомодной без прямоугольника фланели, хлопающего ее сзади по бедрам. Позднее произошло другое изменение, в тот день, когда он понял, что эти наряды стали старомодными.
– Помнишь хвостовые плавники на обуви? Это тоже придумала я.
* * *
Как-то вечером она познакомила его со своей коллекцией старинных записей.
После ее постоянных атак на телевидение он оказался не готов к той нежности и искренней любви к этим похороненным древностям.
– Телевидение – это мать, пожирающая своих детей, – сказала она, перебирая в шкатулке кассеты размером с ноготь большого пальца. – Телешоу устаревает примерно через две секунды после того, как погаснут пиксели на экране. После одного повтора оно умирает, но не попадает на небеса.
Она вернулась к дивану и высыпала отобранные кассеты на столик возле старинного видеопроигрывателя.
– Моя коллекция собрана кое-как, – сказала она. – Но она одна из лучших из всех существующих. В самые ранние годы шоу даже не сохраняли. Кое-что записали на видео, большую часть этих записей потеряли, а почти все сохранившиеся стерли после нескольких лет в хранилище. Это показывает, как они оценивали собственную продукцию. Вот, взгляни-ка на это.
В том, что она ему показала, отсутствовал не только объем, но и цвет. У него ушло несколько минут на то, чтобы воспринимать изображение на экране, настолько оно оказалось для него непривычным. Оно мерцало, дергалось, демонстрируя все оттенки серого, а звук был какой-то жестяной. Но через десять минут увиденное его загипнотизировало.
– Это называется «Фарэуэй-Хилл»[8], – сказала она. – Первая телевизионная мыльная опера. Выходила по средам в девять вечера по телесети «Дюмон» и шла двенадцать недель. Это, насколько мне известно, единственный уцелевший эпизод, обнаруженный лишь в 1990 году.
Она отправила его в прошлое, превратив маленький стеклянный экран в машину времени. Они посмотрели по кусочку «Шоу Эда Салливана», «Семья мужчины», «Моя подруга Ирма», «Декабрьская невеста», «Пит и Глэдис», «Станция «Юбочки», «Четвертый шар», «Ханки и Дора», «Кункович» «Коджак» и «Кунц». Она показала ему удивительно изобретательные игровые шоу, сериалы, которые захватывали его после первого же эпизода, и приключения, настолько цивилизованные и сдержанные, что он едва мог поверить, что их показывали по телевидению. Потом она перешла к «золотому веку» ситкомов, показав «Остров Гиллигана» и «Cемейное дело»[9].
– Вот с чем я не могу свыкнуться, – сказал он, – так это с тем, насколько они хороши. Намного лучше того, что мы смотрим сейчас. И всего этого они добились без секса и практически без насилия.
– И без обнаженки, – добавила она. – В телесетях не было фронтальной наготы вплоть до «Кунц». В следующем сезоне она, естественно, появилась в каждом шоу. А настоящие сношения показали намного позже, в «Поцелуй мою задницу».
Она отвернулась, но Купер все же успел заметить намек на печаль в ее глазах. И спросил, из-за чего.
– Не знаю, Кью-Эм. В смысле… не знаю точно. Отчасти потому, что почти все эти шоу были раскритикованы после выхода. И я показала тебе несколько провалов, но большинство из них стали настоящими хитами. И я не могу понять разницу. Все они смотрятся хорошо. То есть ни в одном из них нет людей, которых ты ожидаешь встретить в реальной жизни, но все это узнаваемые люди, и ведут они себя более-менее как люди. Ты переживаешь за персонажей в драмах, а комедии остроумны.
– Тогда эти критики просто засунули головы себе в задницы.
Она вздохнула.
– Нет. Я боюсь того, что причина в нас. Если ты вырос, питаясь дерьмом, то и гнилой соевый эрзац будет замечателен на вкус. Я действительно думаю, что именно это и произошло. Можно создать моральный эквивалент той анатомической невозможности, которую ты только что упомянул. Я это знаю, потому что я одна из тех ловкачей, которые такое проделывают. И пугает меня то, что я все это время обманывала себя, что я застряла в этой позе. И что никто из нас уже не сможет разогнуть спину.
* * *
У нее были и другие записи.
Она продемонстрировала их лишь на второй неделе их совместной жизни, и довольно застенчиво, как ему показалось. Ее мать была фанатом домашнего видео, и запечатлела жизнь Меган в мельчайших деталях.
Купер увидел картину жизни верхнего среднего класса, не очень отличающуюся в целом от антуража того верхнего среднего класса, в котором вырос он сам. Семья Купера никогда не имела финансовых проблем. Гэллоуэи не были сказочно богатыми, хотя их доходы раз в двадцать превышали доходы Куперов. Дом, появлявшийся на заднем фоне, был намного больше того, в котором вырос Купер. Там, где его семья ездила на велосипедах, ее семья ездила на частных автомобилях. На ранних записях мелькала женщина, которую Меган назвала своей няней. Никаких других слуг Купер не увидел. Но единственное, что его реально впечатлило, были кадры того, как Меган получает пони на десятый день рождения. Вот это был класс!
Маленькая Меган Гэллоуэй, до протеза, оказалась не по годам развитой,
