Саймон Грин - Злые чары Синей Луны

– Не может быть, чтоб все оказалось так просто, – сказал Ламент, подходя и мрачно глядя на изображение рая. – В данный момент мы должны находиться глубоко под землей. Что на самом деле находится за этими ставнями? Не знавший дневного света прах? Или, может, отблеск самой преисподней?

– Ты и впрямь слишком педантичен для религиозного деятеля, – поддразнил Жареный. – Разницы все равно никакой. Ты не сможешь открыть ставни.

Никто не удивился тому, что Хок сразу же воспринял это как вызов. Он уже заметил отсутствие замков, засовов или ручек, поэтому сделал следующий логический шаг и стукнул по ставням топором. Он вложил в удар немалое усилие, но тяжелое стальное лезвие отскочило от деревянной створки, не причинив ей ни малейшего ущерба, даже не повредив картину. Капитан уронил топор на пол и забегал тесными кругами, пытаясь вернуть чувствительность отбитым пальцам.

– Интересно, – заметила Фишер. – Даже заклятия Верховного мага на твоем топоре недостаточно.

– Интересно, – процедил Хок сквозь стиснутые зубы. – Да, именно это слово я как раз собирался произнести.

Ламент поднял свой длинный посох и властно постучал по ставням окованным сталью концом.

– Откройся! Именем Господа!

Ничего не произошло. Жареный хихикнул:

– Неужели вы и вправду думали, что все будет так легко? Какие же это тайные врата, если любой может их открыть! Ни одна смертная рука не в силах распахнуть эти ставни. Греза не предназначена для людских глаз.

Все повернулись к нему, и он засмеялся. Из отверстого рта вырвалось пламя. Хок подобрал топор.

– Ты знал об этом с самого начала, – мрачно сказал он. – Вот почему ты так охотно повел нас сюда. Чтобы насладиться нашей яростью и отчаяньем в момент поражения.

– Разумеется, – просто сознался Жареный. – Проклятые должны сами искать себе удовольствия, где могут.

– Должен быть способ, – уперлась Фишер. – И ты нам скажешь, каков он.

– Или что? – поинтересовался Жареный с нескрываемым злорадством. – Вы не можете ни ранить, ни убить меня. Я уже наказан так, как вам и не снилось.

– Не позволяйте ему вас спровоцировать, – предостерег Ламент. – Нам нужно сосредоточиться на текущей задаче. Бог не привел бы нас сюда впустую.

– По-моему, – робко подал голос Сенешаль, – сейчас оправдается мое пребывание здесь. – Он медленно приблизился к закрытым деревянным ставням, держа перед собой Руку Славы. – Я действительно могу найти дорогу куда угодно. В этом всегда заключался мой дар, моя магия. А Рука способна открыть любую запертую дверь. Сфокусировав через нее собственную магию, я, наверное, отворю эти ставни. Поэтому я здесь. Отойдите и дайте мне пространство для работы.

Все подались назад, даже Жареный, а Сенешаль поднес магический инструмент к ставням. По мере приближения Руки к крашеному дереву, кончики ее пальцев вспыхнули, но вместо обычного мягкого, желтого, как у свечи, пламени, маленькие огоньки на сей раз сделались яркими и бело-голубыми, разгораясь все сильней и сильней, пока свет не сделался почти ослепительным. Сенешаль прищурился, но не отвернулся. В дюйме от поверхности ставен ссохшиеся пальцы задергались, затем медленно задвигались, словно давно умершая Рука начала оживать.

– Что за чертовщина? – негромко спросила Фишер.

– Черт знает, – хрипло отозвался Сенешаль, не глядя на нее. – Она ничего не должна делать. Я ее еще не активировал.

Теперь пальцы Руки Славы налились силой. Они сгибались и разгибались, явно стремясь дотянуться до древесины, и Сенешалю приходилось висеть на Руке всем своим весом. Комната наполнилась острым ощущением чужого присутствия, словно к ним присоединился посторонний. А затем Рука внезапно сжалась в кулак, затушив огни, и дважды стукнула по крашеному дереву. Звук унесся невероятно далеко, отражаясь эхом от невообразимо далеких преград. Райский вид медленно разделился надвое, ставни безмолвно распахнулись в золотую комнату, обнажив бесконечную темноту по ту сторону окна. Чернота оказалась столь глубокой, что никто не мог на нее смотреть, даже Жареный. Тамошний мрак не шел ни в какое сравнение с Черным лесом или Долгой ночью. Полное отсутствие света и чего бы то ни было вообще. Предсмертная тьма вселенной, когда звезды уже погасли, чтобы никогда не зажечься вновь.

Все с любопытством посмотрели на Руку Славы. Ладонь разжалась и теперь выглядела как обычная засушенная рука мертвеца. Сенешаль несколько раз осторожно ее встряхнул, но она явно отыграла свою роль. Ощущение чужого присутствия в комнате также пропало.

– Ставни нельзя открыть смертной рукой, – проговорил Ламент.

– Кстати, а кому изначально принадлежала эта кисть? – поинтересовался Хок.

Сенешаль призадумался.

– Согласно легенде, ее отрезали от тела первого Лесного короля. Человека, который приказал построить этот Собор. Я нашел ее в старом арсенале. Полагаю, покойный монарх все еще пользуется здесь авторитетом.

– Что побудило тебя взять эту штуку с собой? – спросила Фишер.

Брови Сенешаля сошлись на переносице.

– Рука сама мне дала понять. Но нет, мне не хочется это обсуждать. Пожалуйста, нельзя ли теперь поговорить о чем-нибудь другом?

– Ладно, – согласился Хок. – Врата у нас открыты, как это ни прискорбно. Мы с Изабель идем внутрь. Ты, Ламент, я так понимаю, тоже?

– Разумеется, – отозвался Пешеход. – Ситуация не изменилась. Мир по-прежнему надо спасать от хаоса.

– Я не пойду, – заявил Жареный. – Здесь моя дорога кончается. Я привязан к месту моего триумфа и преступления.

– В таком случае, Сенешаль останется тут с тобой, пока мы не вернемся, – сразу нашелся Ламент.

– Я? – переспросил Сенешаль. Он неуверенно посмотрел на архитектора, который гадко улыбнулся в ответ. – И почему это я должен соглашаться?

– Тебе придется сидеть здесь с Рукой Славы и держать врата открытыми, – терпеливо объяснил Ламент. – В противном случае с нашего проводника станется захлопнуть их за нами и бросить нас в Грезе навсегда. Ты проследишь, чтобы он вел себя прилично.

– Один? – уточнил Сенешаль, заранее зная ответ.

– Справишься, – отрезал Хок. – Ты внук Верховного мага, забыл? Если станет докучать, прогони его несколько раз вокруг комнаты пинками под горелый зад.

Сенешаль смерил Жареного оценивающим взглядом. – Да. Думаю, это мне под силу.

Фишер улыбнулась ему:

– Держите для нас свечу в окне. Не успеете оглянуться, как мы вернемся.

– Ни один человек еще не возвращался из Грезы! – злобно выкрикнул Жареный. – Вы идете на смерть, если не хуже.

Ламент, Хок и Фишер не удостоили его вниманием. Они сделали несколько глубоких вдохов, внутренне подобрались, а затем дружно повернулись и решительно уставились в темноту. Они заставляли себя глядеть и глядеть, и перед ними внезапно появилась расходящаяся в стороны полоска неверного света. Она быстро росла, становясь шире и ярче, пока не превратилась в огромное, заполнившее весь оконный проем Око, которое сияло очень ярко – сильнее, чем иная звезда. Ошеломляющий взгляд почти ослеплял, но люди не находили сил отвести глаза. Огромное и нечеловеческое Око, живое и пристальное, пялилось на них. Оно все росло и росло, приближаясь, и внутри гигантского темного зрачка они различали галактики, звезды и планеты. Сенешаль и Жареный отвернулись, прикрыв глаза ладонями, не в силах вынести ужасный немигающий взгляд.