Вход для посторонних (СИ) - Бор Евгения

Алька шла и слёзы тихой грусти смывали с лица остатки пудры.

***

— Аленька, девочка моя, — причитала суетясь бабушка, — что же это ты так? И где же тебя угораздило? Неделю уже как дождя не было…

— Мне было сложно, но я нашла, — попробовала отшутится Алька, умиляясь тревожной нежности в бабушкиных глазах, — я так по тебе соскучилась!..

От избытка чувств и из-за недостатка слов Алька кинулась в объятия растерявшейся бабушке, не привыкшей к такому бурному проявлению нежностей.

— Ладно тебе. Чего уж там. Это же грязь уличная, а не масло машинное. Отстирается… — бабушка похлопывала Альку по спине, словно младенца успокаивая.

И Алька начала успокаиваться. Даже икать стала реже.

Но бабушка всё равно заметила.

Засуетилась, потащила на кухню и, вручив в руки стакан воды с перекрещенными чайными ложечками, велела пить мелкими глотками.

И Алька послушно пила, радуясь возможности собраться с мыслями и придумать правдоподобное объяснение своему длительному отсутствию. Ну не рассказывать же бабушке историю про путешествие в магический мир… Хотя почему бы и нет? Бабушка с удовольствием послушает — сказки она всегда любила. Надо только чуть-чуть приврать и сказать, что историю эту она на чужом компе сочинять начала и так увлеклась, что обо всём на свете забыла. Так себе версия, но ничего правдоподобнее в голову не приходило. Был ещё один вариант — внезапная умопомрачительная любовь. Но страшась возможных вопросов, Алька предпочла выступить в роли одержимой графоманки. Покрутят пальцем у виска и отстанут — мало ли какая блажь пришла в буйную рыжую головёнку…

Приняв окончательное решение Алька успокоилась и, допив воду одним глотком, пристроилась за кухонным столом с видом оголодавшей пай-девочки.

Бабушка и без слов всё поняла — нырнула в холодильник и уже через несколько минут кухонные ароматы, лучше любого антидепрессанта, оживляли потухшие Алькины глаза.

— Я как знала, — бабушкино бурчание как музыкальный аккомпанемент сопровождало возню у плиты, — блинчики вчера накрутила, как ты любишь, с мясом и с творогом. Мясные бульоном запьёшь. А хочешь, салат нарублю. Я мигом. Ты пока бульон попей, а я блинчики обжарю и салат порублю. Ты пей, пей. Бульон наипервейшее средство для восстановления. Моя бабка бульоном даже простуду лечила. Ничего смешного в этом не вижу. Простуда и без таблеток пройдёт, но с бульоном быстрее. Тебе сколько обжарить? Или ты всё ещё на диете сидишь? Знаешь что, я тебе два с мясом и один с творогом и ещё один с мясом, вдруг двух не хватит. Родители твои уже неделя как на юга отбыли. Меня на хозяйстве оставили чтоб за внучком присматривала. А как за ним присмотришь если и не видимся мы вовсе. Просыпаюсь — его уже нет. Засыпаю — его ещё нет. Только по котлетам и видно, что дома бывает. Может тебе котлетку подогреть? Нет? Ну как знаешь. А чем салат заправить? Лимоны только кончились. Твой брат, охломон, на текилу все перевёл. Мода у них на текилу нынче. Я прошлой осенью огурцы засолила, а им лимоны подавай. Нет, огурцы не пропадут, но совести ни на грош.

Алька не прислушивалась к ласковому журчанию бабушкиных речей. Просто наслаждалась теплом и уютом, хлебала горячий бульон из пузатой чашки и жалела себя…

Нет. Не так. Не себя нынешнюю она жалела, а ту которой станет со временем: грустную, старую и одинокую. Алька ни на минуту не сомневалась, что именно такой она и станет. В ней, нынешней, была только печаль. Сладкая и томительная с горьким привкусом утраты. Печаль которую хочется сохранить как память о счастье…

— Блинчики мои ему очень нравятся. На днях с вишней делала. Так он сказал что ни на том, ни на этом свете ничего более вкусного не пробовал.

— На том свете блинчики не пекут, — вздохнула Алька, вспоминая свои неудачные попытки.

— Он так и сказал, что не пекут, но рецепт записал и сказал что своей мамаше передаст. Она у него обожает всякие новые блюда пробовать.

— Знаем мы этих мамаш. Потенциальных невесток они на зуб любят пробовать…

— Ну за чем ты так. Он сказал, что ты его мамаше понравилась.

— Кто он? Какой мамаше? Что-то не припомню я чтобы меня с мамашами знакомили.

— Ну не знаю. За что купила, за то и продаю. Сказал, что знакомы…

— Да о ком ты? Из редакции кто-то заходил? Не Стёпкой ли зовут случайно?

— Нет. Точно не Стёпкой. На „А“ начинается. Красивый такой, вежливый.

— Владислав Сергеевич? — Не поверила Алька.

— Какой ещё Владислав Сергеевич! — бабушка с досадой хлопнула на стол тарелку так, что блинчик подскочил, — Я же говорю, что на „А“. Ты что, уже забыла своего ухажёра? А я думала что у вас уже всё сговорено.

— Бабушка, о ком ты? Я никого на букву „А“ не знаю… — с досадой выпалила Алька и зависла.

Как не знает.

Знает.

Одного единственного на „А“ знает.

Но это ерунда какая-то.

Такого просто быть не может.

— И давно ты с этим на „А“ знакома? — подозрительно щурясь спросила Алька у бабушки.

— Вторая неделя пошла. Ещё до отбытия родителей к нам заявился. А шуму-то, шуму наделал. Папаша уже хотел полицию вызывать…

— Ничего не понимаю, — прошептала Алька посиневшими губами.

— А что тут понимать. Скоро сам заявится. Поговорите, объяснитесь…

— Когда? Когда заявится? — голос Альки дрожал и чашка с остатками бульона дрожала тоже.

— Ну чего всполошилась? Пей пока не остыл совсем. Скоро уже придёт. Он у тебя пунктуальный. По нему хоть часы проверяй.

Время между „скоро“ и звонком входной двери то тянулось резиной, то скакало галопом в такт Алькиному трепещущему сердцу. В голове было гулко и пусто. И только одна мысль, бестолковая и недодуманная, пульсом билась в виске, пугая и обнадёживая одновременно: «Не может быть. Или может?»

Трель звонка прозвучала набатом и Алька, вздрогнув, уронила пустую чашку. Чашка упала, но не разбилась. Дзинькнула жалобно и уткнулась в Алькину ногу приросшую к полу.

Дверь пошла открывать бабушка, проворчавшая что-то недовольное по этому поводу.

Алька не могла двигаться — просто забыла как это делается. Как дышать она тоже забыла…

Последнее что увидела Алька перед тем как сознание окончательно покинуло ослабевшее тело было встревоженное лицо любимого.

Эпилог

— Я до последнего надеялась, что ты успеешь вернуться к нашей свадьбе, но, сама понимаешь, пришлось поторопится, — и Мелина с нежностью погладила своё внушительных размеров пузо, — двойня будет. Ланэла говорит что мальчик и девочка. Представляешь, в королевском роду, со времён Первого Короля, близнецов не было. Мой свёкор считает, что из-за проклятия.

— Мой отец волен думать что угодно, но мы то с тобой знаем, что браки заключаются на небесах, а не за столом переговоров, — сказал его Высочество Принц Алиан, целуя протянутую к нему руку жены.

— Кстати, о браках. Мой дядюшка получил развод!

— Поздравляю.

— Особо не с чем. Тётушка отбыла на родину зато Лона здесь осталась. Она теперь фрейлина и достаёт меня своей преданной любовью.

— А как поживают твои кузены?

— У меня только один кузен — Девиан. Он — замечательно. Поступил в университет. Мечтает стать кораблестроителем.

— А его брат?

— Пелин служит в пехоте и надеется, что я поспособствую его карьере.

— А ты?

— А что я? Я его видеть не могу.

— Как жаль, что я не видела рож твоих родственничков когда ты явилась на бал с Принцем под ручку. Уверена, это было незабываемое зрелище.

— Честно могу тебе сказать, что я тоже ничего не видела. События тех дней происходили как бы вне моего сознания. Я очень плохо соображала, мы же ведь даже не сразу сообразили что я вернулась. В тот вечер была сама не своя после нашей ссоры. Алиан меня утешал, а утром просыпаюсь рядом с ним в кровати. Можешь себе представить весь ужас этой ситуации.

— Ну почему же ужас, — наигранно возмутился Принц, — я бы сказал — пикантность…