Миккель Биркегор - Тайна «Libri di Luca»

Внезапно среди создаваемых Йоном картин Катерина уловила несколько изображений себя самой.

Эти изображения были подобны слайдам, инородным вкраплениям в кинофильм, настолько кратким, что порой их трудно было даже различить, однако все же Катерина была убеждена: это она. Йон чувствовал, что она здесь, рядом, и это нарушало его концентрацию. Катерина немедленно сосредоточила все силы на том, чтобы усилить именно эти кадры, и стали возникать все новые и новые изображения, на которых она и Йон вместе были в «Libri di Luca», в саду Кортманна, в постели, появилось изображение того, как она сидит в профиль, глядя в ветровое стекло автомобиля. По мере появления обрывков картин, Катерина моментально усиливала пронизывающие их оттенки чувств — тоску, любовь, покой.

И вскоре она почувствовала, что это вызывает ответную реакцию. Постепенно теплота и нежность, которыми были проникнуты ее изображения, стали исходить также от Йона. Она почувствовала, как по щекам ее потекли слезы. Неужели ей все-таки удалось до него достучаться?!

Быть может, она принимала желаемое за действительность, однако ей показалось, что Йон силится повернуть голову, однако что-то ему не дает этого сделать.

Катерина сделала шаг по направлению к нему, однако резко остановилась.

Ремер также изменил позу. Его тело застыло, он неестественно выпрямился и, не мигая, смотрел на текст перед собой. По-видимому, Ремер уже не сознавал ни того, где находится, ни того, что происходит вокруг. Однако больше всего испугали Катерину крошечные черные искры, сыпавшиеся с его белой мантии.

40

С того самого момента, как Йон понял, что Катерина в зале и пытается общаться с ним, на него нахлынула волна воспоминаний. Снова и снова в его сознании появлялись картины того, как он и Катерина были вместе, и отделаться от них он никак не мог. Смутные воспоминания напоминали ему, что вдвоем они были счастливы, во всяком случае, он был счастлив так, как никогда в жизни, и постепенно ему стало хотеться, чтобы состояние это вернулось. Читать он продолжал, однако уделял все меньшее внимание тому, чтобы заряжать текст, выгадывая тем самым время на то, чтобы вспомнить. Что же произошло такого, что смогло их разлучить?

В памяти его всплыла сцена тестирования в школе Деметрия, когда он сам прогнал Катерину, опасаясь причинить ей вред. После этого возникло воспоминание об ощущении полной беспомощности, испытанном им, когда Поуль Хольт читал ему в первый раз, и о том, как в конце концов он сдался.

Все это напоминало то, как человек постепенно приходит в себя после ночного кошмара.

А что он, Йон, делает сейчас?

Он попытался прекратить чтение, однако не смог. Кто-то удерживал его, точно так же, как в тот раз, когда Катерина впервые продемонстрировала ему свои способности улавливающей в «Libri di Luca». Заметив возле себя Патрика Веделя, Йон решил, что это работа рыжеволосого улавливающего, однако вскоре выяснилось, что Ведель не единственный, кто ему препятствовал. Йону не оставалось ничего иного, как продолжать чтение, тем не менее он стал обращать большее внимание на расстановку акцентов в тексте.

Главный герой повествования по-прежнему находился на кладбище. Он начал свой монолог, обращенный к стоящему перед ним черному могильному памятнику. По велению Йона над долиной, где находилось кладбище, сгустились черные тучи; намокшие и покрывшиеся грязью надгробные плиты сразу же приняли мрачный и неухоженный вид. Возникло почти физическое ощущение того, насколько вязка влажная темная земля под ногами главного героя, как копошатся в ней могильные черви, пробираясь от дерна все глубже и глубже вниз сквозь жирную почву.

Внезапно Йон обратил внимание, что справа от главного героя повествования появилось какое-то туманное сероватое пятно. Йон стал вглядываться в картину. До сих пор он сохранял полный контроль над всей сценой, ему была знакома форма каждого надгробного памятника, длина каждой травинки, ее положение. Но над серым туманом он был не властен. Пятно постепенно изменялось: кое-где становилось темнее, гуще, в других местах, наоборот, прозрачнее — и вскоре приобрело вид человеческой фигуры. Йон попытался с помощью ветра разогнать это человекообразное облако, однако у него ничего не получилось: фигура становилась все более и более плотной. Что это, призрак? Хоть это и вписывалось в обстановку, однако в тексте не было ни одного упоминания о призраке, и сам Йон даже не думал добавлять ничего подобного к зрительным образам.

Итак, поначалу неясные, расплывчатые контуры силуэта начали обретать четкость; создавалось впечатление, что молекулы человеческого тела заняли наконец надлежащие им места, и в один момент неясный призрак превратился во вполне материальную, похожую на статую человеческую фигуру. Последними проявились черты лица, и когда все детали образа оказались на месте, у Йона больше не осталось сомнений относительно того, кто это.

Он никогда не задумывался над тем, что, будучи Чтецом, сам является неотъемлемой частью контролируемого им сценария. Йон всегда считал себя стоящим над происходящим, неким режиссером, способным воздействовать на видеоряд наравне с редактором кинофильма, который вполне может вырезать тот или иной кадр.

Наблюдая за появлением образа Ремера, он понял, что сам в том или ином качестве также должен занять место в созданном им на основе текста мире. Ему стало абсолютно ясно, что, едва переступив порог — в момент, когда возникли первые искры, — он сам оказался невольно вовлеченным в нить повествования. Этим объяснялось и возникшее у него приятное чувство освобождения от своего физического естества.

Появление образа Ремера означало, что реактивация началась и он, Ремер, уже приобрел некоторые из качеств Йона.

Фигура Ремера начала осматриваться. При этом глаза, обозревая окружающую обстановку, оставались неподвижными, лишь голова поворачивалась из стороны в сторону. Когда взгляд Ремера устремился в ту точку пространства, в которой должен был находиться наблюдающий за всей этой сценой Йон, лицо его замерло. Все еще бесцветные губы искривились в усмешке.

Йон почувствовал одновременно страх и гнев. Он понял, что любой ценой должен помешать Ремеру стать сильнее себя. Он мысленно сделал над собой усилие и включил все свои возможности. Моментально краски стали настолько насыщенными, что вся картина стала походить на компьютерное изображение такой контрастности и четкости, каких не может передать ни один монитор. Фокусируя внимание на всех деталях, окружающих фигуру Ремера, Йон попытался полностью стереть его образ за счет увеличения насыщенности изображения всего остального.