Светлана Зорина - Агентство "Лилит". Сказка об обречённой царевне

Через пару часов меня отключили от "осьминога" и даже позволили принять ванну — под присмотром очень милой темнокожей медсестры Нелли. Тианская медицинская техника и впрямь творила чудеса. После такого ранения постельный режим обычно длится не меньше недели. А я уже через три дня могла передвигаться без посторонней помощи. Один из лучших докторов Федерации Омар Салах, которого пригласил для меня правитель Арсланбада, был также одним из его лучших друзей. Он сказал, что через пару недель интенсивного лечения по его системе я должна восстановиться полностью. Главное — выполнять его предписания и не перенапрягаться

— Надеюсь, ты поняла, что в ближайшее время никакого тайминга? — тоном старшего брата спросил Джонни.

Будь я в состоянии выйти в тайминг, плевала бы я на их запреты. Мысли у меня были только об одном. Где Диана? Что с ней? Люди Салмана Али-Кериба делали всё, что могли, но поиски пока не дали никаких результатов.

Моё появление в Арсланбаде было для меня такой же загадкой, как и для тех, кто стал свидетелями этого события. Хорошо, что произошло это ночью и свидетелей было мало. Они поклялись держать язык за зубами, и мои друзья не сомневались, что эти люди клятву сдержат. Клятвопреступление считалось у маххадов одним из самых тяжких грехов, а эти двое ещё и служили в войске правителя. В ту ночь они патрулировали центр города. Вообще-то в Арсланбаде по ночам спокойно. Патрульные — это уж так, на всякий случай. В данном случае они оказались в нужное время и в нужном месте. Сама бы я до дворца не добралась.

Три дня назад, обходя главную площадь, молодые воины Джамал и Ахмад заметили, что арка между лапами сфинкса светится сильнее обычного, причём каким-то странным светом. Маленький храм в виде сфинкса был историческим памятником. Он содержался в чистоте и освещался как снаружи, так и изнутри. Маххады считали, что ни одно святилище не должно стоять тёмным, даже если там не на что смотреть — как, например, в данном храме. Найденная здесь статуя давно уже была в музее, а рельеф с изображением ложной двери особого интереса не вызывал. Местные его уже сто раз видели, а туристы в Арсланбаде появлялись редко, предпочитая густонаселённую часть Египта с её богатейшими музейными комплексами. Пустынные некрополи туристы тоже посещали, но в маххадских поселениях почти не бывали — возможно, потому что молва сильно преувеличивала воинственность маххадов и странность их обычаев. Короче говоря, внимание патрульных привлёк слишком яркий свет. Они решили проверить, в чём дело, в общем-то не предполагая увидеть ничего из ряда вон выходящего. Думали, молодёжь развлекается или какой-то парочке захотелось устроить свидание прямо под брюхом оцепеневшего чудовища. Последнее, кстати, периодически случалось, и блюстители порядка смотрели бы на это сквозь пальцы, если бы любовники не оставляли в древнем святилище всевозможные детали туалета. До чего же патрульные удивились, когда навстречу им из храма вышел странно одетый старик, показавшийся им таким же древним, как и этот сфинкс (знали бы они, что на самом деле старик был старше), и что-то произнёс на непонятном языке. Впрочем, языка его жестов было достаточно, чтобы понять — он просит их войти в святилище. Сам он тут же скрылся в нём. Когда парни вошли, свет стал таким ярким, что они прищурились и смогли разглядеть только то, что исходит он от стены с нарисованной дверью. Собственно эта дверь и светилась, как будто кто-то открыл её в какой-то странный сияющий мир. Когда же сияние прекратилось, они увидели на полу храма истекающую кровью молодую женщину, то есть меня. Нарисованная дверь ещё какое-то время светилась. Потом погасла, и стена приобрела свой обычный вид. Старика нигде не было.

Итак, в Арсланбаде я оказалась благодаря Аменемхету. А как здесь оказался этот сфинкс? Наземная часть гробницы, которую вскоре должны были водворить туда, где ей и полагалось быть… Видимо, искать ответы на этот и многие другие вопросы следовало именно там — в храме с моей физиономией на фасаде.

Ночью я побывала там в сопровождении Джонни и Самандара. Днём я даже в сад не выходила. Во дворце правителя полно слуг, и чем требовать от всех от них секретности, лучше им вообще не знать о моём присутствии.

Стена с поблекшим изображением двери произвела на меня такое гнетущее впечатление, что я едва не разрыдалась от чувства бессилия. Ложная дверь, которую я не могу сделать настоящей. И ещё неизвестно когда смогу.

Через три дня, когда я помаленьку начала тренироваться — разумеется, под строгим контролем врача, Джонни явился ко мне в убежище с интересной информацией, полученной от Теофила Каллистоса. Похоже, красавец археолог смирился с тем, что потерял Диану. Вскоре после того, как мы с ней покинули Арсланбад, он получил сообщение от главы археологического общества Сонды профессора Джозефа Малиновски. Тот пригласил его в свою исследовательскую группу, занимавшуюся Древним Египтом и в частности периодом Древнего Царства. Сегодня Теофил писал уже из лагеря возле злосчастной исчезающей гробницы. Новым руководителем раскопок был назначен профессор Малиновски. Доктор Сампайя отбыл со своей командой на Ариану. Поговаривали, что его обвиняют в растрате экспедиционных средств, а также в том, что возглавляемая им группа не проявила должного профессионализма. По мнению Фила, Сампайя и его подчинённые пострадали из-за того, что стали свидетелями событий, попавших в категорию "Секретно". Естественно, сочувствия к бывшему руководителю Теофил Каллистос не испытывал. Он писал, что место раскопок перестало быть аномальной зоной. Несколько дней назад, после неожиданной и довольно сильной песчаной бури все увидели пропавшую гробницу на прежнем месте. Больше она не исчезала и не изменялась. Теперь она существовала в одном варианте — в первом. И вот что выяснилось. Погребённую там знатную особу звали не Анхесептамон, а Анхсенпаамон.

— Терри, ты ведь знаешь, что в гробнице с пожилой мумией имя покойной было почти везде стёрто. Оно только в одном месте частично сохранилось, и его прочли как Анхесептамон. Когда гробницу осмотрели повнимательней, оказалось, что неизвестный враг покойной не стёр её имя на втором саркофаге — не успел или просто не нашёл. Анхесенпаамон…

— Да ведь это не иначе как кузина Анхесептамон! — осенило меня. — Царевна называла её уменьшительным именем — Паамон. В той надписи, которую нашли сразу, средние иероглифы были совершенно стёрты. Остались начало и конец имени, и все решили, что это имя — Анхесептамон. Настоящая Анхесептамон не погибла. Мы спасли её…

Заплатив за это цену, которой она не стоила. Её спасли, а Диана исчезла. Она теперь неизвестно где, и думая об этом, я постепенно схожу с ума. Чёрт бы побрал эту Анхесептамон, её кузину Анхесенпаамон, их дядюшку Уаджи и всю их родню до сотого колена. Мне опять захотелось плакать. Я даже в детстве не ревела так часто, как в эти дни. Но я даже в детстве никогда не лила слёзы при ком-то. Не хватало ещё развести сырость при Джонни. Впрочем он знает, когда а плачу, даже если я плачу про себя. Вот как сейчас. Небольшое стенное зеркало отражало моё застывшее бледное лицо, похожее на маску Пьеро. И почти такое же грустно лицо сидящего рядом Арлекина.