Призрак мадам Кроул - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Это, конечно, была пустая болтовня. Сначала она только злила Чарли. Но вскоре недавно пережитые и подавленные муки совести породили в нем страх. В пергаменте таилась опасность, и мало-помалу Чарльз пришел к решению уничтожить документ. Он долго колебался и несколько раз менял решение. Но в конце концов он избавился от того, что в любой момент могло стать причиной его позора и разорения. Поначалу это принесло ему облегчение, но затем нахлынуло новое ужасающее чувство реальной вины.
Однажды ночью он проснулся – или ему казалось, что проснулся – от того, что кровать сильно затряслась. В полутьме Чарльз увидел стоявшие в ногах две фигуры, державшиеся за столбики кровати. Один из них, судя по всему, был его братом Скрупом, а другим, несомненно, – старый сквайр. Младший Марстон понял, что это они разбудили его. Сквайр Тоби что-то говорил, когда Чарли проснулся, и младший сын услышал его последние слова:
– …Изгнанный тобой из собственного дома! Но это долго не продлится. Теперь мы войдем сюда вместе и останемся. Ты был предупрежден заранее, ты знал, что делал! Теперь видел нас своими глазами, и Скруп повесит тебя! Мы повесим тебя вместе! Посмотри на меня, ты, дьявольское отродье!
И старый сквайр, дрожа, повернул к Чарли лицо, израненное выстрелами и окровавленное. И с каждым мгновением все больше и больше становясь похожим на собаку, он начал вытягиваться и взбираться на кровать по изножью. А рядом с ним Марстон-младший видел другую фигуру, нечеткое черное пятно – тень, которая тоже стала залезать на кровать. И в комнате тут же воцарились ужасная суматоха и шум, послышались гомон и смех. Чарльз не мог разобрать слов… Он проснулся с криком и обнаружил, что стоит на полу. Призраки и шум исчезли, но в ушах все еще раздавался грохот и звон осколков. Большая фарфоровая чаша, из которой многочисленные поколения Марстонов принимали крещение, упала с каминной полки и разбилась.
– Мне всю ночь снился мистер Скруп. Я бы не удивился, старина Купер, если бы узнал, что он умер, – сообщил сквайр, спустившись утром в столовую.
– Боже упаси! Он мне тоже снился, сэр: снилось, что он чертыхался и тонул, а в его пальто была прожжена дыра. И старый хозяин – да пребудет с ним бог! – сказал совершенно отчетливо… Я бы поклялся, что это был именно он! Он сказал: «Купер, вставай, ты, проклятый вор! Что вылупился? Помоги мне повесить его – потому что этот глупый пес мне не сын». Я полагаю, это все из-за собаки, застреленной той ночью. Она не выходит у меня из головы. Еще мне показалось, что старый хозяин ударил меня кулаком, и я, проснувшись, вскричал спросонок: «К вашим услугам, сэр!» И потом какое-то время не мог отделаться от ощущения, будто хозяин все еще находится в комнате.
Письма из города, однако, вскоре убедили сквайра в том, что его брат Скруп не только не мертв, но и очень даже активен. Адвокат сообщил Чарли, что старший Марстон откуда-то узнал о дополнительном имущественном документе и намеревается возбудить дело, чтобы отстоять право стать хозяином Гилингдена. В ответ Красавчик Чарли, собрав все свое мужество, написал адвокату храброе опровержение. Но тяжелые предчувствия его не покидали.
Скруп продолжал во всеуслышание угрожать брату обещанием «повесить наконец этого мошенника».
Однако в разгар проклятий и шантажа неожиданно воцарился мир: Скруп умер, так и не успев перед смертью осуществить свои угрозы. Это был один из тех случаев болезни сердца, при которых смерть наступает внезапно, как от пули.
Чарли не скрывал триумфа, и это выглядело шокирующе. Он не был, конечно, совсем уж злым человеком, но освобождение от тайного гнетущего страха вызвало у него бурю ликования. Кроме того, как выяснилось, сквайра ждала еще одна величайшая удача. Всего за день до смерти Скруп уничтожил завещание, в котором все до последнего фартинга доставалось любому незнакомцу, который согласится продолжить судебное преследование против Чарли.
В результате все имущество Марстона-старшего безоговорочно перешло к его брату Чарльзу как к законному наследнику. Теперь у последнего имелись все основания для полного торжества. Но и глубоко укоренившаяся ненависть, плод взаимных обид и оскорблений, полжизни сопровождавшая Чарльза, не покидала его. Так что Красавчик Чарли продолжал таить злобу и выискивать способы отомстить уже умершему брату.
Он бы с радостью запретил хоронить брата в старой часовне Гилингдена, где тому надлежало быть погребенным, но адвокаты сказали, что у Чарльза нет таких прав. К тому же он не мог бы избежать скандала из-за отмены похорон. Ведь туда обязательно явится часть местных джентри[3] и других людей, семьи которых на протяжении многих поколений поддерживали дружеские отношения с Марстонами.
Однако Чарльз предупредил слуг, чтобы никто из них не вздумал прийти на похороны. Сопровождая угрозы ругательствами и проклятиями, он заявил, что любой из прислуги, кто не послушается, по возвращении обнаружит перед носом закрытую дверь.
Не думаю, что кто-то из слуг, за исключением старого Купера, переживал из-за запрета. Дворецкий же был очень раздосадован тем, что старшего сына старого сквайра похоронят в семейной часовне без должного уважения со стороны Гилингден-холла. Он предложил поставить в дубовой гостиной, по крайней мере, немного вина и небольшое угощение на случай, если кто-нибудь из сельских джентльменов, решивших оказать уважение семье, заглянет в дом. Но сквайр только обругал его, приказав заниматься своими делами, а гостям, если таковые появятся, сообщить, что его нет дома и никаких поминок никто здесь не устраивает. То есть, грубо говоря, велел выставить их вон. Купер принялся возражать, и Чарли разозлился еще больше. После бурной сцены он схватил шляпу с тростью и вышел – как раз в тот момент, когда из дома стала видна похоронная процессия, спускавшаяся в долину со стороны гостиницы «Старый ангел».
Том Купер безутешно бродил у ворот дома и считал экипажи. Когда похороны закончились и все начали разъезжаться, он направился обратно к дому. Издалека дворецкий увидел, как к крыльцу подъехала траурная карета, из которой вышли два джентльмена в черных плащах и с крепом
