Елена Клещенко - Файлы Сергея Островски

— Не случалось, спасибо за информацию. Но я не понимаю, Эрвин, зачем вам ходить так далеко?

— Мне? О, я предпочитаю не охотиться там, где живу, — Эрвин сошел с дорожки, вытер порозовевшее лицо. — Путать работу и любовь… нет, у меня есть принципы. К тому же, понимаете, это не лучший способ строить отношения в группе, когда женщина — босс.

Йозеф, все это время молчавший, усмехнулся. Или показалось?

— Я имел в виду, неужели в вашем корпусе нет таких заведений? — невинным тоном спросил Сергей.

— Представьте себе, нет. — Эрвин тяжело вздохнул, примерился взглядом к скамье для жима лежа. — Это же не от щедрот проекта, это частная инициатива. Наши девочки развлекаются в Сети. Они у нас забавницы, одна, например, послала директору отдела по связям с общественностью свою фотографию топлесс — не слышали эту историю? У-у, это было здорово. Но по мне, в реале интересней… А вы куда ходите по вечерам?

— Я занимаюсь мундерингом, — честно сказал Сергей: правда ничем ему не грозила. — Лунным скалолазанием. Неплохое хобби, лучше земного болдеринга. И девушкам нравится.

— О, вот как? Должно быть, очень увлекательно, — Эрвин лег на скамью, взялся за гриф штанги, страдальчески заломив брови.

— Очень, — ответил Сергей и направился к своей штанге. Солидной мышечной массой он и на Земле похвастаться не мог, и здесь программа-тренер постоянно начисляла ему добавочные нагрузки.

…Хорошо, а если создать ситуацию, когда у Умника не будет возможности притвориться глупым? Или что-то, что перевесит необходимость притворяться. Что-нибудь связанное с опасностью для жизни… Метеоритная тревога, ага, прекрасная идея. Помимо того, что подобное следственное мероприятие едва ли можно назвать незаметным, все двести сотрудников отреагируют одинаково: побегут к аварийным выходам, к лифтам в подземные этажи. Умник, возможно, не побежит, а пойдет, зато по оптимальному маршруту? Но маршруты, рекомендованные на занятиях по технике безопасности, — наверняка и есть оптимальные, их придумывали не гении, зато потрудились как следует… Нет, нужно что-то принципиально иное.

Картер закрыл отчет детектива, неодобрительно покрутил головой и направился в его кабинет.

Островски развязал узел на затылке, пряди волос свисали ему на щеки. Перед ним на столе были разложены рядами блокнотные листки, исчерканные распечатки плана Сэнгера. Сергей отодвинул бумажки, спутав ряды, и уставился на тач-скрин. Поставил пальцем несколько точек, соединил их ломаной линией. Стер линию, переставил точки. Подумал и начал обводить точки кружками. На появление начальства Островски не отреагировал.

— Принести тебе зубочисток?

— М-м?

— Я видел фильм, где русский шпион у нацистов выкладывает фигуры из зубочисток. Это помогало ему думать.

— Из спичек, — рассеянно произнес Сергей.

— Что?

— Спички это были, сэр. Деревянные палочки с горючей смесью на кончике. Вместо зажигалок. Производили их в огромных количествах. У каждого мужчины была в кармане коробка спичек.

— Откуда ты все знаешь, Островски, — проворчал шеф. — И как они загорались, если зажигалок не было? Сами по себе?

— Не сами. Ими чиркали, вот так, — Сергей ударил сложенными пальцами правой руки по ладони левой. — Это трение…

Он замолчал, уставившись на Картера неподвижным диким взглядом. Затем повторил шепотом: «Это трение», стер точки с экрана и расставил их заново.

— Я начинаю жалеть, что поручил тебе это дело, — задумчиво произнес шеф. — Задачки для вундеркиндов разрушают твой мозг. И говоря откровенно, мне не кажется, что от этого будет прок.

Островски взглянул на шефа так, как будто увидел его впервые, и медленно улыбнулся.

— Дайте мне еще сутки, сэр. Послезавтра я назову вам Умника. Степени свободы, вот что мне нужно.

— Ну ты и наглец, — тон Картера был скорее удивленным, чем возмущенным. — Как будто я ограничиваю твою чертову свободу. Но имей в виду: два дня, не больше.

Ответа не последовало, если не считать невнятного звука, похожего на «угу». Картер махнул рукой и вышел.

Назавтра вместо тренировок они сажали деревья. Гениальная идея психологов: сотрудникам базы якобы необходимо контактировать с земной флорой хотя бы раз в две недели, во избежание депривации, депрессии и кто их знает чего еще. Уму непостижимо: как без этого обходятся жители земных мегаполисов, которые контактируют с образчиками флоры, только заказывая салат к бифштексу?

Смесь реголита и органического субстрата, о происхождении которого лучше не думать, имитировала земную почву. По мнению Сергея, слишком хорошо имитировала. Она была грязной, если называть вещи своими именами. Счастье, что психологи не заставляют развозить эту субстанцию вручную, в тачках, ради еще более тесного контакта с землей. Новый участок почвенного слоя создали машины, саженцы лунного тополя привез транспортер-автомат, другой автомат сделал ровные ряды ямок. Майклу Коэну и Йозефу Радлу (Эрвин предъявил психологам медицинское заключение о растяжении спинных мышц) досталась несложная задача: один держит саженец, опустив корни в ямку, другой с помощью лопаты засыпает в нее грунт.

Тополь. Кора на стволиках сероватая и прохладная. Веточки как тонкие пальцы с опухшими суставами, острые коготки почек, облитые коричневым клеем… Хотелось сорвать одну, ощутить клей на пальцах, вдохнуть запах. Наверное, это было можно — и разве не для этого психологи все затевали? — но рука почему-то не поднималась. Все равно что оторвать «на память» кусочек пленки от солнечной батареи.

Шагах в двадцати черный земляной ковер истончался, уходил вниз, будто прибрежный песок к воде. Дальше начинался лунный пейзаж. Впрочем, лишившись резких лунных теней, реголит и камни смотрелись удивительно заурядно, совсем по-земному. Вроде шахтных отвалов.

— Все это совершенно неверно, — сказал Йозеф. — Опустите пониже… да, так, спасибо. Все это неверно, я говорю. Чем старательнее мы строим вокруг себя декорации, тем сильнее будет шок, когда иллюзия прекратится.

— А она прекратится?

— Она обрывается каждую минуту. Посмотрите на небо.

Небо, коричневато-золотистое, равномерно светящееся, с «востока» уже наливалось фиолетовым. Фотоэлементы Купола во время лунных дней накапливали солнечную энергию, а отдавали ее в режиме земных суток — восемь часов света, четырнадцать часов темноты и по часу на «сумерки». Избыток расходовался на обеспечение фотосинтеза.

Свет как на Земле сквозь густое марево — мягкий, ровный, бестеневой и чем-то страшный. Будто находишься внутри средневековой картины, и вот-вот из-за скалы вылезет дракон святого Георгия.