Дэн Симмонс - Пятое сердце
Вернее сказать, он был один, пока без нескольких минут двенадцать к нему не подошла хорошо одетая женщина лет сорока с небольшим. У нее были золотисто-каштановые волосы, волевой подбородок, высокие скулы и лиловые глаза. И она спросила:
– Вы, случайно, не писатель Генри Джеймс?
Джеймс заморгал (в Америке его, как правило, не узнавали) и ответил:
– Да, это я.
Он уже собирался приподнять шляпу, когда женщина вытащила из сумочки уродливый револьвер и направила его Джеймсу в живот.
– Достаньте ключ, – сказала она. – Откройте обе двери. И отвезите меня наверх.
Джеймс торопливо выполнил ее требования, правда чуть не уронил ключ, отпирая шахту, и не сразу справился со второй дверью. Женщина практически втолкнула его в кабину и вошла следом, не опуская пистолета.
– Отвезите меня наверх, – сказала она. – Быстро!
Джеймс рывком отвел рычаг так далеко влево, что кабина взмыла ракетой. Он потянул вправо, и она почти остановилась в сорока футах над полом.
Женщина решительно отодвинула Джеймса, дернула рычаг влево, и кабина вновь понеслась вверх.
* * *Лукан Адлер, чей профиль напоминал орлиный даже больше, чем у его прославленного отца, стоял за прожектором, так что стальной обод стойки служил упором для маузеровской винтовки. Сбоку Лукана загораживали перила, и Холмс сомневался, что люди Драммонда смогут в него попасть – если они вообще заметили движение на краю галереи.
Лукан закончил подстраивать оптический прицел, убрал отвертки в карман рубашки (пиджака на нем не было) и теперь, по-прежнему держа винтовку нацеленной в президента, с улыбкой смотрел на приближающегося Холмса.
Когда между ними оставалось примерно двадцать пять больших шагов, Лукан направил дуло на Холмса и сказал:
– Стой.
Холмс остановился.
– Я могу выпустить три пули меньше чем за две секунды, – сказал Лукан.
Холмса поразил его резкий металлический голос, ничуть не похожий на материнский. Может быть, скорее на отцовский. Холмс не мог сказать наверняка.
– Две – жирному президенту в грудь и одну тебе в живот раньше, чем ты пробежишь пять футов, – добавил Лукан. – Если сделаешь движение рукой к карману или к пиджаку, я сначала убью тебя и выпущу две или три пули в президента еще до того, как кто-нибудь поднимет голову на звук первого выстрела.
Холмс знал, что это не пустая угроза, поэтому стоял не шевелясь.
Президент еще не начал речь, но вступление генерального директора Дэвиса уже близилось к концу. Холмс знал (и знал, что знает Лукан): после речи Дэвиса и до того, как толстяк-президент займет ораторское место, оркестр будет целых полторы минуты играть «Да здравствует Колумбия», чтобы толпа успела выразить свои чувства криками и овациями.
За этим шумом никто не услышит выстрела. Возможно, даже снайперы Драммонда.
Холмс глянул на стальной трос, идущий от столбика ограды к маяку на озере тремя сотнями футов ниже. Он догадывался, что Лукан закрепит там какое-нибудь устройство, но сейчас невольно восхитился красотою решения: обычный шкив с приваренным незамкнутым квадратом, чтобы не соскакивал с троса, а под ним – велосипедный руль с резиновыми ручками.
– Изящно, – сказал Холмс, кивая на устройство. Он не сомневался, что у бетонного островка, на котором стоит маяк, ждет быстроходный катер. – Однако полиция и секретная служба уже знают про «Зефир».
Лукан Адлер пожал плечами и усмехнулся:
– «Зефир» изначально был отвлекающим маневром.
Дэвис представил президента, оркестр и хор начали «Да здравствует Колумбия», и президент вышел на возвышение. Холмс не обернулся через правое плечо, чтобы на него взглянуть.
Лукан поднял винтовку выше, целясь Холмсу в грудь.
– Одной только левой рукой, – он повысил голос ровно настолько, чтобы его можно было расслышать за шумом, – сними пиджак, жилет и рубашку. Быстро! Если не снимешь все за тридцать секунд, выстрелю.
Холмс принялся левой рукой неловко расстегивать пуговицы и запонки. Однако тридцать секунд – треть времени, отведенного на музыку, крики и овации, – еще не прошли, а он уже стоял голый по пояс.
Лукан по-прежнему глядел в прицел:
– Два выходных отверстия. Неплохая кучность для такого расстояния. А теперь повернись. Быстро!
Холмс повернулся лицом к прожектору, под которым прятался последние шесть часов.
– О, третье входное отверстие довольно гадкое, мистер Холмс, – прошипел Лукан. – Пуля все еще внутри? Нет, вряд ли. Какой-нибудь тибетский пастух выковырял ее ржавой ложкой? Воображаю, как это было больно! Повернись и смотри на меня! Живо!
Холмс повернулся к юноше – практически мальчишке, но с черными глазами кобры. Сыщик стоял, уронив руки. Солнце приятно согревало голые плечи.
– Разумнее сперва убить тебя, а затем уже Кливленда, – продолжал Лукан, упиваясь своей властью. – Однако забавнее, наверное, оставить тебе вторую пулю, чтобы ты перед смертью видел, как я убью президента. Как по-вашему, мистер Сыщик?
Холмс молчал. У него за спиной открылась дверь лифта.
* * *Генри Джеймс пытался остаться в кабине, но женщина – она была сильнее и выше – выволокла его за руку и потащила по галерее.
Там был Шерлок Холмс. Он стоял спиной, и в ярком солнечном свете шрамы белели лунными кратерами. Лукан Адлер повел дулом винтовки в сторону Джеймса и женщины.
– Ба, миссис Бакстер! – воскликнул Лукан со смешком. – Встань рядом с папенькой и направь свой чертов «бульдог» вниз.
Ирэн Адлер обошла Холмса, чтобы тот ее видел, навела револьвер на него и сказала:
– Не хочу вниз. Хочу – ему в сердце.
Лукан рассмеялся; звук был – словно сталь рвет сталь. Перекрывая голосом музыку и гвалт внизу, он сказал:
– А вы – мистер Генри Джеймс, которого Холмс таскает за собой весь месяц, как ручного барашка на веревке. Что ж, мистер Джеймс, знайте, что вас я оставлю в живых. Мне нравятся ваши книги. Читать их – мучение, а я люблю боль. Пишите дальше.
Музыка умолкла. Толпа разразилась приветственными возгласами и затихла.
Президент начал речь. Позже газеты писали, что его звучный голос разносился по всей Выставке. Однако с такого расстояния его слова казались мышиным писком. Волны оваций перемежали их, как грохот прибоя.
– Сперва цель. – Лукан положил винтовку на опору прожектора и начал наводить прицел.
Холмс знал, что грудь и живот Кливленда сейчас заполнили весь окуляр.
– Нет, сперва Холмс! – Ирэн Адлер прицелилась Холмсу в грудь с расстояния всего семь или восемь футов и взвела курок.
Никогда еще Джеймс не действовал так быстро. Он прыгнул к Ирэн, поймал ее руку с револьвером и направил вниз, хотя в тот миг уже понимал запоздало, что она перевела дуло с Холмса на своего сына.
Выстрел оглушил Джеймса.
Пуля, которая предназначалась Лукану в грудь, попала ему в правую ногу. Юноша потерял равновесие и рухнул на бетон, но тут же перекатился, словно дикий кот, и вскочил на одно колено, держа винтовку у плеча.
Холмс бросился к Лукану еще до выстрела Ирэн, однако расстояние было слишком велико.
Чертыхаясь от боли в колене, но все равно твердо держа винтовку, Лукан прицелился и выстрелил.
Пуля просвистела у правого уха Джеймса. Ирэн Адлер вскрикнула и упала ничком. Джеймсу хватило присутствия духа поискать глазами револьвер, но «бульдог», видимо, оказался под ее телом.
Раненый, чертыхающийся Лукан развернул винтовку к Холмсу, однако тот был уже рядом и ударом ноги отшвырнул ее прочь. Тяжелый маузер с грохотом покатился по бетону.
Лукан успел пригнуться. Он выбросил вперед кулак: между пальцами блеснуло широкое смертоносное лезвие. Правый рукав был порван, и Джеймс видел изящный механизм, выдвинувший нож. Лукан ударил Холмса в голый живот, и, хотя сыщик изогнулся дугой, из-под ножа брызнула кровь.
Лукан Адлер крутанулся, перемахнул через ограду, схватил велосипедный руль, одним взмахом лезвия рассек веревку, которая фиксировала устройство, и заскользил по тросу.
Шерлок Холмс, не медля ни секунды, вскочил на ограду – брызги крови все еще летели из раны – и прыгнул в двухсотфутовую пропасть.
10
Невидимая стотысячная толпа взревела, словно восхищаясь самоубийством Шерлока Холмса. Подбегая к южной ограде за прожектором, Генри Джеймс краем глаза увидел, как над Павильоном сельского хозяйства и другими Большими зданиями заплескали флаги, как упало покрывало со статуи Республики в центре лагуны и забили фонтаны. Какой-то частью мозга писатель понимал, что президент благополучно закончил речь и нажал золотой телеграфный ключ на бархатной подушке.
Позже Джеймс сообразил, что настоящий джентльмен первым делом проверил бы, что́ с миссис Ирэн Адлер Лорн Бакстер, и, если возможно, оказал бы ей помощь. Однако в тот миг Генри Джеймсу было глубоко плевать, что с Лукановой матерью.
Он добежал до перил на юго-восточном краю площадки и ахнул.