Сергей ГОРОДНИКОВ - ЧУЖОЙ ПРЕЗИДЕНТ

– Кто она? – ему удалось задать вопрос почти беспечно.

Набоков постарался ответить весело, но у него не получилось.

– Жена президента. Не страны, разумеется. Фирмы.

– Она не выглядит счастливой, – заметил Борис. – В отличие от остальных, – рукой с рюмкой он обвёл нечто, долженствующее означать присутствующих на вечеринке.

Набоков не поддержал тему, будто обрадовался шагам и появлению на кухне высокого, розовощёкого здоровяка. Здоровяк подхватил одну из открытых бутылок с белым французским вином, глянув на пёструю этикетку, крупными пальцами-колбасками схватил за горлышки ещё две.

– Ей нравится, – объяснил он почему-то Борису. Затем повернул голову к Набокову. – Заметил? Женьки нет. – И опять пояснил Борису. – Наш главный программист объекта «А». За охрану отвечает. Мне б его заработки, а любит нажраться в нахалягу.

Свободной рукой здоровяк взял бутерброд с красной зернистой икрой, запихнул весь в рот и быстро вышел.

Набоков поморщился, вылил из своей рюмки в рот что-то коричневое и налил себе и Борису виски, взял его под руку.

– Пошли, представлю, – сказал он. – Это она решила позвать тебя.

Он пожал плечами, так показал отношение к капризу женщины, которой не мог отказать, и Борис пропустил его вперёд себя.

Нашли её наверху, в другой гостиной, небольшой и уютной, где под одинокую игру трубы топтались притихшие пары. Только матовый розовый шар с середины пола освещал танцующих, разбрасывал их тени, которые двигались по картинам, по стёклам распахнутых окон, по кожаным дивану и креслам, по телевизору с видеозаписью известного трубача, просто по стенам. Она сидела в кресле в дальнем затемнённом углу, рассеяно выслушивала, что ей говорил сидящий на ковре поклонник с бородкой, который напоминал подгулявшего столичного аспиранта. Увидав Бориса, тут же перевела взор на поклонника в ногах, что-то ему ответила.

– Тебя Оксана ищет, – подходя к креслу, хмуро бросил Набоков сидящему на ковре сопернику.

Тот не пошевелился, однако примолк.

– Пусть сидит, – возразила женщина.

– Первая леди нашего королевства, – сказал Набоков Борису. – Как все королевы, она заколдована. Но это не заразно.

– Прекрати, – попросила она. – Ты пьян.

– А это… – Набоков посмотрел на Бориса, удивился, что не знает, кто он собственно такой.

– Странствующий рыцарь, – неотрывно глядя в синие, бездонные глаза женщины, произнёс Борис. – Да… Рыцарь, который странствует и странствует, и не знает зачем, – повторил он, смиряя волнение.

Улыбка тронула её сухие губы, но глаза оставались серьёзными, изучающими. Она протянула ладонь, позволила ему задержать в своей.

– Я Рита, – сказала она. Вдруг предложила, вставая. – Давайте, потанцуем.

Борис опустил рюмку на журнальный столик, под хмурым взглядом Набокова повёл её к светящему шару, у которого было свободнее.

– Как же мне обращаться к странствующему рыцарю? – слегка отстранилась Рита, когда он наклонился, коснулся носом и губами золотистых, с запахом фиалок волос.

– Борис, – мягким шёпотом вспомнил он своё имя. – Конечно, Борис. Так назвала мать.

– Борис и Глеб… Первые русские святые. Вы верите в магию имён? Вы должны нести часть их святости.

– Тогда в вас скрываются ветреность и ум, скажем… Маргариты Валуа.

Он улыбнулся смелости такого предположения, но улыбка застыла, когда заметил в вырезе платья у высокой груди золотой крестик изумительной, старой работы, несущей отпечаток индивидуальности мастера. В крестик были вправлены четыре красных рубина и голубой алмаз в самом центре.

Рита перехватила его взгляд.

– Пятнадцатый век, – серьёзно сказала она. – Он заговоренный. Все женщины, носившие его, влюблялись в тех, кто им его надевал. – Затем спросила. – По глазам вижу, не верите... Говорите же! Я слушаю.

Он выговорил тихо, почти шепотом.

– Искренность чувств нельзя приобрести… подарком.

– Вот как? – не удивилась она. – А вы знаете, чем?..

Она ждала ответа. Не дождалась и высвободилась из его рук. Пальцами приподняла крестик, словно после его замечания хотела разглядеть внимательнее. Приглушённый свет отразился на нём, блеснул в глаза Борису и пропал. Следом за Ритой он вернулся в угол, к Набокову, который раскинулся в кресле, в котором прежде сидела она, наблюдал за ними, вдыхая из рюмки запах коньяка. Набоков поднялся, уступил место, однако Рита осталась стоять, будто засмотрелась в окно, на залитый лунным сиянием сад.

– О чём так интересно разговаривали? – кисло полюбопытствовал Набоков.

– Что Александр Сергеевич должен писать стихи, – ответил ему Борис. – А Набоков, непременно романы.

– А-а, – Набоков невесело усмехнулся. – Если б знали, как звать мою бабку?.. Мать решила, я буду артистом или кем-то в этом роде. Считала, имя обяжет развивать способности и вкус. Впрочем… Похвастаюсь своей коллекцией, – объявил он Борису, ставя рюмку на подоконник.

Уверенный, что тот пошёл за ним, Набоков направился к выходу из гостиной. Минуя помещения с участниками вечеринки, они прошли к торцевой комнате второго этажа, единственной, которая была запертой. Подобрав код, Набоков открыл прочную дверь, молча ввёл Бориса в свой кабинет. Окна были плотно зашторены, и в темноте Борис двигался следом на слух: мягкий ковёр поглощал звуки шагов, но писк нажимаемых кнопок дистанционного управления, которыми отключалась блокировка и особая сигнализация, помогал ему не отставать не на шаг от хозяина особняка. Угадываемые очертания шкафа с книгами бесшумно сдвинулись влево, и дохнуло сухой прохладой. Несколько шагов узким проходом, и они оказались на винтовой, круто уводящей вниз лестнице. Проход за спиной Бориса почти беззвучно отсекло опущенное компьютером перекрытие, и сверху разлилось мягкое рассеянное освещение.

– Есть лифт, – сообщил Набоков. – Нам он не нужен.

При спуске по тайной винтовой лестнице терялось представление, куда же она их ведёт. Можно было лишь догадываться, – под землю. Внизу спуска бесшумно открылась очередная бронированная дверь, и за ней они очутились в просторном помещении, где уплотнялся и усиливался свет, очень похожий на дневной.

Набоков прервал затянувшееся молчание, пояснил:

– Новейшая компьютерная охрана. И держи себе картины, антиквариат прямо под особняком! Надёжней швейцарского банка. При желании, можно хранить любые суммы ценных бумаг.

– Даже не совсем законные деньги?

Набоков приостановился под сводом, странно оглядел малознакомого гостя с головы до ног.

– У меня здесь только подлинники. Что? Взглянем на Ван-Гога?