Роман Буревой - Олимпиец

Верджи облокотилась на балюстраду и несколько минут любовалась Городом.

– Говорят, на подлинном форуме одни лишь обломки, – сказал Верджи. – Не боишься, что Новый Рим через годы превратится в уродливое кладбище прежней мощи?

– Не исключено. Но очень бы не хотелось до этого дожить, – Корвин хотел превратить ее слова в шутку, но не сумел.

Странно, но в последние три дня он испытывал смутное беспокойство – предчувствие беды не отпускало его и с каждым часом все усиливалось.

В этот миг внизу вспыхнула подсветка, одела призрачным голубым плетением колонны и скульптуры, высветила портики базилик и храмов.

Верджи наклонилась еще ниже, будто хотела соскользнуть, слететь вниз, на озаренный голубыми огнями форум. Корвин невольно ухватил ее за руку.

– У нас в усадьбе была высокая башня. Я любила забираться и смотреть на окрестные поля внизу. Ровные квадраты, всегда распаханные в шахматном порядке.

«Почему не параллельно?» – спрашивала я. «В этом есть смысл, надо предотвратить эрозию почвы», – мне говорили. Но мне всегда хотелось, чтобы поля были расчерчены параллельно. По единому замыслу… Опять смысл… Вот дурацкое слово! Всегда ли в наших поступках есть смысл? Или мы просто не знаем причин? В чем причина, что одни любят Рим, а другие бредят Наполеоном? Ведь все мы родом с Земли. Ты видел Новый Париж с высоты?

– Да, конечно. Но только не я, а мой дед-дипломат. Однако я помню…

– Неважно, – перебила его Верджи, она все время его перебивала. – Мы… то есть колесничие построили Эйфелеву башню в два раза выше, чем на Старой Земле. Новый Париж грандиозен. Ваш Рим… то есть Новый Рим кажется после Парижа провинциальным. На Лации слишком точно следуют принятой реконструкции. Как будто, возродив форум или Больший цирк, вы на самом деле превратитесь в римлян.

– Ну… и что ты хочешь мне сказать? – спросил Корвин с улыбкой.

– Я же говорю. Ты не слушаешь?

– Это – вступление. Ты попросила сюда подняться, чтобы поговорить о важном. Тайна, которую нельзя поведать дома, – Марк улыбнулся. Верджи обожала действовать ничего не объясняя, просто вела за собой. А потом могла огорошить каким-нибудь сомнительным сюрпризом. Она все время делала ему подарки, сюрпризы, целая кладовка в их доме была завалена ненужными вещами.

– Там, среди приглашенных, посол Колесницы Фаэтона! – В голосе Верджи послышалась тревога. Нет, не тревога – страх.

– Ну конечно! Послы других систем всегда присутствуют на этом приеме. Извини, забыл предупредить.

– Я встречалась с ним два дня назад.

– Что?! – Корвин невольно стиснул ее запястье. – Зачем?

– Он сам попросил о встрече. Мы виделись на представлении в Большом цирке. Он сказал… – Верджи набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула: – Он предложил мне подать прошение на имя императора Колесницы. Написать просьбу о помиловании и просить разрешения вернуться.

– Граф Гарве просил тебя вернуться?

– Нет! Он как раз не просил, а говорил так, будто я его об этом умоляла, а он, так и быть, снизошел к моей просьбе. Представляешь какой бред! И зачем мне это нужно?! А? – Она задрожала – то ли от холода, то ли от клокотавшей внутри ярости.

– Ни за чем! – Корвин обнял ее за плечи. – Вопрос – что нужно ему.

– Меня приговорили к смерти на Колеснице за измену. А теперь посол обещает помилование и смягченный приговор. Десять лет каторги! Представляешь какая милость! Я чуть не прослезилась от умиления! – Верджи ненатурально расхохоталась. Смех вперемешку с дрожью.

Корвин даже не улыбнулся. Напротив, на лице его появилось сосредоточенное выражение, как будто он к чему-то прислушивался. К голосу, слышному только ему. Наконец Марк слегка кивнул, будто соглашался с невидимым собеседником, и спросил:

– Что еще сказал посол?

– Дословно? – Верджи задрала подбородок и произнесла, передразнивая манеру посла Колесницы Фаэтона: – «Так будет лучше для вас!» Что это значит? Они мне угрожают?

– Пустое. Колесница не может достать ни тебя, ни меня на Лации, разве что прикажет меня убить, а киллером назначит тебя. Надеюсь, ты не собираешься этого делать? Или собираешься? – Марк театрально нахмурил брови.

– Марк! Марк! Что ты такое говоришь! – Она обняла его, но почти сразу отстранилась. – Я их ненавижу! Ты даже не представляешь, как умеют колесничие шантажировать, как обожают приказывать, как любят давить на тех, кто слаб, чтобы вконец унизить и заставить… Она вытянула руку и сжала кулак так, что костяшки пальцев побелели. Похоже, ей было совсем не до шуток.

– Я двенадцать лет провел на Колеснице, – напомнил Марк. – Посол еще что-нибудь сказал?

– Ничего.

– Вот как?

– Ну, я в лицо ему выпалила, что он идиот! Ты не представляешь, с каким удовольствием я это сделала!

Корвин на минуту задумался.

– Гарве совсем не идиот, Верджи. И этот разговор затеян не просто так. Ты должна подойти к послу здесь, на празднике…

– Ни за что!

– Ты должна подойти к послу, – мягко повторил Корвин, – и сказать: «Я согласна подать прошение. Но как долго будут его рассматривать? Я бы хотела прежде родить ребенка для моего мужа и после этого вернуться на Колесницу».

– Марк! Зачем это? Я же не собираюсь возвращаться. Десять лет каторги вместо любимого мужа и жизни на прекрасной планете… Или ты решил меня выдать? Ну, тогда я тебя точно убью! – Угроза в ее голосе прозвучала совсем нешуточная. Она с силой стиснула ему руку.

– Верджи, прекрати! Как ты не понимаешь: мне нужно знать, что он ответит.

– А… – задумчиво протянула Верджи и хитро прищурилась. – А потом я могу сказать ему какую-нибудь гадость?

– Лучше этого не делать.

– Но я все равно скажу.

– Говорят, на Неронии пиршества бывают совершенно безумные, – вздохнула Белка, осматривая длинный стол.

Белый с золотом фарфор, хрусталь и серебряная посуда. Роскошь, но роскошь отнюдь не чрезмерная, скорее сдержанная. Белка была даже чуточку разочарована, если честно.

– Безумства оставим колониям – пусть они пытаются обрести новое, ибо не помнят прошлого, – Сулла коснулся руки своей спутницы. – Лаций же ищет наслаждения в многократных повторениях, когда каждый следующий пир похож на предыдущий, но непременно чуть-чуть отличается. Наслаждение в повторении однажды найденного совершенства. Все дело в нюансах. Выпячивать богатство аристократам ни к чему. Нам достаточно сознания, что мы повелеваем мирами.

– Я была на пирушке коллегии историков два месяца назад. Там стол был не меньшей длины. И посуда почти такая же, как здесь, – фарфор с золотом и серебряные приборы… – Белка сделала паузу. – И их речи походили на твои.