Князья Ада - Барбара Хэмбли
– О, вы даже не представляете как! – негромко усмехнулся Демпси. – Конечно, я американец, сэр, и остальные вечно подтрунивают над тем, какой я весь расфуфыренный…
Впрочем, назвать Демпси расфуфыренным у Эшера не повернулся бы язык – его сюртук выглядел довольно старым, а покрой штанов не отвечал последней моде, однако весь его образ отличался лоском, свойственным многим американцам. Его лицо, несмотря на болезненную бледность, было чисто выбрито, сорочка – свежая, а галстук аккуратно завязан классическим узлом.
– Значит, Рик настолько привередлив в одежде?
– Не так привередлив, как Ганс Эрлих. – Демпси насмешливо оскалился. – Эти двое – Рик с Гансом – могут долго судачить о том, какой оттенок галстука лучше подойдёт к тем или иным носкам, точно как подружки моей мамаши. Впрочем, это не значит, что они какие-нибудь там…
Эшер поднял руку, давая понять, что ни о чём подобном и не думал. Вместо этого он забрал из свёртка красно-синий шёлковый галстук – при дневном свете стало ясно, что этот узор категорически не сочетается с приглушёнными сиреневыми и зелёными оттенками твидового костюма, в который Рик был одет прошлым вечером.
– Вчера на Рике был именно этот галстук?
– Нет, – ответил Демпси, приглядевшись повнимательнее. – Вчера на нём был галстук в горошек, а не в полоску. В темноте, конечно, особо не разберёшь, но, кажется, тот был зелёный с серым.
– Я так и думал, – откликнулся Эшер и, свернув галстук, спрятал его в карман.
Глава четвёртая
– Двадцать четыре часа? – недовольный голос профессора Карлебаха походил на рычание престарелого льва, одолеваемого мухами. – К чему такие задержки? Эти существа множатся, Джейми! С каждой ночью, потраченной напрасно, всё больше жизней оказываются под угрозой!
От соседнего столика долетел весёлый смех – австрийский посол болтал о чём-то с двумя помощниками. Он говорил по-французски с резким венским акцентом.
Покосившись на них, Карлебах продолжил:
– А ещё растёт риск, что эти твари – эти Иные – привлекут внимание кого-то из тех, в чьих руках здешняя власть, – профессор потряс свежими выпусками «Журнала восточной медицины» и «Физиологических исследований», вытащенными из набитых карманов кирпично-рыжего старомодного лапсердака. – Доктор Борен из Берлина и тот кретин Леметр из Сорбонны уже вовсю пишут доклады, в которых клеймят эту Бауэр как обманщицу, но ты же сам понимаешь, что рано или поздно кто-нибудь в Военном министерстве задумается, нельзя ли извлечь какую-нибудь пользу из её наработок. Мы ведь сможем добраться до нужной деревни к вечеру, если поедем на автомобиле?
– Сможем. При условии, что у нас не возникнет никаких проблем. – Эшер поудобнее устроился на стуле, дожидаясь, пока официант-китаец в белом фраке расставит на столе тарелки с зелёным черепашьим супом и морским языком в томатном соусе. Обеденный зал гостиницы «Вэгонс-Литс» заслуженно славился в Посольском квартале своей превосходной кухней, и Эшер заранее озаботился тем, чтобы занять столик в самом укромном уголке этого роскошного ресторана.
– Вы когда-нибудь ездили на автомобиле, сэр? – спросил Джеймс. – Шины у них резиновые, и по хорошей щебёночной трассе можно проехать миль двадцать-тридцать прежде, чем какая-нибудь из них лопнет. А здесь? – указал он глазами за окно. – Дальше Мэньтуоко нормальной дороги нет. Чтобы добраться оттуда до Миньляня, придётся пересаживаться на лошадей – или, что вероятнее, на ослов. А если учесть, что горы кишат бандитами – не говоря уже о гоминьданских ополченцах, – я бы, честно говоря, предпочёл подождать, пока нам не выдадут вооружённый эскорт.
– Я ничуть не умаляю твоего огромного опыта, Джейми, – недовольно проворчал старик, – однако каждый раз, когда я думаю о том, сколько народу окажется в опасности…
– Если уж кто-нибудь неизбежно окажется в опасности, сэр, – подала голос Лидия, – то я бы предпочла, чтобы это были не вы и не Джейми, – она сжала запястье супруга.
Таким образом, после обеда и до самого вечера Эшер водил своих спутников по Посольскому кварталу, устроив нечто вроде экскурсии и позволяя им вдоволь полюбоваться на причудливую смесь из современной европейской архитектуры и древних ворот, построенных задолго до Восстания. Строевые плацы, казармы и солдаты в униформе войск большинства стран Европы служили напоминанием о том, что обитатели квартала – всего лишь гости на этой древней земле, причём гости незваные.
– Половину этой территории занимали обычные китайские кварталы – до того, как ихэтуани сровняли их с землёй, – рассказывал Эшер, когда они остановились возле нелепой готической махины французского почтового отделения. – Лабиринты хутунов – тех самых узеньких переулков, окружённых стенами, – и сыхэюаней, домов с атриумами…
– Вроде тех, через которые мы утром шли в посольство? – уточнила Лидия.
– Большая часть Пекина из них и состоит. Иногда у дома один внутренний дворик, иногда – два или три, порой – пять, а то и десять, и все соединяются друг с другом. Иной раз и не поймёшь, где заканчивается один и начинается другой… А то, что не уничтожили ихэтуани, сожгли разъярённые местные или проходившие здесь войска экспедиционного корпуса.
Карлебах слушал, кивал и что-то ворчал, но в конце концов заявил, что они не для того приехали в Китай, чтобы изображать Шерлоков Холмсов. И когда троица добралась до конца Посольской улицы и оказалась возле ворот, выходящих на пологую земляную насыпь, тянущуюся вдоль стен квартала, профессор хмуро поинтересовался:
– То есть он сейчас может быть где угодно, этот твой вампир, да?
Карлебах окинул взглядом море выгнутых черепичных крыш и ряды разноцветных лавочек на противоположном краю улицы Хадамень, по которой сновали рикши, брели навьюченные ослы и караваны крепких лохматых двугорбых верблюдов, спешили по своим делам безликие толпы китайцев в голубых одеждах.
– Именно так. – Эшер почувствовал, как напряглась стоящая рядом Лидия. Она уже перестала злиться на Исидро из-за смерти их спутника – тогда, три года назад, в Константинополе – и вполне охотно поддерживала разговор, когда речь заходила о вампире, но, как заметил Джеймс, никогда не упоминала его первой.
Лишь изредка – во сне.
Как это всегда бывает на любом открытом пространстве в Пекине, часть насыпи – от самых ворот и до забора площадки для поло – заняли многочисленные продавцы маньтоу и птиц в клетках, тряпичной обуви и гороскопов, жареных скорпионов и игрушек из бумаги, а рядом с ними пристраивались бродячие акробаты и сказители, жонглёры и продавцы газет, и целая вереница рикш со своими повозками, которые, как обычно, громко зазывали прохожих «доехать до любой точки республики за двадцать центов». В гуще китайской толпы пахло совсем не так, как посреди толпы английской; в прошлый свой визит, впервые оказавшись в Китае, Эшер словно прибыл не на
