День саранчи - Никита Велиханов
Общее порученце давало достаточно пищи для размышлений, но обсуждать его большого смысла не имело. Слишком разным был у них подход к событиям, из ряда вон выходящим. Семашко полагал, что явление необходимо сперва изучить. Сивцов предпочитал сразу загнать событие в тот ряд, откуда оно вышло, а потом уже разбираться. Точек соприкосновения и здесь не находилось.
Хлопотное дело было связано с теми районами на юге Беларуси, которые больше всего пострадали от Чернобыльской аварии. Минуло пятнадцать лет после той ужасной весны, по нескольку раз проводилась дезактивация в населенных пунктах и в доступных участках местности, кое-где сняли и захоронили поглубже верхний слой почвы... Да только все леса и болота Беларуси не дезактивируешь. До сих пор большие участки леса вдоль рек Горынь и Уборть были ограждены колючей проволокой, на которой висели грозные предупреждения. Штормовой ветер и весенние половодья разносили из этих зон радиоактивные изотопы: пятнадцать лет — слишком небольшой срок, чтобы излучение многих из них, например, стронция-90 или цезия-137, всерьез ослабло. И теперь еще в полях можно было встретить неприметный кустик или деревце, вблизи которых счетчик вдруг оживал и показывал запредельные величины, хотя в пятидесяти шагах от них можно было находиться без опасности для жизни.
Большинство оцепленных районов были плохо исследованы из-за своей труднопроходимости: заболоченные или удаленные участки леса. О том, что там творилось, ходили страшные байки: о деревьях со светящейся в кромешной тьме листвой, о радиоактивных полянах, где ягоды клюквы вымахивали размером с яблоко, об огромных диких пчелах-мутантах, нежизнеспособных двух- и трехголовых змеях и шестилапых зайцах. Источником этих слухов служили местные жители, нет-нет, да и забредавшие в опасную зону. Находились и безумцы — любители опасностей, приезжавшие сюда издалека в поисках неизвестно каких приключений. Их ловили, объясняли в доступной форме, чем они рискуют, шастая по зараженной местности, но находились новые. Не поставишь же за каждым деревом по часовому.
Совсем недавно, нынешним летом, зоны радиоактивного заражения напомнили о себе по-новому. Стали странно вести себя обычные животные, собирающиеся в сообщества и стаи: крысы, одичавшие собаки, пчелы и другие насекомые. Поведение их стало странным и необычно агрессивным по отношению к человеку, вплоть до открытого нападения. Специально организованная комиссия при Президенте Белоруссии изучила эти немногочисленные пока, но многообещающие факты и едва только собралась принять волевое решение, как поступило приглашение в Москву.
У встречавшего их в аэропорту субъекта половина лица была закрыта темными очками. Назвался он тоже неразборчиво, однако Сивцов уловил-таки отчество: «Габдуллаевич» — и определил в нем татарина. Габдуллаевич проводил их до черной «Волги», помог устроиться и кивнул шоферу: «Поехали». В салоне было прохладно;1-машина была оборудована кондиционером, однако по пути в ней гости успели так пропотеть, что представлять себе, как они будут вставать и отклеивать брюки от седалища, было все равно неприятно.
Миновав Кольцевую дорогу, «Волга» взяла курс на центр столицы. Их везли явно не к Белому дому. Как выяснилось позже, и не в Кремль. Москвичи решили по- свойски побеседовать с белорусской делегацией прямо на Лубянке.
***
Генерал ФСБ Владимир Константинович Яковлев был невысокого роста, крепкий и широкий в плечах мужчина, в повадках его угадывались долгие и усердные занятия борьбой. Кроме него и встречавшего их в аэропорту татарина, в кабинете находился еще один человек: рослый верзила под стать Шварценеггеру, одетый в штатское. Генерал представил его так:
— Капитан Грибов, ваш коллега.
У Владимира Сивцова и Ивана Семашко были очень разные и далёкие друг от друга виды деятельности, что оставалось только гадать, чей же именно коллега означенный Грибов: оперативного работника госбезопасности или ученого-биолога? Если судить по комплекции, то все-таки первое.
С точки зрения Сивцова, и плечистый Владимир Константинович, и здоровенный облом-капитан были людьми, достойными уважения. Принял-то его и Семашко все ж таки генерал... Раздражение, вызванное тем, что встречать их поручили, как он теперь разобрался, какому-то прапорщику, стало понемногу утихать. Хотя белорусская сторона сама подкачала, оставив в Минске самого представительного члена делегации. Ладно, тут все свои, давайте работать.
— Будьте так добры, проинформируйте нас, как обстоят дела в зоне к юго-западу и западу от Гомеля? Что там творится в последнее время в закрытых районах?
Насколько вы контролируете ситуацию? — любезным тоном попросил Яковлев, усевшись в свое кресло и глядя как гостям наливают чай с лимоном. Улыбка у него была учтивая и приветливая, но несколько отдельная от лица, словно приклеенная.
Сивцов не был хорошим рассказчиком. Более-менее складно у него получались рассказы только о драках и сексуальных похождениях. В общем, кто кого чем трахнул. В школе по устным предметам у него были неважные отметки, хотя с математикой, например, проблем не было. Поэтому право рассказывать он уступил Ивану, вставляя время от времени короткие пояснительные замечания, чтобы москвичи не подумали, чего доброго, что он, волею судеб руководитель делегации, совсем не в курсе событий.
4 июня 2000 года с жителем деревни Дергачи пчеловодом Михаилом Чеботарем произошел странный случай. С утра он вышел осматривать пасеку, находившуюся в шести километрах от ближайшей закрытой зоны. Пасека у него была небольшая, всего десять ульев, но семьи сильные, пчелы в том году хорошо перезимовали и облетались. Михаил уже брал у них майский мед, но и летний взяток обещал быть богатым, донник и луговые травы в тех местах цвели буйно. Об опасности получить зараженный продукт Чеботарь помнил и регулярно сдавал образцы меда на радиологический анализ, но до сих пор все обходилось благополучно, и ничто не предвещало неприятных неожиданностей. Да и вообще, пчелы радиации не любят. Дохнут.
Но в то утро пчеловод заметил, что одна из больших семей, размещенных в хорошем трехэтажном улье, не приступила к работе. Снаружи у летка пчел было мало, не сновали полосатые и черные работницы, не махали крыльями живые вентиляторы-проветривальщицы. Только несколько сторожей — и все. Пчелы беспокойно гудели. Судя по звуку, случилось что-то нехорошее, и Михаил тоже переполошился. Стоило ему отлепить и снять приклеенную прополисом крышку, как пчелы стали покидать улей. Самое странное было в том, что роиться эта семья, по наблюдениям пчеловода, не собиралась. Действительно, жилище покинула не отроившаяся группа пчел, а все насекомые. Большое бесформенное облако из тысяч пчел покружилось
