Дэн Симмонс - Пятое сердце
– Отборные агенты? – спросил Холмс.
– Да. Мы отбирали лучших сотрудников не только из чикагской полиции, но и по всем Соединенным Штатам.
– А что насчет ваших агентов, мистер Драммонд? – спросил Холмс.
– Когда сегодня утром пришел мистер Драммонд и сказал, что он из казначейства, – вмешался Харрисон, – я решил, что мне крышка. Что сейчас мне припомнят все незаплаченные налоги.
– Все в свой черед, господин мэр. Дайте срок, – тихо ответил Драммонд. Холмсу он сказал: – К приезду президента на выставке будет пятьдесят пять агентов секретной службы. Восемь из них, отличные стрелки, получили снайперские винтовки последней модели. Шестеро будут постоянно находиться рядом с президентом.
– Все шестеро рослые, я надеюсь, – заметил Холмс.
– Ни одного ниже шести футов трех дюймов, – сказал Драммонд. – Но, разумеется, ни один не сможет стоять перед президентом во время речи на церемонии открытия.
– Сколько экипажей будет в кортеже? – спросил Холмс.
Харрисон снова широко улыбнулся:
– Думаю, от двадцати до двадцати пяти. Мистер Кливленд и его ближайшее окружение поедут в ландо. Видные чикагцы лезут, как тараканы из щелей, и все они хотят участвовать в президентской процессии. Про себя я знаю одно: сколько бы экипажей ни было, мой поедет последним.
– Почему? – осведомился Холмс.
– Потому что мне достанется больше всего аплодисментов и приветственных возгласов из толпы, – ответил Харрисон. Судя по тону, он не хвастался, а просто констатировал факт. – Если я поеду впереди, президент их услышит, а я не хочу ранить его чувства.
– Есть ли у ландо крыша? – спросил Драммонд.
– Откидная, – сказал Харрисон. – Она будет убрана, чтобы президента видели отовсюду, даже из окон верхних этажей. Разумеется, если не будет дождя.
– Лишь бы пошел дождь, – пробормотал Драммонд себе под нос.
– Да, вот что, господин мэр, – сказал Бонфилд. – Мистер Холмс сообщил мне, что знает, где сейчас находится Рудольф Шнаубельт… бомбист с Хеймаркет-сквер.
– Мне можете не напоминать, кто такой Шнаубельт, черт подери! – рявкнул Харрисон. – Мне этот гад ползучий и без того по ночам снится. Так где он, по вашему мнению, мистер Холмс?
– Я абсолютно точно знаю, где он. – И Холмс сообщил мэру адрес дома и фабрики Шнаубельта в Буэнос-Айресе.
– Чтоб мне провалиться! – воскликнул Харрисон. – Бонни, можете отрядить своих ребят в Буэнос-Айрес за этим мерзавцем?
– У нас с Аргентиной нет соглашения о выдаче преступников, господин мэр.
– Знаю, черт побери! Я имел в виду съездить туда, засунуть его в мешок, привезти в Чикаго, судить честным судом и повесить при большом стечении народа.
– Если аргентинские власти о таком узнают, может случиться война, – вполголоса заметил Бонфилд.
– Не хотелось бы дожить до того дня, когда Штаты не смогут навалять какой-нибудь сраной Аргентине, – сказал Харрисон. – Ладно, Бонни, может, просто отправим кого-нибудь пристрелить падлу. Пиф-паф! И фотография трупа в чикагских газетах. Простенько и со вкусом.
– Давайте поговорим об этом позже, – сказал Бонфилд.
– Верно! – рассмеялся Харрисон. – Со мной в экипаже едет мой любимейший литературный герой, к которому у меня куча вопросов. Скажите, мистер Холмс, в «Знаке четырех» вы боретесь со скукой, вводя себе семипроцентный раствор кокаина. Это правда?
– Я избавился от этой привычки после того, как мой друг доктор Ватсон убедил меня, что… как он тогда сказал?.. что игра не стоит свеч. – Холмс не счел нужным упомянуть утреннюю инъекцию более сильного героического лекарства или тот факт, что до конца дня намерен повторить ее еще дважды.
– Замечательно! – воскликнул Харрисон. – Тогда скажите, если вопрос не слишком бестактный: думаете ли вы, что у мисс Мэри Морстен в том же приключении были романтические виды на вас? И что за доктора Ватсона она вышла, как говорится, в утешение?
Холмс глянул на чистое небо и вздохнул. Поездка обещала быть очень долгой.
Глава шестая
Среда, 12 апреля, 15:20
– Могу ли я чем-нибудь облегчить ваше самочувствие? – спросил Джеймс.
– Купите шестизарядный револьвер сорокового калибра, чтобы я выпустил себе мозги, – ответил Сэм Клеменс. – А лучше, поскольку я законченный трус, какой-нибудь безболезненный яд со вкусом лимонада.
– Что-нибудь другое за вычетом названного? – спросил Джеймс.
Он сидел на стуле у окна в нескольких футах от кровати, на которой лежал Клеменс в ночной рубашке. На прикроватном столике теснились склянки с лекарствами и недопитые стаканы, на свободном стуле валялась кипа газет.
– Доктор говорит, у меня обычный грипп, и уже полторы недели каждый день обещает, что завтра я выздоровею, – сказал Клеменс, через каждые несколько слов разражаясь кашлем. – Другой врач смотрел меня, нашел воспаление легких и посоветовал, учитывая мой преклонный возраст… пятьдесят восемь лет… написать завещание и пригласить гробовщика снять мерки. Больше всего мне хочется стравить этих эскулапов между собой и посмотреть, кто останется в живых.
Джеймс улыбнулся.
– А что вообще привело вас с мистером Холмсом в отель «Грейт-Нортерн»? – Клеменс отложил сигару, наполнявшую номер зловонным дымом, отпил лекарство из стакана, скривился от горького вкуса и вновь сунул сигару в рот.
– Его выбрал Холмс, – ответил Джеймс.
У Клеменса был угловой номер с тремя высокими окнами в эркере. Джеймс открыл все три, чтобы впустить относительно чистый чикагский воздух. Гостиница стояла на углу Джексон-стрит и Дирборн-стрит – этим познания Джеймса о топографии Чикаго пока и ограничивались.
– Он услышал, как портье велит коридорному отнести вам в номер свежий графин воды с лимоном, – добавил Джеймс. – Так я узнал, что вы здесь. Я удивился. Потом мне сказали, что вы болеете, и я решил вас навестить.
– Очень мило с вашей стороны, – сказал Клеменс и закашлялся. Кашель у него был влажный, булькающий, и Джеймс отодвинулся чуть ближе к окну. – Я намерен завтра уехать в Нью-Йорк, пусть даже и в гробу с куском лимбургского сыра на груди для правдоподобия. Возможно, я приглашу вас принять участие в моей похоронной процессии.
Клеменс опять закашлялся, допил лекарство из стакана и вновь наполнил его цветной жидкостью из бутыли объемом в кварту.
– Это сироп от кашля? – спросил Джеймс.
– В некотором смысле, – ответил Клеменс и отпил еще один большой глоток. – Это лауданум. Жидкий опиум. Дар богов. Мой второй врач запросто выписывает его бочонками. Ничто другое мне от кашля не помогает.
«Поразительно, – думал Джеймс. – Холмс каждый день впрыскивает себе новое героическое лекарство, а Клеменс – Марк Твен! – спешит превратить себя в опиомана».
– Успели вы сделать в Чикаго свои дела? – спросил Джеймс. – В Хартфорде вы говорили нам, что должны тут кое с кем повидаться.
Клеменс фыркнул:
– Я обошел всех, кто мог бы инвестировать в наборную машину Пейджа, но они такие мелочные скряги… Желают непременно увидеть работающий образец. Им втемяшилось получить свои деньги назад с процентами.
– А у Пейджа нет работающего образца?
– Раз в две недели он сообщает мне, что сделал прекрасную рабочую модель, – сказал Клеменс. – Я тут же срываюсь с места, но стоит мне приблизиться к нему на пятьдесят миль, либо машина перестает работать, либо Пейдж решает ее разобрать и как-то еще улучшить. Он в Чикаго, открывает вторую фабрику по производству своих машин, хотя и первая-то еще не выпустила ни одной.
– Вы с ним виделись в этот ваш приезд?
Клеменс допил лауданум и вновь наполнил стакан из бутыли.
– Он на редкость предупредителен. Навещал меня в гостинице по меньшей мере шесть раз, просиживал у моей постели по нескольку часов.
– И?.. – спросил Джеймс после того, как Клеменс несколько мгновений молча смотрел в пустоту.
– А вы помните, – Клеменс сверкнул глазами из-под кустистых белых бровей, – как я говорил, что Пейдж убедит рыбу вылезти из воды и пойти с ним?
– Да.
– Так вот, он убедил рыбу, которую вы видите перед собой, пойти с ним, забраться на дерево и кричать попугаем.
Джеймс не знал, что ответить, поэтому промолчал. Он старался дышать свежим воздухом из окна, а не едким дымом от дешевой сигары Клеменса.
– Я приехал требовать – не просить, не уговаривать, а требовать, – продолжал Клеменс, – чтобы Пейдж немедленно вернул мне последние тридцать тысяч долларов, которые я вложил в его проект. Они были срочно мне нужны. Я взял их из моего маленького издательства, чтобы вложить в наборную машину, и теперь обстоятельства вынуждали меня вложить их обратно в издательство. Так что я приехал потребовать назад тридцать тысяч долларов из тех ста девяноста тысяч, которые закачал в эту бездонную бочку.
– И он с вами расплатился? – спросил Генри Джеймс.
– Закончилось тем, что я выписал ему чек еще на пятьдесят тысяч, – проворчал Клеменс. – Чтобы он мог «внести последние маленькие улучшения», после чего автоматическая наборная машина перевернет издательский мир и я стану миллионером. – Клеменс яростно закашлялся, отхлебнул еще лауданума и продолжил: – Теперь я окончательно на мели. Ливи меня убьет.
