Стивен Джонс - Мистика
Калловей увидел здесь работы по медицине и астрономии, ботанике и энтомологии. Множество книг Элеонор Омерод соседствовало с отменным изданием "Иллюстрированного естествознания" преподобного Вуда, стоимость которого Калловей оценил в свое жалованье за несколько месяцев. В отдельном шкафу стояли разнообразные версии "Тысячи и одной ночи". Там были не только широко распространенные переводы Бартона, Мэрдраса и Мазерса, но и английская версия раннего издания Галланда заодно с изданием Торренса 1838 года и коллекцией Пэйниса за 1882-й. В том же шкафу утомленный жизнью Боккаччо обменивался колкостями с вульгарным весельчаком Рабле.
Имелись и юмористы: Вудхаус, Тербер, Беллок, Торн Смит. Детективная литература: профашист Бульдог Драммонд соперничал с учтивым святошей Пуаро, надменным Холмсом и еще целым полком подобных персонажей. Пестрел яркими корешками "Золотой век научной фантастики", а один шкаф был целиком отведен под литературу о сверхъестественном. Калловей немало удивился, увидев здесь почти все дешевые издания антологий, выпущенные в тридцатых годах разными газетами с Флит-стрит.[77] Отличные коллекции, но многие состоятельные особы посчитали бы их достоинства ниже своего кошелька. Там же были сочинения Стокера, М. Р. Джеймса, американца По, Бирса, Лавкрафта и многих других.
Но больше всего Калловея порадовал тот факт, что все эти потрепанные книги, судя по всему, не раз бывали в употреблении, а не просто заполняли полки в шкафах.
— Вы определенно из тех, кто мне по душе, — сказал он, вернувшись к своему креслу у камина.
— Вот, взгляните сюда, — едва ли не смущаясь, предложил баронет, словно опасался, что его сочтут банальным. — Это мои любимые, потому что именно их я выбрал в качестве моего первого школьного приза.
Прайс взял с кофейного столика две книги и передал их гостю.
Калловей посмотрел на обложки, на которых значилось "Книга общих знаний для мальчиков" и "Загадки и головоломки для мальчиков". На форзаце каждой было выведено: "Исааку Прайсу за исключительное старание. Июнь 1904 г.".
— Нет книг лучше для отдыха и развлечения, — сказал Прайс, улыбнувшись так гордо и очаровательно, словно ему снова было лет десять или одиннадцать.
— Согласен, — спокойно отозвался Калловей, — спасибо, что показали мне их.
Сэр Исаак Прайс был человеком со странностями, к такому выводу Калловей пришел еще раньше. Этот миллионер унаследовал миллионы и в придачу к ним сам сколотил приличное состояние в Африке. Было очевидно, что он хорошо образован и начитан, однако большую часть времени он вел себя, как динозавр Викторианской эпохи или вульгарный нувориш, напоминая какого-нибудь персонажа Сомерсета Моэма. Например, он заявил Калловею, — едва ли не хвастаясь, — что не знает ни слова ни на одном иностранном языке.
— Всегда найдется поблизости кто-то, кто говорит по-английски, — утверждал баронет. — А если нет, то английский всегда понимают, когда орешь достаточно громко.
В то же время в деловых вопросах он был занудой.
— Никогда не усложняйте, — инструктировал Калловея Прайс. — Это был мой девиз в бизнесе. Все должно быть просто. Если твоя система проста, то и решения проблем в основном простые. "Бритву Оккама"[78] помните?
Но в остальном он был отличным компаньоном. Они обсуждали радиопередачи, делились банальными радостями от "Гунн Шоу" и "Космического путешествия". (В эти минуты Калловей и начал ценить Прайса. Он взвесил все "за" и "против" и решил, что хозяин ему нравится.)
Они обсудили политиков и сошлись во мнениях о Суэцком кризисе, оценив его как жалкую отчаянную акцию жалкого и отчаявшегося премьер-министра.
Выяснилось также, что обоим джентльменам нравится рок-н-ролл.
— Я всегда ценил блюз и простую музыку, а рок-н-ролл — просто их естественное продолжение, — сказал Прайс, а стариков, которые осуждали новую музыку, назвал узколобыми и отсталыми консерваторами.
Что касается кинематографа, оба получали удовольствие от фильмов ужасов, комедий Капры и эпических лент де Милля.
Тощий старик-слуга Элмор, который, возможно, был гораздо моложе, чем казалось, подал им кофе "Блу Маунтин", а Прайс тем временем отмерил щедрые порции спиртного в пузатые бокалы.
— Арманьяк, — сказал он, передавая бокал Калловею. — "Маркиз де Монтескью". Компания была основана потомком Шарля де Батца Кастельмора, говорят, именно он был прототипом Д'Артаньяна. Я не пью ничего другого.
— Даже такие чудесные коньяки, как "Хайн" или "Отард", к примеру?
— Даже их. Если нет под рукой "Маркиза", я скорее просто выпью чашечку кофе.
Как только Элмор удалился, сэр Исаак предложил Калловею сигару из великолепно инкрустированного портсигара с увлажнителем.
— Благодарю.
Внушительных размеров джентльмен одобрительно фыркнул, оценив прекрасный табак и прочитав название марки.
— "Ойо де Монтеррей". Как-то мне довелось повстречать старого французского аристократа, который курил только эту марку.
— Я был с ним знаком, — заметил сэр Исаак. — Оккультист, полагаю, как и вы.
— Не понимаю, с чего вы взяли, — недовольно пробурчал в ответ Калловей. — Это абсолютная неправда. Да и монсеньора ле Дюка вряд ли порадовала бы подобная характеристика.
— Ну а я слышал довольно странные истории о нем. — Сэр Исаак аккуратно отрезал кончик своей сигары. — Так же, собственно, как и о вас. Вы сравнительно молоды, Калловей, но, говорят, обладаете существенными познаниями о потустороннем. А еще, насколько мне известно, вы детектив-любитель.
— Я прочел несколько книг в закрытых отделах Британского музея, — пробурчал Калловей, — и еще читал Конан Дойла.
— Вам знакома Африка? — вдруг сменил тему баронет.
— Я бы так не сказал, — отвечал Калловей. — Правда, я провел некоторое время в Египте, что было связано в основном с университетской работой. Делал пересадку в Кейптауне на пути в Индию. Вот и все мое знакомство с Африкой.
— Интересное место. Когда ты в саванне, то всегда можешь определить, где произошла чья-нибудь смерть. Там собираются стервятники. За несколько миль видно, как они кружат над этим местом. — Сэр Исаак сделал затяжку и через секунду продолжил: — Люди-падальщики не слишком от них отличаются. Когда умирает кто-нибудь достаточно состоятельный, собираются стервятники. Каждый надеется отхватить свой кусок, каким бы ничтожным он ни был. Так же будет и когда придет мой черед.
Калловей недовольно хрюкнул. Кофе был хорош, бренди и сигары великолепны. (Если бы можно было себе позволить, подумал он, ради таких сигар отказался бы от своих любимых турецких сигарет.) Калловей поудобнее устроился в кресле с подушечкой для головы. Он был терпелив, так как догадывался, что сэр Исаак, когда захочет, сам перейдет к делу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});