Гай Орловский - Ее Высочество
Я на цыпочках подбежал к двери, осторожно выглянул. В коридоре уже пусто, но далеко внизу крики, лязг оружия, топот и гневные голоса.
Принцесса так и осталась там у окна, но теперь повернулась и наблюдает за мной огромными детскими глазами.
– Нам нужно убираться из замка, – сказал я. – Хотя в замке переворот, что при всякой демократии превращается в нечто непотребное, но под горячую руку попадать не стоит. На вас виды имели герцог и герцогиня, а теперь могут возжелать главари бандформирований, те сами моментально возникают в дни безвластия…
– Ой, – сказала она в испуге, – они восхотят взять меня замуж?
– Да, – подтвердил я. – Видите, сколько женихов?
Она потрясла головой.
– Не хочу за них замуж! Хотя нас, принцесс, не спрашивают… Но вы, Юджин, не отдавайте меня замуж!
– Не отдам, – пообещал я. – И сам не возьму.
Она округлила глаза.
– Ой… я такая противная?
– Вы замечательная, – заверил я, – но я не должен пользоваться, как говорят, своим положением, хотя и не понимаю, почему это не должен, но на всякий случай не воспользуюсь, как человек якобы глубоко нравственный. Круто я завернул?.. Сам ничего не понял. Принцесса, нам лучше подойти к вон той стене. Она глухая, словно на обеде, но это хорошо, не люблю разговаривающих стен, хотя еще и одной не видел…
Она ничего не поняла, вскинула на меня взгляд чистых детских глаз.
– Но как отсюда уйдем?
– С гордо поднятой головой, – пояснил я, – скрючившись в комочек.
Она слабо пискнула:
– Там на лестнице стража…
– Пусть, – сказал я. – Мы пойдем другим путем, как сказал наш вождь…
– Каким?
Я мягко, но настойчиво тащил ее к стене, а там сказал тихо:
– Прямым, но зигзугами!.. Зажмурьтесь покрепче!.. И не открывайте глазки, пока не скажу. И не пищать!
Она крепко-крепко зажмурилась, набрала в грудь воздуха и сжалась в комок. Я ухватил ее, крепко прижал к груди и, сотворив портал, ломанулся туда, на всякий случай зажимая ей рот ладонью.
Ощущение жуткое, мы оказались в пустоте, нас помчало вниз. Принцесса задергалась в ужасе, но через мгновение я ощутил мягкий удар снизу.
Я чуточку промахнулся, упали не на вершину стога, а на самый край и тут же соскользнули на землю.
Все еще прижимая ее к груди, я шепнул в ее нежно-розовое ухо:
– Тихо!.. Мы уже на свободе. Теперь никакого шума. Нужно уйти с территории замка… Можете открыть глаза. Но не визжать!
Она распахнула огромные глазища. Я взял ее на руки, как делал Фицрой, только сейчас никакого плаща, восхитительное чувство, держать в руках вот такое невинное счастье. Хоть и принцесса, а прильнула ко мне всем девичьим телом, чисто и невинно, потому что я самец, понимает, самец потому и самец, что любой ценой защитит и спасет самочку.
На пару секунд я притаился с нею за стогом, не выпуская из рук, она мелко дрожит и доверчиво прижимается ко мне, теплая и беспомощная, как щенок.
Я перевел дыхание и понес вдоль стены мелкими перебежками, потом присел за кузницей, а когда пробежали взволнованные стражи, так же перебежал за кузницу, затем так же тихонько, рассчитывая, что в замке сейчас остро заняты дележом власти, побежал в сторону леса.
Она прижималась всем телом, я чувствовал ее тепло и нежный зов, еще робкий, инстинктивный, но уже отчетливый, а ее голос прошелестел у меня над ухом:
– Юджин… Почему мне так сладко у вас на руках?.. И когда глерд Фицрой нес, и когда сидела у него на коне, а он прижимал, чтобы я не упала…
– Гм, – ответил я в затруднении. – Мы о вас заботимся, принцесса.
– Я знаю, – ответила она шепотом, – но я говорю о себе… Такое вот сладостное чувство… раньше никогда… а теперь вот в этом месте…
Я не стал смотреть, куда указывает пальчиком, ответил торопливо:
– Принцесса, вы так невинны, что вам лучше не упоминать о таких… моментах.
– Почему? – спросила она тихонько. – Вы же мой друг, Юджин? Вы сами сказали, а теперь отказываетесь?
Я прошептал, чувствуя себя как раненый в самое сердце зверь:
– Конечно, друг! Самый верный.
– Тогда кому мне еще рассказывать, – сказала она рассудительно. – Вы же такой старый, вы все знаете… Что это со мной происходит?
– Взросление, – сказал я.
Деревья бегут навстречу, расступаются, другие такие же высокие и мрачные выныривают из сумрака, спешат нас рассмотреть, а потом уходят за спину.
Я выбрал удобное место, но вдруг ощутил сильнейшее нежелание выпускать ее из рук, это же значит перестать чувствовать прижимающееся ко мне всем девичьим телом теплое нежное, уже стало жарким, во мне тоже нарастает нестерпимый жар.
– Взросление, – повторила она задумчиво и посмотрела на меня серьезными детскими глазами. – Я думала, я уже взрослая… Мне так говорили!
– Вы уже взрослая, – согласился я. – Всем телом, ваше высочество… Но ваша чистая душа совсем еще ребенок, что прекрасно и страшновато. Оставайтесь здесь. Ни шагу, понятно?.. Даже не поднимайтесь. Можете лечь, но не встать. И ни звука. Вы прекрасно поете, но если услышу ваш голос, своими руками придушу!.. Все, ждите.
Я исчез, прежде чем она протестующе вспискнула, бегом вернулся к замку и весь довольный и красивый пошел к главным воротам. Четверо стражников могучего сложения и в доспехах вытаращили на меня глаза.
Я помахал рукой.
– Привет!.. Знаю-знаю, вам велено не выпускать меня, но я люблю совершать прогулки после завтрака… Ах да, завтрака еще не было? Что за жизнь, верно? А также гуляю после обеда и ужина. А вы чего стоите?.. Не знаете, что герцог и весь ваш мятеж обезглавлен, принцесса уже давно освобождена, а сюда спешным маршем идет армия Королевы Змей, что замок сровняет с землей, а вас всех посадит на кол?
Они стали меньше ростом прямо на глазах. Я заржал довольно, прошел мимо них в холл, все залито кровью, пятеро убитых распластались на полу, еще один на лестнице, стонет и пытается ползти.
– Все в порядке! – крикнул я бодро. – Армия ее величества уже показалась!.. С башни видны знамена ее армии!.. Ура!.. Ура!.. Ура!..
Ответное «ура» не услышал, но когда поднялся по лестнице на второй этаж, навстречу бросились трое с мечами, на лезвиях кровь, доспехи в свежих зарубинах.
– Вы за или против? – крикнул я. – Хотя какая разница, человек так одинок…
Тяжелые пули пробили доспехи, как бумагу, один только успел взмахнуть мечом, но пуля в переносицу запрокинула ему голову, он упал на своих напарников, рухнувших мгновением раньше.
Я прошел под стеной, дверь впереди распахнулась, высунулся Фицрой с обнаженным мечом в руке.
С лезвия капает алая кровь, сам он не столько разъярен, как чем-то обеспокоен, даже испуган, на лице полная обалделость и даже страх.
– А‑а‑а, ты, – сказал он, как мне показалось, с сильнейшим разочарованием. – Всего три?.. А у нас в комнате четверо.
– И всех ты? – спросил я. – Понс и мастер в комнате? Зови, надо спешить. Придется уходить, не дожидаться завтрака. А жаль, кормят здесь хорошо.
Он вскрикнул:
– Иди ты со своим завтраком! Тебе бы только жрать, морда ненасытная. Где ее высочество?
– Ждет снаружи, – заверил я. – Женщины такие, везде успевают.
Он посмотрел дикими глазами.
– Если врешь, я тебя сам зарублю. Ее нужно спасать в первую очередь!
– Не демократ, – сказал я с сожалением, – точно не демократ… Спасать нужно прежде всего себя, самого ценного и любимого, а не всяких там самок на тонущем корабле.
– Чего?
– За мной, – велел я. – Эх, Фицрой, как ты устарел… Ничего не понимаешь в современных войнах нового поколения.
Не слушая, он распахнул дверь, в комнате Понс с луком в руках и Рундельштотт с посохом, оба готовые к схватке.
Рундельштотт сказал раздраженно:
– Ну и шуточки у молодежи! Кто так шутит, кто так шутит? Разве можно так необдуманно?.. Теперь в самом деле герцог зарубил герцогиню и пару ее родственников, его самого истыкали ножами, как кабана, там вообще непонятно, что творится…
Фицрой посмотрел с некоторой обалделостью на него, потом на меня.
– Юджин, – сказал он шепотом, – а не можешь нашутить мне карманы, полные золотом?.. Или бриллиант на пальце, размером с голубиное яйцо?
– Могу, – ответил я. – Если на пальце, а не на кольце.
– Эй-эй, – вскрикнул он и спрятал руки за спину. – Давай без твоих шуточек!.. Что узнал?
Я сказал веско:
– Иди за мной и узришь, как надо воевать.
Глава 17
Пробираясь по коридору, по лестницам и через залы внизу, Фицрой и Рундельштотт с Понсоменером в самом деле увидели. Замок громаден, в нем нашлось место как для тех, кто жаждал довести переворот до победы, несмотря ни на что, так и для тех, кто хотел сперва пересмотреть условия, однако отыскались и такие, кто решил, пользуясь случаем, отказаться от мятежа.
