Павел Корнев - Осквернитель
– Будь ты проклят! – выругался тогда Марк, отгородился от чернокнижника перевернутым столом и бросился к дальней двери.
Собирая в единый комок трепетавшие вокруг обрывки Тьмы, Сирлин помчался следом, а я обессиленно развалился на спине и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного прийти в себя. Воля экзорциста отпустила, призрачное пламя перестало терзать душу, но на смену яростным приступам жгучей боли пришло оцепенение, наподобие навеянного опиумом забытья.
Встать и пойти? Страшно!
Страшно, что не смогу подняться на ноги. Страшно, что вновь всколыхнется боль. Страшно, что вернется Марк. Просто страшно.
Страшно?! И что, это повод валяться полутрупом и покорно ждать своей участи?
Страх не должен связывать по рукам и ногам. Страх должен придавать сил.
Страшно? Так убирайся отсюда, пока еще есть такая возможность!
Шевелись!
Я оскалился и заставил себя подняться на четвереньки, после ухватился за перевернутый стол, оперся на него и кое-как выпрямился.
Да! Вот так!
– Хреново выглядишь, – заявил переступивший через порог Эдвард Рох.
– Ты промахнулся! – укорил я его. – Ты, мать твою, промахнулся!
– Отнюдь, – возразил лучник. – Не было никакой возможности попасть в цель через стекло. Этим выстрелом я расчистил себе обзор, а…
– Ври больше, – оборвал я оправдания и поднял выроненный нож.
– Идем! – Эдвард обхватил меня и вывел на лестницу, но ребра тотчас пронзила острая боль, дыхание перехватило, пошла кругом голова.
– Осторожней! – потребовал я, ощупал бока и глубоко вдохнул, наполняя легкие воздухом. Как ни удивительно – получилось.
– Быстрее! – поторопил меня Рох и вновь потянул за собой. – Густав упустил твоего парня, надо уносить ноги!
– А Луиза и остальные?
– Не было никого.
– Бесов праздник! – Я отбросил руку лучника, зажмурился и потянулся к заточенным в душе нечистым. Пламенная вера экзорциста ослабила их, но полностью уничтожить не успела. И это играло мне на руку.
– Да идем же! – забеспокоился Эдвард. – Надо убираться отсюда!
Я открыл глаза, и лучник испуганно попятился.
– Свят! Свят! Свят! – забормотал он.
Несколько раз моргнув, я избавился от неприятной рези в глазах и уже совершенно спокойно спустился на первый этаж. Боль отступила, выкачанные из нечистых остатки Скверны заморозили ушибы и ссадины, и все же пальцы так и не обрели былой чувствительности, ноги толком не гнулись, и приходилось контролировать каждый вздох. А забудусь – задохнусь.
Мы вышли на улицу, там я помассировал лицо и вновь повернулся к Эдварду:
– Теперь как?
Он вгляделся в мои глаза и с облегчением выдохнул:
– Порядок! – Но предупредил: – Ты поосторожней, а то так и до костра недалеко.
– Костер ближе, чем ты думаешь, – невесело усмехнулся я, глядя на охвативший запястье браслет, угольную поверхность которого пятнали лишь редкие проблески серебра.
Еще самую малость потемнеет – и отец Вильям сделает все, дабы исполнить свое обещание и отправить меня в монастырь. За ним не заржавеет.
И это пугало. Действительно пугало, пугало куда сильнее, нежели риск подняться на эшафот. Смерти не избежать никому, но вот лишиться собственной души – это по-настоящему жутко. Мне ведь не тесная келья грозит, мной настоящие мастера своего дела займутся.
– Себастьян! – обернулся Эдвард, забираясь в подъехавшую к нам карету. – Ты идешь?
– Иду.
Я влез следом и обессиленно развалился напротив растрепанного и запыленного Густава. Ни слова ему не говоря, достал из ящичка бутылку полынной настойки, выдернул пробку и, запрокинув голову, приложился к горлышку.
В несколько длинных глотков влил в себя едва ли не половину бутыля, а потом внутри взметнулось жгучее пламя, меня скрутило, легкие начал рвать злой кашель, и непонятное оцепенение сгинуло без следа. Теперь я вновь в полной мере ощущал свое тело, каждый бесов ушиб, каждую клятую ссадину. Но крепкий алкоголь уже ударил в голову, там мягко зашумело, и неприятности последних дней понемногу поблекли, разочарование сменилось глухим раздражением, страх – желанием отомстить.
И отомщу – да. Знаю как…
– Дай сюда! – Густав забрал бутылку и хлебнул полынной настойки. Скривился, передал выпивку лучнику и стиснул кулаки столь яростно, что хрустнули костяшки пальцев. – Я эту тварь… – прохрипел он. – Я эту сволочь…
– Знаю, знаю, – Эдвард пить не стал и вернул бутылку мне, – на куски голыми руками порвешь.
– Нет, – вдруг опроверг это предположение чернокнижник. – Нет, друг мой, я к этому выродку даже близко не подойду. Видел, что он с моими рабами сделал? Не хочу разделить их участь, знаете ли…
– А как же дочь? – удивился Рох.
Густав Сирлин хмуро глянул на него и язвительно поинтересовался:
– С каких это пор полководец идет впереди войска?
Я смочил полынной настойкой чистую тряпицу и осторожно протер ссадину на скуле.
– Карл Вадер где? – спросил, тихонько зашипев от боли.
– Остался присмотреть за складом.
– Хоть обыскали склад-то?
– А сам как думаешь? Обыскали, конечно, – хмыкнул Эдвард Рох. – Нашли каморку, где держали одного или двух человек, но пустую.
– Бесы! – охнул я и уставился на Сирлина: – Как ты мог упустить экзорциста?
Густав только плечами пожал.
– Этот твой экзорцист – полный псих, – заявил он. – Истово верит в Изначальный Свет и отлично управляется с Тьмой. Даже не спрашивай, как это может сочетаться в одном человеке.
– Осквернитель? – пошутил я.
– В нем самом нет ни Света, ни Тьмы, – возразил Сирлин. – Он обычный человек. Только больной на всю голову.
– Раздвоение личности?
– Не знаю, Себастьян, даже не знаю. На меня он произвел впечатление необычайно цельной натуры.
– Честно говоря, на меня тоже, – вздохнул я, осторожно ощупал отбитые ребра и усмехнулся: – Сделал он тебя?
– Если солдат проигрывает схватку – это конец; если полководец проигрывает сражение – война на этом не кончается.
– Да хватит уже, а? Что там у вас стряслось?
– Я не стал его преследовать, – просто сказал Густав, – а он не стал пытаться меня добить.
Тут карета остановилась, я распахнул дверцу и выбрался к сидевшему на каменной скамье Хмурому. Головорез с аппетитом лакомился завернутым в тонкую лепешку ломтем копченого мяса и казался полностью поглощенным этой немудреной трапезой.
Я осторожно опустился рядом с подручным и спросил:
– Ну как?
– Обошли лекарей, все будто воды в рот набрали, – сообщил Хмурый. – Молчат как рыбы.
Сравнение это вызвало у меня вполне понятное беспокойство.
– Как рыбы? Надеюсь, ты их не…
– Не пришлось, – усмехнулся головорез. – Принявшие истинную веру пахартцы не очень-то любят своих упорствующих в язычестве собратьев, и упоминание о посвященной Ашну Черному сразу развязало им языки.
– И?
– Поговаривают, один из местных хирургов некоторое время назад зачастил в «Золотой лотос».
– Но это как раз вполне объяснимо, разве нет?
– Он зачастил туда задолго до того, как мы отрубили руку владельцу заведения. Точно никто не помнит, но речь идет о конце зимы или начале весны.
– Тогда все сходится, – усмехнулся я и спросил: – Есть рядом с «Золотым лотосом» какой-нибудь наш притон?
– Через две улицы опиумная курильня, – припомнил Хмурый, – а что?
– Обнесите ее. Потом начинайте розыски грабителей и прошерстите округу, а через полчаса мы подъедем в «Золотой лотос».
– Хорошо, – кивнул головорез и с непонятной интонацией произнес: – Ловкач рассказал о Клаасе…
– Этот сукин сын нас продал!
– Мне он никогда не нравился, – пожал плечами головорез, поднялся со скамейки и зашагал через сквер. Несколько неприметных парней двинулись следом.
Я вернулся к карете и предложил:
– Перекусим?
– Не смешно, – скривился Густав Сирлин и вновь хлебнул полынной настойки. – Что нового?
– Удалось взять след ведьмы, – сообщил я, – но поверь, к твоей дочери нас это не приблизит. Не для этого Луизу похищали, совсем не для этого.
– Чушь! – сказал Густав как отрезал. – Мне лучше знать!
– Ну-ну, – пожал я плечами и скомандовал кучеру: – Езжай, покрутись по кварталу!
Карета тронулась с места, я развалился на сиденье и спросил:
– Насколько опасна ведьма?
– Слышал о кобрах?
Я вопросительно взглянул на Эдварда Роха, тот пояснил:
– Ядовитая змея.
– Чрезвычайно ядовитая змея, – поправил его чернокнижник. – А в той твари яда на сотню кобр хватит. Даже не пытайся захватить ее живой. Увидишь – убей.
– Твоя пыль нам не поможет?
Густав хмуро посмотрел на меня, потом вытянул руку, и стало видно, как мелко-мелко подрагивают его пальцы.
