Анна Мистунина - Искупление
Когда сумела, наконец, оторвать глаза от страшного зрелища, Тагрия посмотрела вверх. Но ни грифонов, ни даже стервятников не увидела, только легкие перистые облака кружили над мертвецами.
– Знаешь, Бет, – дрожащим голосом сказала Тагрия, – мне тут не нравится. Поехали-ка дальше. И вообще, давай сегодня попозже остановимся, а?
Бетаран спорить не стал. В последнее время он взял привычку во всем соглашаться с сестрой. Не то, что раньше – но как же она скучала по прежнему, языкастому, упрямому, как мул, Бетарану! И пусть бы он во всем подражал Морию, пусть бы вечно спорил с ней, насмехался и грубил, лишь бы не это мертвое равнодушие!
Солнце село, но Тагрия упорно подгоняла лошадей, пока не стало совсем темно. Тогда она устроила привал как можно дальше от дороги, в буковой роще. Быстро накормила Бетарана овсяной лепешкой и связкой сушеных слив, найденных в крайнем доме одной из встречных деревень. Хозяев там не оказалась – то ли их увели жрецы, то ли забрали для своих нужд маги. Тагрия не стала выяснять.
А ночью, когда она лежала, слушая дыхание брата и боясь заснуть, над верхушками буков пронеслась крылатая тень – никакая птица не может быть такой огромной. Тагрия не вскрикнула, только открыла рот и зажала его ладонями. Тень на мгновение закрыла небо и улетела дальше, туда, где остались мертвые жрецы. Вскочив, Тагрия в ужасе смотрела ей вслед. Но колдовской зверь, похожий сразу на льва и на орла, не вернулся за двумя человеческими жизнями. Не в этот раз.
В ту ночь Тагрия впервые заплакала, обняв молчащего Бетарана и дрожа, как мышонок перед кошкой. Одна, с глупой своей детской магией, когда вокруг все отмечено заклятием, а над головой летают грифоны – куда она вообще едет? Что ей искать, если везде то же самое, везде серый туман и маги, и жрецы, которых маги убивают?!
Но пришло утро, с белесым рассветом, с легкой весенней прохладой, и Тагрия упрямо оседлала лошадей и продолжила путь. Серо-коричневая полоса дороги с местами проросшей травой давала если не надежду, то хоть занятие. Остановишься – не будет и этого. Тогда проще было остаться в Дилоссе и ждать милосердия от жрецов.
Теперь ее пугало все: безлюдье и тишина, и глухой стук копыт, и пустая дорога через бесконечные дубравы, час за часом, так что непонятно уже, едешь или топчешься на месте. В любом звуке чудилось хлопанье крыльев. Тагрия так напрягалась, пытаясь почувствовать магов, что заболела голова. Но ни грифонов в небе, ни жреческих отрядов на дороге ей не встретилось, ни в тот день, ни на следующий. Встретились другие, о ком она забыла и думать. Оказалось – зря.
Разбойники всегда водились на дорогах Империи. Прежде, в смутные времена междоусобных войн, когда озабоченным вечными раздорами властителям недосуг было следить за порядком на своих землях, разбойничьи банды держали в страхе целые области, нередко состоя при этом на службе у кого-нибудь из соседних сеньоров. Конец их раздолью наступил в славное правление Ведия, неспроста прозванного Решительным. В те дни, как повествуют хроники, виселицы стояли на каждом перекрестке дорог, у каждой деревни и под каждым холмом, и не было города, у чьих стен не возвышался бы целый лес этих удивительно полезных столбов; и редко хоть один из них оставался незанятым. Потому-то, как утверждают те же самые хроники, ко дню восшествия на престол императора Атуана от северных гор до южной пустыни, от приморских областей на западе и до восточных, занятых еретиками земель, в Империи царили спокойствие и порядок, так что кроме тех самых еретиков юному императору было решительно не о чем беспокоиться. Говорили, что тем и объяснялся необычно мягкий нрав Атуана – императора, желавшего положить конец вражде с еретиками и принявшего в свою семью ребенка, рожденного от колдуна. Еще говорили, что эта мягкость, которую вполне унаследовал его величество император Эриан, и стала, в конце концов, причиной возвращения колдунов. А с их возвращением, когда злое колдовство накрыло многие города и селения Империи, на дорогах опять во множестве развелись бродяги и разбойники – ведь они, как известно, колдовства боятся не больше, чем виселицы.
Все это пронеслось в голове у баронессы Дилосской быстрее молнии, когда всего в каких-нибудь тридцати шагах от ее укрытия на перекресток, с дороги, ведущей с востока, от Салианы, выехал конный отряд.
Их одежда и снаряжение были разношерстны до смешного. Из-под потертых плащей одних проглядывали кольчуги, а головы, несмотря на жаркое солнце, вместо шляп венчали начищенные шлемы; другие блистали яркими, хоть и не слишком чистыми шелками и бархатом, третьи будто одевались в темноте и вдобавок спьяну – затертые рабочие штаны с изящным господским камзолом, к примеру. Но оружие у всех было доброе, и было его много. Лошади, если Тагрия хоть что-нибудь в них понимала, казались не хуже тех, что стояли в конюшнях барона Мория.
Опасные путники, слишком похожие на разбойников, остановились у развилки. Тагрия видела их сквозь завесу спутанных ветвей. И ругала себя последними словами, что не спряталась получше. Незнакомцы переговаривались о чем-то, поначалу спокойно, затем, видно, не пришли к согласию – голоса зазвучали громче, кое-кто принялся размахивать руками, указывая то на одну, то на другую сторону дороги. Тагрия наклонилась, обеими руками погладила лошадей. Если не хрустнет под копытами ветка, если ни одна не заржет, все обойдется. Может обойтись. Никогда еще она не испытывала свою магию так, но сейчас мысленно потянулась к незнакомцам: «Хватит спорить… езжайте дальше…»
Лучше бы ей не пробовать! Тот, что был ближе всех, вскинул голову будто гончая, почуявшая дичь. Оттеснив кого-то, подъехал другой – женщина, видно, единственная в отряде. Солнечный свет упал на их лица, до сих пор скрытые полями шляп. Очень смуглые лица, и где их угораздило так загореть весной? Если это вообще загар, а не… Мужчина повернул голову, и Тагрия все поняла прежде, чем встретила удивленный взгляд его темных глаз. Так вот почему разбойники не боятся заклятий!
Одно слово, брошенное резким голосом, и Тагрия с Бетараном оказались в шумном кольце всадников. Мечи со свистом вылетели из ножен и растерянно вернулись обратно, когда их хозяева разглядели, на кого так храбро нападают. Смуглокожий мужчина подъехал ближе. Тагрия постаралась закрыть собою брата. Попросила – от страха ее голос сорвался и получился жалобный писк:
– Пожалуйста, не трогайте нас! Пожалуйста, дайте нам проехать! Мы просто путники!
Взгляд незнакомца оценивающе скользнул по ее одежде, задержался на седле с выдавленным в коже рисунком, украшенной изящными бляшками сбруе. Тагрия пожалела, что недостаточно покрылась дорожной пылью.
– Простые путники? Здесь? – спросил он насмешливо. – Разве благородная госпожа не знает, что это заколдованное место?
– Но вы-то не заколдованы! – возразила Тагрия.
Кто-то из разбойников засмеялся. Смуглокожий ответил все с такой же усмешкой:
– Разве благородная госпожа не видит, что я колдун?
Дочь разорившегося трактирщика госпожа Тагрия прищурила глаза. Ей приходилось воочию видеть настоящих магов. В этом без сомнения текла их кровь, но очень, очень разбавленная. Глаза его вблизи отливали скорее коричневым, нежели черным, а цвет кожи был чуть темнее густого загара. Продолговатое лицо с округлым подбородком, небольшим аккуратным носом и прямым лбом подошло бы любому из истинных людей.
«Тоже мне, колдун. Это, если хочешь знать, обидное слово! Надо говорить – маг!»
И Тагрия сказала, сама не зная, зачем:
– Я тоже.
Разбойники дружно расхохотались. Потом женщина подъехала ближе, положила руку на плечо горе-колдуна, как будто прося его подождать. Блестящие черные глаза пронзили Тагрию, как нож масло.
Ну уж нет! Живя в кишащем жрецами замке, Тагрия давно научилась защищаться от слишком внимательных глаз. Толстая каменная стена послушно выросла в ее мыслях – попробуй-ка пробей! Женщина удивленно нахмурилась. Тагрия улыбнулась, в свою очередь заглядывая в душу незнакомки. До чего же, оказывается, приятно быть сильнее кого-то в магии!
– Она не врет, Тинкал, – сказала женщина. – Она такая же, как мы.
И кивнула Тагрии – с интересом и уважением. Тагрия ответила тем же. Она уже почти не боялась.
Горе-колдуну Тинкалу такой оборот вовсе не понравился. Он стряхнул с плеча руку своей спутницы и огрызнулся:
– Ослепла, что ли? Она совсем белая!
«А ты недостаточно темный» – подумала Тагрия.
– Ты никогда не встречал чистокровных колдунов и боишься, что они тебя не примут за своего, – сказала она. – Ты злишься, что плохо понимаешь чужие мысли. У тебя мозоли от сапог, которые ты снял позавчера с покойника. И чешется – сказать, где?
Женщина засмеялась:
