Олег Быстров - Зрячий
Чем ближе подходил я к Стадиону, тем больше становилось болельщиков. Все, кто не смог попасть на трибуны, расположились вокруг, на траве. Из развешанных плоских черных тарелок громкоговорителей звучал бодрый голос спортивного обозревателя. Люди стояли плотными группами, другие разворачивали подстилки, выставляли на них снедь, пиво и вино, усаживались шумными компаниями. Спортивное событие грозило перейти во всенародный праздник.
Большое количество полицейских, снующих тут и там в толпе, видимо, нисколько не мешало этому. Стражи порядка лишь внимательно следили за болельщиками, не мешая согражданам праздновать бой века и готовясь вмешаться только в случае вспыхнувшего скандала или драки. Такое, к сожалению, бывало, но пока ничто не омрачало приподнятую атмосферу радостного события.
Однако стоило отойти от Стадиона на два десятка шагов, и количество любителей бокса значительно поубавилось. Вот и рощица, через которую действительно пролегла неширокая аллея. Сзади оставалась бурлящая чаша Стадиона, впереди расстилались просторы лесопарковой зоны, выходящей на берег Капаллы.
Надо признаться, что место было выбрано с умом. С одной стороны, в такой день и в таком столпотворении два человека не привлекут ничьего интереса. Да и внимание всех, кто пришел сегодня на Новую Спортивную Арену, было занято предстоящей боксерской схваткой. С другой стороны, стоило отойти немного в глубь рощи, и вы оказывались в полном уединении. Вся публика, пришедшая сегодня на Стадион, тянулась ближе к трибунам и громкоговорителям, хотя стрекот диктора было хорошо слышно и здесь.
Я ступил на плиты аллеи и углубился в зеленый прохладный сумрак. Поначалу дорожка имела вид вполне благоустроенный: вымощена плиткой, на небольших площадках с обеих сторон имелись удобные симпатичные лавочки с урнами для мусора. Было заметно, что сегодняшнее безлюдье объясняется исключительно боксерским матчем, в другое время здесь полно гуляющей публики.
Однако чем дальше я подвигался в глубь рощицы, тем меньше становилось примет цивилизации: лавки исчезли, плитка под ногами закончилась, и аллея незаметно превратилась в тропинку. Роща стала более походить на лес.
…И вот, дамы и господа, боксеры поднимаются в ринг! Хорхе, как всегда, блистателен! При почти двухметровом росте это сто килограммов тренированных мышц. Знакомая грива иссиня-черных волос, глаза как горящие уголья – совершенно брутальная внешность! Да он мачо, этот Бей-В-Нос! Не одно женское сердечко вздрагивает, когда этот красавец ныряет под канаты. Трибуны взрываются аплодисментами, болельщики скандируют имя бойца, размахивают его портретами и национальными флагами. Это ли не всенародная любовь?! Но вот и Молот. Он ниже Хорхе, не так фактурен и заметно легче, но не заблуждайтесь на его счет! Форму боец держит отличную: ни грамма лишнего веса, легкость в движениях, а внешняя расслабленность – это состояние плети, готовой в любой момент стегнуть страшной силы ударом! И это наш Махмуд! Он еще очень опасен и может стать неразрешимой проблемой для любого противника…
* * *Фигура в серой куртке и бриджах вынырнула из-за кустов неожиданно – легкая, стремительная походка и грация хищника в движениях. На плече висел тубус, какими обычно пользуются чертежники, но больших размеров. Я узнал его сразу – тот же пронзительный взгляд, волевой подбородок и упрямая складка губ, что и на портрете Стефана. Старый оператор не зря пользовался именно таким финтом, он действительно был мастером: лицо, несмотря на отсутствие полного портретного сходства, было узнаваемо сразу и без труда.
Издали Ворон показался мне моложе, и только вблизи я понял, что он действительно сверстник Стацки. Читалась во взгляде накопившаяся усталость, морщины расходились от упрямо сжатого рта. Заметная седина в волосах. Лицо еще крепкого, но уже стареющего мужчины. И ничего инфернального во внешности, если бы только не нос, очень уж похожий на клюв.
Мы остановились в трех шагах друг от друга.
– Здравствуйте, Мартин, – начал Ворон. – Я представлял вас несколько иным.
– Более героическим? – ответил я с усмешкой. – Сказочным богатырем?
– Может быть… Хотя сущность человека не всегда соответствует его внешности. За то долгое время, что я живу на земле, пора бы это уяснить. Порой в невзрачном теле встречается неукротимый дух…
– Как было, например, со Стефаном Стацки. Другом вашей молодости.
Лицо моего визави помрачнело:
– Не будем о нем. Я предлагал Стефану партнерство, еще тогда, в те далекие времена. Предлагал союз и сейчас – вдвоем мы смогли бы перевернуть мир. Достичь невиданных высот!
– За счет жизней других людей? – более утвердительно, чем вопросительно проговорил я.
– Вы многого не знаете! – нервно выкрикнул Ворон. – Пролитая кровь лишь досадная издержка на пути исканий! Мне недоставало настоящего инструмента, приходилось оттачивать метод на людях. Если их можно только назвать людьми: человеческие отходы, никчемные пустые личности. Да, мне приходилось их убивать, но это были неизбежные жертвы, предтеча грядущих великих свершений! Совершались и ошибки, как без них в новом деле?.. Будь у меня необходимое оружие, да еще в тандеме со Стефаном, воздействия имели бы другой вид. Совершенно некровожадный…
– Другими по форме, но теми же по содержанию: люди должны стать послушными вашей воле. Совершать необходимые действия как куклы, как стадо…
– Бросьте, Зрячий, – горячо оборвал меня Ворон. Сейчас я верил, что он действительно маньяк – в его глазах разгорался неистовый и неукротимый огонь. – Людям нравится, когда их ведут и направляют. Они не хотят принимать решений, не хотят ответственности, они предпочитают готовые рецепты, поданные в виде команд. Толпа просто обожает поводырей и кормчих, готова следовать за ними и при этом боготворит и превозносит своих кумиров!..
– Вы зря называете меня Зрячим, Ворон. Вы не имеете на это права, – холодно бросил я, сбивая патетику его речи.
– Что так? – обиделся мой противник. – Я как-никак стоял у истоков АСА. И процедуры проводил уже в то время, когда вы, Мартин, только учили арифметику в одноименном приюте. Даже названий таких: процедура, финт – тогда еще не существовало, но уже была работа с информацией.
– Опять ошибка, – с деланым сожалением поправил я. – Это меня назвали в честь святого Мартина, а не наоборот. А Зрячими называют себя сенсы, выполняющие свой профессиональный долг. Честные и порядочные люди. Когда-то, наверное, и вы были таким, а теперь?..
– Приберегите этот словесный мусор для митингов в честь господина Президента, Мартин. – Ворон неожиданно успокоился. – Давайте рассуждать здраво. Что ждет вас на службе? До конца своих дней помогать всяким недоноскам устраивать собственную счастливую жизнь? Творить им успешную карьеру, достаток, выгодные браки? При этом получать ничтожное жалование, а впереди – скромный пенсион… И тешить себя сознанием причастности к государственной политике! Ну станете вы со временем живой легендой АСА, каким был Стацки, и что? Жалкий старый дурак! Я предлагал ему блестящее будущее, но он уперся. Да еще не хотел вернуть то, что ему не принадлежало. Что ж, это был его выбор…
– Я очень уважал Стефана и почитал его как старшего товарища. Наши взгляды во многом совпадали. К тому же, Ворон, не поздно ли договариваться? Вы неоднократно хотели убить меня. Положили кучу людей, под угрозой была и Ева Мария Сантос, мой партнер. Только когда ничего не вышло, вы приступили к переговорам.
– Если бы здесь сейчас была Ева, мы, может быть, смогли бы договориться, – усмехнулся мой противник. – Возможно, это моя ошибка – запретить вам привести ее сюда. Это очень здравомыслящая девушка с чудовищным честолюбием. Ее папенька Сантьяго передал ей стремление к власти вместе с кровью, как фамильную черту. А насчет переговоров – они, как видно, затягиваются. Прошу сюда…
С этими словами Ворон шагнул за стену кустов, росших недалеко от тропинки. Я последовал за ним и оказался на чистой и просторной поляне с невысокой травой. Вокруг стеной стояли деревья, ни одной живой души не наблюдалось.
– Предлагаю в последний раз, – проговорил противник, напряженно глядя мне в глаза, – давайте договариваться, Зрячий. Вы отдаете мне Дагг-Ош… Вы ведь нашли ее и даже поняли силу этого оружия? Но вам с ним не справиться. Только я имею право распоряжаться саблей. Я истратил на поиски всю жизнь, терял друзей, мне самому пришлось погибнуть и родиться заново. Да, я, черт возьми, положил за право обладать саблей кучу народу и не жалею об этом! И не вам, Мартин, останавливать меня. Взамен я позабочусь о вашем будущем и клянусь – вы никогда не пожалеете о своем выборе.
Он говорил и сбрасывал с плеча свой тубус. В серьезности его намерений сомневаться не приходилось, да я и не сомневался. Но лишь покачал отрицательно головой. Быть куклой в чьих-то руках очень не хотелось, и про Еву он так зря. Он ведь совсем ее не знает.
