Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости
Он смотрит на меня. Думает.
– Верю, – говорит он.
Дворец императора – в самом центре города. Он огромен. Он виден почти отовсюду. Пять этажей, целый квартал. А в самом центре здания – башня. Солнце слишком яркое, оно слепит глаза, и я не могу рассмотреть верхушку башни.
Мы выходим на придворцовую площадь.
– Розовый сад, – раздаётся голос Касса из паланкина. Я нагоняю.
Это и впрямь розовый сад. Розы – красные и белые. Никакой стены, даже маленькой ограды. Улица идёт вдоль сплошного поля роз, из которого и вырастает дворец. Тут и там я вижу согбенные фигуры садовников, которые ухаживают за своими детьми-цветами.
Дорога к центральному входу во дворец устлана лепестками роз. Но не красных и не белых. Я поднимаю один лепесток.
Чёрные розы.
– Да, они существуют, – говорит Касс. – Они входят в состав эликсира mortirum, ты слыхал об этом?
Я достаточно близко, чтобы нас не слышали другие.
Качаю головой.
Откуда это знает он?
Вполне вероятно, что кто-нибудь тут, наверху, знает даже то, что наш император – смертный. То, что хранится в глубочайшей тайне в Оменескорне, может стать достоянием многих в Фаолане. И все заверения Касса в том, что mortirum – это привилегия империи Оменескорн, – тоже ложь.
Мы движемся через поле роз. Главный въезд во дворец – это арка высотой в три этажа. Стены дворца расписаны. Фрески, отчасти выгоревшие на солнце, изображают батальные сцены, судебные заседания, балы и прочие общественные события. Расписана и внутренняя поверхность арки. Тут у меня есть возможность присмотреться. Роспись – тончайшая, необыкновенно искусная. Тысячи часов работали художники, чтобы создать её.
А может, тысячи дней. Тысячи лет.
– Это Арокан, – говорит Касс.
– Кто?
– Арокан был величайшим художником всех времён. Он расписывал этот дворец. Он и его ученики. Расписывали более семисот лет. День за днём.
– А где он сейчас?
– Он исчез. Наверное, чем-то прогневал императора. И тот отправил его в каземат. Расписывать внутренние стены камер.
Шутка звучит мерзко.
Во внутреннем дворе нас ждут.
Двором это назвать сложно. Это огромная площадь внутри квадрата дворца. А посередине возвышается башня, соединённая с основным зданием двумя галереями на уровне третьего этажа.
Шесть человек в изящной сине-красной одежде. И около полусотни стражников, закованных в латы. И ещё десяток – на боевых носорогах. Мне становится как-то неуютно.
Вперёд выходит самый напыщенный из встречающих.
Наместник Глан выходит из паланкина одновременно с помощником Кассом. Они кланяются, принимающая сторона отвечает.
– Мы прибыли по спешному делу, – говорит Касс.
– Я знаю, – говорит сине-красный. – Кто из вас собирается посетить непосредственно императора?
– Наместник Глан, я и господин Риггер, посланец империи Оменескорн.
Сволочь. Сейчас я сделаю три шага вперёд и снесу ему голову.
Сине-красный кланяется мне.
– Мы рады принимать у себя посланца дружественной империи.
Дружественной. Как же.
– Со мной мои люди. Трое. Без них я не пойду, – говорю я.
– Хорошо, – легко соглашается сине-красный. – Итого шестеро. Остальные могут отдохнуть в боковом крыле.
Один из его помощников машет рукой и направляется к левому крылу. Наша вооружённая свита идёт за ним. Вся. Мне этого не понять. Касс и Глан остаются, по сути, без личной охраны. Жирный никогда себе подобного не позволял.
– Прошу, – говорит сине-красный и идёт к башне.
Я иду рядом с Кассом и Гланом.
– Это Баргот, встречающий. В его обязанности входит оценивать опасность явившихся на аудиенцию и принимать решения, связанные с их приёмом.
Если Баргот решил, что я безопасен, то он ошибся.
Солнце печёт неимоверно. Внутренний двор вымощен плиткой. Есть несколько круглых клумб с цветами, но они не создают ощущения уюта.
Мы идём к башне.
По-моему, за то, что я уже натворил в этой стране, меня должны залить в камень на следующую тысячу лет. А меня принимают как посланника дружественной империи. Вероятно, я чего-то не понимаю.
Широкая двустворчатая дверь в башню открыта. Она украшена потрясающей резьбой и росписью.
Первый этаж – это один большой круглый зал. Вдоль стены стоят стражники.
Баргот с небольшим поклоном показывает нам на стойки между колоннами.
– Вот здесь попрошу сложить всё оружие.
Я веду себя очень демонстративно. Достаю из сумки дробовик, кладу его на полку. Затем снимаю один меч, второй меч, устанавливаю их в пазы держателей. Снимаю плеть, аккуратно вещаю на крюк.
Метательные ножи останутся при мне.
Из-за одной из колонн появляются два человека. Один – обыкновенный стражник в доспехах, ничего особенного. Второго он ведёт на цепи. Тот одет в коричневую невзрачную одежду. На голове у него – нечто вроде маски с прорезями для носа и рта. Глаза спрятаны под маской. Цепь от руки стражника прикреплена к ошейнику на человеке.
Стражник подводит своего странного спутника ко мне. Тот ходит вокруг меня, обнюхивает, что-то бормочет. Отходит в сторону.
– Есть, – говорит неожиданно отчётливо и ясно.
– Прошу вас, – говорит Баргот, – сдайте всё оружие.
Я нехотя выкладываю ножи.
Нюхач снова подходит. После повторной процедуры он изрекает:
– Всё.
Следующим обследованию подвергается Касс. Затем – остальные. Ни на ком нюхач ничего не находит.
По периметру башни идёт широкая винтовая лестница с огромными ступенями. В какой-то момент она становится заметно круче, и мы поднимаемся на второй этаж.
– Что это был за урод? – спрашиваю я Касса по дороге.
– Императорский нюхач. У него есть выходные, в которые он превращается в обыкновенного человека. Затыкает нос – и в город. Когда его нос работает, он чует всё. Металл, камень, дерево. Оружие распознаёт сразу.
– Он таким родился?
– Нет, искусственно развивали обоняние.
– Почему он на поводке и с закрытыми глазами?
– Когда он живёт миром запахов, его почти невозможно контролировать. Так проще. Иначе он может, например, «зависнуть» на каком-нибудь запахе, и всё, ничем не оттащишь. Или потерять сознание от избытка запахов. Глаза ему мешают. Он часто идёт на запах, а глаза тянут его в другую сторону. Это помогает сосредоточиться. Такая же работа, как другие. Он сам на это пошёл.
Второй этаж разделен на комнаты.
– Император примет вас наверху, – говорит Баргот.
Мы идём по широкому коридору. Навстречу идёт обнажённая женщина. Её тело украшено тысячью металлических украшений. Кожа густо испещрена серёжками, колечками и иголками. Интересно, сколько это весит?
– Император любит экзотику, – вполголоса поясняет Касс.
Касс напряжён. Но мне кажется, что это не из-за меня. Ко мне он привык. Он сознаёт, что нужен мне, и потому не слишком меня опасается. Я чувствую его напряжение. Мне кажется, он сейчас ведёт себя, как искусный актёр, который играет новую роль. Играет великолепно, но всё же это не он сам, а именно роль.
А ещё я чувствую злость. Это злость Марфы. Это ненависть Виркаса. Последний меня потрясает. Он ненавидит Касса много лет. И имеет на то все причины. Но он ни словом, ни жестом не выдал себя. Касс не помнит или даже не знает его в лицо. А Виркас – молчит. Ждёт.
Коридор приводит в зал. Перед нами – дверь. Справа и слева – слуги в сине-красных одеждах. Они открывают дверь. За ней – небольшое помещение. Ковёр, три дивана. Комнатка размером буквально три на три метра.
– Присаживайтесь, прошу, – говорит Баргот.
Мы садимся. Баргот, ещё двое слуг и один стражник – с нами. Остальные остаются снаружи. Слуги закрывают двери. Комната начинает чуть-чуть вибрировать.
Неожиданно маленькое зеркало на дальней стене оказывается окном.
И я понимаю, что комната поднимается. Медленно поднимается на самый верх башни. Я подхожу к окну. Я вижу панораму города. Крыши, улицы, люди, стены. И небо. Ослепительное голубое небо.
Мне кажется, я лечу. Я никогда не был на такой высоте. Я никогда не видел зданий такой высоты.
А комната всё поднимается и поднимается.
Микта позади что-то бормочет.
– Не бойтесь, – говорит Баргот. – Это называется «лифт». Наверху слуги крутят барабан, на который наматывается трос. К тросу прикреплена наша комната. Уже немного осталось.
Я знаю, что такое лифт. Видел в Оменескорне. Только там он был на конном приводе.
Микта продолжает бормотать.
Я сажусь обратно на диван.
Император согласился принять нас слишком легко. Так не бывает. Чтобы попасть к императору Оменескорна, нужно преодолеть множество препон. На приём к императору Фаолана мы попадаем без всяких преград на следующий день после возникновения необходимости.
Далее мы едем в молчании.
Наконец, комнату слегка потряхивает. Двери открываются.
Выходит Баргот, за ним – все его люди. Потом – Касс и Глан, потом – мы вчетвером.
Это совсем небольшая комната. Одна её стена – полукруглая, другая – ровная. Стражи тут – человек десять. И ещё один нюхач на поводке. Его подпускают к нам, он обнюхивает каждого.
