Юрий Погуляй - Компас черного капитана
– Спасибо. – Она чуть кивнула. Ее мысли посвящены предстоящему выступлению, но она терпеливо слушала мое мычание.
– Я принес вам это… – Я торопливо сунул ей в руки цветок. О, как меня заворожила та смесь чувств, которую испытала сказительница, поняв, что у нее в руках. Девушка медленно поднесла дар к лицу, тихонько, осторожно вдохнула запах.
Я качался, как пьяный, едва удерживаясь от глупостей. Что творилось в ее душе! Словно вместо маленького цветочка я принес ей божественный свет. С неописуемым восторгом Лайла промолвила:
– Я так тронута, маленький Эд.
Это меня покоробило. Я не маленький!
– Так приятно… – Она еще раз вдохнула аромат Солнечных Глазок. – Светлый Бог, с какой радостью я бы постояла тут еще немного, вкушая запах старого лета, маленький Эд. Но мне надо идти на сцену. Ты… Ты не поможешь мне?
Она протянула мне цветок и склонила голову. Я понял ее без слов. Светлый Бог, как колотилось мое сердце и как тряслись руки, но я справился. Сказительница выпрямилась. Солнечные Глазки гордо угнездились среди волшебных волн ее волос. Белый огонек жизни в черном море вьющихся локонов.
– Не проводишь меня, юный Эд?
Я взял ее за руку. Мне хотелось закричать, как же я люблю ее. Хотелось петь об этом. Хотелось выйти на помост вместе с ней и на весь зал признаться ей в любви.
Но я всего лишь довел ее до выхода на сцену, а затем вернулся в общий зал и все представление простоял у стены, слушая голос женщины, чистота души которой была ослепительней дикого снега.
Сегодня она пела так проникновенно, так ярко, что к концу первой песни я обнаружил, что у меня в глазах стоят слезы, и торопливо смахнул их. А после представления, когда Лайла удалилась под шквал аплодисментов, разбавленный воем вьюги, я решил отыскать Эльма. Кроме цветка, за пазухой у меня хранился кошелек с пятью монетами. Часть нашего с Фарри долга. Толика выкупа за компас.
Но силача нигде не было, и тогда я решил опять зайти к Лайле.
Маленький, глупый, влюбленный мальчик…
Я только подходил к ее двери, как та распахнулась и на пороге возник Эльм. Вены у него на лбу вздулись, морщины стали еще глубже, а кожа раскраснелась.
– Я принес деньги, – испуганно сказал я. Настроение у силача было жуткое. – Немного… но…
– Эльм! Вернись, пожалуйста! – потребовала Лайла. Из нее исчезла мягкость, и я понял, что между девушкой и моим бывшим спутником произошла размолвка.
– Давай сюда! – процедил Эльм и протянул свою огромную лапу. Я вложил в нее кошелек, и в следующий миг силач со всей силы ударил меня по лицу. В глазах потемнело, пол прыгнул мне навстречу.
– Эльм! – закричала Лайла.
– Не суйся к ней, собачий сын! – прорычал Эльм и со всей силы пнул меня ногой по ребрам. От боли я вскрикнул, попытался закрыться от следующего удара. Силач саданул меня по голове. В шее что-то хрустнуло, мир поплыл у меня перед глазами.
– Эльм, – словно сквозь вьюгу донесся до меня крик Лайлы. – Перестань немедленно!
Но силач не мог остановиться – он избивал меня, скорчившегося у стены, и как заведенный повторял:
– Не лезь к ней, не лезь! Не лезь!
– Все кончено, Эльм!
Град ударов иссяк. Силач застыл, как громом пораженный, обернулся. Сквозь розовую пелену я увидел, что Лайла стоит на пороге, и лицо ее искажено непривычным гневом.
– Что? – тупо спросил Эльм.
– Все кончено. Уходи. Твоя ярость никогда не утихнет. Я не хочу больше тебя видеть!
– Это ты из-за сопляка? – опешил Эльм. Он испугался по-настоящему.
– Он же ребенок, Эльм… Ты опустился до того, чтобы избивать ребенка! Ты просто ненормальный, Эльм! Уходи прочь!
Ее слова ранили меня сильнее ударов силача. Я не ребенок. Я не хотел быть таким в глазах Лайлы. Преодолевая боль, я попытался подняться.
– Лайла… – протянул Эльм.
– Все, Эльм. Я долго терпела. Уходи.
Силач несколько секунд стоял, словно его поразило молнией, а затем молча ушел.
– Эд, ты здесь? – Лайла слепо смотрела в коридор, в мою сторону.
– Я… – прохрипел я. – Я не ребенок…
– По сравнению с Эльмом ты ребенок, Эд… Прости, что так вышло. Я не думала, что он способен ТАК отреагировать на твой чудесный подарок. Прости меня, пожалуйста.
Цветка в волосах у нее уже не было. Скорее всего, Эльм сорвал его в припадке ярости. Я встал на ноги, придерживаясь стены и не находя сил на злость. Меня мутило. Голова кружилась. Запахи с кухни казались омерзительными.
– Дай мне руку, Эд, – попросила Лайла.
Стоило больших трудов пройти несколько шагов к ней. Я с тоской понял, что не дойду до фермы в таком состоянии.
– Я люблю вас, госпожа Лайла, – вырвалось у меня.
– Не представляешь, как часто я это слышу, – фыркнула девушка, хотя мои слова ее тронули. – Дай мне руку, Эд. Ты не сможешь идти. Отдохнешь у меня в комнате.
Я не мог поверить своему счастью. Она приглашала меня к себе в комнату.
– Я не ребенок, госпожа…
– Перестань, Эд, не называй меня так, – тихо и тепло сказала она. – Просто Лайла, хорошо?
Она взяла меня за руку и повела внутрь. Слепая – зрячего.
– Ложись…
В ее комнате было чисто и опрятно. И пусто. Кровать, очень большая кровать, скромная вешалка, массивный сундук. Смятые Солнечные Глазки валялись на полу.
– А вы, госпожа…
– Хватит Эд, госпожавкать! Я думаю, мастер Райдэлан найдет мне угол. Отдыхай. Тебе что-нибудь нужно?
Из разбитого носа лилась кровь. Я запрокинул голову, всхлипывая, и неловко присел на краешек кровати.
– Воды бы, а то я все здесь испачкаю.
– Эх, горе-ухажер, – улыбнулась Лайла и вышла, придерживаясь правой рукой за стену.
Тьма ушла из нее вместе с поверженным Эльмом.
Лайла вернулась вместе со служанкой, которая, причитая и понося силача грязными словами, омыла мое лицо теплой водой. А потом, увы, я просто уснул, провалившись в болезненную дрему. Я даже не попрощался со сказительницей. Не сказал ей, что ничего не требую. Просто пусть она поет дальше, а я буду слушать где-нибудь в зале.
Я ничего не сказал.
Наутро пришел второй вышибала Райдэлана, Ноулз. Здоровый и косматый, как медведь, он остановился на пороге и пробубнил:
– Ну что, боец, готов к походу? Буря улеглась, но хозяин велел тебя проводить, куда тебе надо. Впрочем, я вижу, этот ублюдок тебя знатно отделал, ты и по хорошей погоде один не доберешься.
Я понял, что слухи о моем избиении разлетелись по всей таверне.
– Эльму хорошо досталось, если хочешь знать, – сказал Ноулз. Он был бородат, а глаза его запали так глубоко, что казалось, будто он красит веки тенями. – Этот психованный кретин, правда, заслуживает большей взбучки, но в метель даже путевой столб радость, верно, да?
Он с неуклюжей заботой помог мне одеться.
– Гнать его надо отсюда. Никогда не прощу, как он Святу руки поломал. Свят хороший парень был, не то что этот… – пробурчал он. – Ну, боец, идем?
Я кивнул. Все тело болело. Хотелось опять лечь, залезть под одеяло и спать, пока все не вернется к тому, что было вчера утром, когда я был бодр и полон сил. При дыхании болели ребра, голова все еще кружилась.
– Давай, обопрись на меня, что ли…
Мы вышли в коридор, медленно прошли до общего зала. И там столкнулись с Эльмом.
– Шестьдесят монет, собачий сын, – с ходу сказал тот.
– В сторону отойди, а то, клянусь Темнобогом, я сдерживаться не стану, – заворчал Ноулз.
– Не с тобой говорю! – Эльм посмотрел на меня. – Я погорячился, но и ты неправ. Твой долг шестьдесят монет.
– Но я же отдал тебе пять… – просипел я, с ненавистью глядя в его близкопосаженные поросячьи глаза.
– И должен еще шестьдесят.
– Ты чего, еще и деньги вымогаешь, что ли? – начал звереть Ноулз.
– Отнюдь, он может не отдавать. Верно ведь, собачий сын? Можешь же отказаться от долга, так? – прищурился Эльм. – Так скажи мне: все, старина Эльм, не должен я тебе ничего. А?
Компас, проклятый компас, проклятый Одноглазый, проклятые ледовые гончие! Несчастный Фарри…
– Я… отдам…
– Вот и все, видишь. – Силач посмотрел на бородатого напарника. – Никакого вымогательства.
По моим расчетам выходило, что мы должны не больше тридцати монет. На душе стало тоскливо. Но спорить с Эльмом… К концу зимы нам с Фарри удастся заработать шестьдесят монет, если мы не будем покупать ничего лишнего (хотя одежда стоит денег…). Главное, чтобы циркач не увеличил сумму еще раз.
– Удачи тебе, Эд ан Бауди, – улыбнулся мне Эльм. – Заходи еще.
Глава восемнадцатая
Шэлли
Когда меня, избитого, едва передвигающего ноги, приволок на ферму мрачный Ноулз – первой, кого я увидел, была Шэлли. Так случилось, что в тот день старик Раск ушел в город вместе с Фарри, и девушка осталась в теплицах за главную.
Неуклюжий бородач в дом не пошел и, кивнув мне на прощание, исчез в поднявшемся кружеве мелкого снега.
– Светлый Бог, что с тобой приключилось, Эд? – причитала Шэлли, помогая мне раздеться. Я не сопротивлялся: долгий многочасовой переход по снежному городу уничтожил всякую способность действовать самостоятельно.
