Милена Оливсон - Резистент
– Это случилось еще в Центре. Их с Иванной разлучили почти сразу, а когда они встретились снова, оба сидели в клетках. Ночью Ивану стало хуже после какой-то процедуры, он умирал у Иванны на глазах.
– И никто не помог ему? Там же врачи…
– Никто не захотел помогать. Лёша тоже погиб в лаборатории. Врачи брали то, что им было нужно, и бросали ребят умирать. В это трудно поверить, я знаю. А еще труднее понимать, что все это время мы были в том же Центре и жили почти обычной жизнью.
Я прячу лицо в ладонях. Чувствую, как Гарри тоже садится рядом и обнимает меня за плечи. Пусть мы смогли спастись, пусть теперь мы в безопасности, – нельзя просто забыть все, что случилось с нами и нашими друзьями. Я знаю, что никогда не смогу забыть.
– И они останутся безнаказанными, – проговариваю я сквозь зубы, захлебываясь слезами. – Потому что никто не может остановить их.
– Нет, нет, – восклицает Ник, – ты не знаешь, на что способны люди здесь, в коммуне. Ты видела, как Кирилл и Руслан взорвали стены Центра? Руслан работал в научном отделе, у него мозги что надо. Он сам сделал взрывчатку и продумал весь этот план с отвлечением внимания от лаборатории.
– Но Бернев и остальные живы-здоровы, они все еще держат там людей!
– Это ненадолго, – голос Ника падает до шепота, – они планируют сделать кое-что еще перед тем, как уйти отсюда.
– Кое-что?
– В Пентесе есть немало людей, несогласных с правительством. На самом деле они в большинстве. Люди устали от бедности, работы за еду, постоянного обмана. И они готовы дать отпор, понимаешь? Существует даже подпольная организация мятежников. По правде говоря, я мало о ней знаю, – только то, что рассказывал Кирилл. Он сам был в этой организации до того, как попал в Центр. Так вот, этих людей много, они настроены решительно, но не могут справиться без помощи извне. Мы и будем этой помощью. У Кирилла и Руслана есть план, они давно его обдумывают. Но не спеши, я уверен, они сами тебе все расскажут.
– Мы сможем отомстить, Вероника, – добавляет Гарри. Я чувствую, как они стараются подбодрить меня, но не нахожу слов, чтобы поблагодарить.
Вытираю слезы рукавом, возвращаюсь к костру, шмыгая носом. Вокруг снуют люди, все чем-то заняты, куда-то спешат. Одной мне здесь нет места, одна я чувствую себя неприкаянной.
После ужина я отправляюсь спать. В моей палатке – четыре девочки. Иванна тоже здесь – спит, накрывшись с головой. Я боюсь ее разбудить, так что тихонько пробираюсь к своему матрасу, укутываюсь в одеяло и закрываю глаза. В палатке тепло и тихо, хотя снаружи все еще шумят радостные люди. Да, здесь отмечают наше прибытие, и да, мне не хочется находиться на празднике. Тем более что для всех этих людей я – всего лишь незнакомая девчонка, а ждали они Адама. Парни сказали, что в Центре все еще есть «их» люди. О ком они говорили? Об Алисе? Вполне возможно. Она знала о прослушке и даже выкрутила микрофоны в своей комнате. Может, она была в сопротивлении с самого начала. И почему она так меня возненавидела? Хотела бы я задать ей этот вопрос. Но Алиса осталась в прошлом, я больше никогда ее не увижу, так что какая теперь разница.
Две мои соседки шепчутся, но я улавливаю только обрывки разговоров. Скоро шепот стихает. Я стараюсь заснуть, но сна – ни в одном глазу. Меня захлестывает беспомощность. Я стараюсь отбросить это чувство, но оно не уходит, я не могу совладать с ним. Зарываюсь в одеяло, как Иванна, словно кусок ткани может укрыть меня от мира. Снова становится душно. Палатка тесная, внутри не продохнуть, я чувствую, что умру, если не хлебну свежего воздуха. Выпутываюсь из одеяла, набрасываю его на плечи и выхожу, застегнув за собой молнию на входе.
Отсюда виден костер, вокруг которого сидят люди, темные силуэты на фоне пламени. Они протягивают к огню руки и смеются, смех тонет в темноте. Как вообще можно жить и смеяться после всего, что с нами сделали? Не я одна потеряла в Пентесе друзей, не надо мной одной издевались в лабораториях. Но все эти люди в коммуне живут дальше, строят планы, создают семьи и верят, что найдут свое место под солнцем. Мне тоже придется – пусть сейчас я и чувствую себя опустошенной. Я должна вернуться к нормальной жизни, иначе все это было зря.
Один из черных силуэтов отделяется от толпы и идет ко мне. Я смущаюсь и хочу зайти в палатку, но скоро узнаю лицо Адама.
– Вероника, почему ты не с нами?
– Прости, мне не хочется, – я извиняюсь непонятно за что.
– Хочешь побыть одна?
– Мне так казалось. Но знаешь… – я мнусь, – кажется, в одиночестве еще хуже.
– Я никогда не умел говорить нужные вещи в нужное время, – Адам неловко потирает шею, – но, может, ты хочешь поговорить с кем-нибудь?
Хочу ли? Самой сложно сказать. Может, если я выговорюсь, станет легче. А может, и нет, и тогда я только стану в глазах Адама еще большим нытиком. Но я молча киваю и следую за ним куда-то в глубь лагеря, а затем в гору. Мы идем долго, так долго, что свет костров и звуки стихают за нашими спинами. Здесь, позади палаток, на пригорке, лежит длинное бревно, как будто поваленное кем-то специально, чтобы сидеть. Я вскарабкиваюсь на него, провожу рукой по шершавой коре. Отсюда лагерь как на ладони: палатки превратились в треугольники, а костер – в тлеющий кончик сигареты, от которого поднимается бледный дым. Адам садится рядом, и кожа его кажется серебристой от лунного света.
– Я знаю, что тебе сейчас нелегко.
Он ждет, когда же я выговорюсь, но все мысли из моей головы словно ветром сдуло.
– Просто я…
Плотнее укутываюсь в одеяло, пытаюсь согреться, но холод не снаружи, а где-то внутри меня.
– Все закончилось, теперь ты здесь. И я с тобой. – Адам оказывается рядом слишком быстро, я даже не успеваю понять, что произошло. Его губы обжигают, они просто не могут быть такими горячими. Я чувствую, что вот-вот расплачусь снова, поэтому опускаю веки. Голова кружится, я теряю ощущения времени и пространства. Исчезает холод, исчезает лагерь, исчезают все мои мысли и воспоминания. Остаемся только мы – озябшая девчонка, окончательно потерявшая себя, и парень, который столько раз спасал ее жизнь.
Думаю, сегодня он спас меня снова.
Глава четырнадцатая
– Свадьба? – поражаюсь я.
– Да, – Агата улыбается, – считай, это приглашение.
– Здорово, – я теряюсь, не знаю, что в таких случаях принято говорить, – поздравляю вас.
– На «ты», пожалуйста. Мы ведь уже не в Центре.
Неужели и правда свадьба – здесь? И платье будет, и подарки?
– Не хочешь сходить со мной прогуляться? Мне нужно собрать корешки, чтобы сделать настойку для дезинфекции.
– Конечно, – я сразу соглашаюсь. Я давно хотела поговорить с Агатой. Она возвращается в свою палатку; я жду, пока она соберется и переоденется.
– Пистолет, – показывает она. – Привыкай всегда брать с собой, если отходишь от лагеря.
Меня такому учить уже не нужно: жизнь научила. Никогда не забуду дикарей, выскочивших из-за моста и ударивших Гарри. Что было бы, не будь у меня тогда оружия?
Денек выдался солнечный. Утром я проснулась в палатке Адама, завернутая в его одеяло; сам Адам еще спал, как и его сосед, и я не стала их будить. С утра я была сама не своя. Не знаю, почему Адам привел меня к себе, но я тогда очень замерзла и была готова уснуть где угодно, только бы в тепле. А его руки были такими горячими и держали так крепко, что я ничего не смогла поделать. Я давно не спала так сладко.
– Я так рада за вас. За тебя, – пытаюсь я вести беседу. – Наверное, вы с Русланом очень долго этого ждали.
– Верно, два года. Но теперь все будет по-другому. У всех нас.
– Даже не верится, что мы сбежали.
– Ошибка Бернева, – Агата задумчиво закусывает губу, – в том, как он поставил себя. Он не может никому доверять в собственном Центре. У него почти нет верных людей. Ему казалось, что стоит дать людям кров, еду и удобства – и они будут молчать. Но мы – ты, я, Адам и остальные, – мы не такие. Мы смотрим и слушаем. Мы чувствуем обман. И мы не будем сидеть, сложа руки, когда нас используют. Многие из тех, кто работает в Центре, делают это из страха. Или просто потому, что нет выбора, как мы с тобой. Но таких людей тяжело контролировать. Как видишь, мы все только и искали возможности сбежать. И нам это удалось… и не только это.
– Не только? Вы… ты имеешь в виду, что Кирилл и Руслан собираются уничтожить Центр?
Агата вздыхает. Ну да, вот и настало время все мне рассказать. Я заслужила понимать, что происходит. Она решает зайти издалека:
– Ты, наверное, понимаешь, почему Бернев хотел вернуть меня после побега.
Как я могу понимать? Мне до сих пор ничего не объяснили.
– Я говорила тебе о работе, которую вела недавно с другими врачами.
– Вакцина?
– Верно. Мы были очень близки к успеху, но нас вынудили все бросить в последний момент. Но недавно Бернев стал требовать, чтобы я закончила вакцину. Я задалась вопросом: для кого она? Для самого Бернева и людей из правительства, которые все это спонсировали. Они хотят получить иммунитет к вирусу; но если его получит простой народ – Пентес падет. Кто станет жить здесь и работать за кусок хлеба, когда вокруг – целый мир, в котором можно строить свою судьбу и не бояться заболеть? Я не стала отказываться, но задумала украсть вакцину и сбежать с ней, если смогу завершить формулу. Я была близка к этому, как никогда. И я знала, что скоро нужно будет уходить, поэтому приготовила все вещи, сделала копии своих записей и спрятала их в Центре. Я закончила вакцину, но никому не сказала об этом. Тянула время. А потом Бернев узнал, что мы готовим побег, и меня схватили.
