Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй
– Что-то я не видел такого значительного перевеса на нашей стороне во время сражения. И вашей особой доблести не заметил.
– А твой засадный полк на нашем правом фланге? Или ты совсем забыл про него? Мы уничтожили его до того, как рыцари смогли доскакать до нас. Это было похоже на бой у переправы, когда мы перебили франкских рыцарей. И сейчас, если франки поднимут оружие, их ждет такая же участь.
В словах сотника была правда, а не хвастовство, и граф Оливье, как человек всегда стремящийся быть справедливым, признал это. Он не знал, что случилось с его засадным полком, но знал, что произошло у переправы. Стрельцы там показали свою силу. Тем не менее, уступать этому славянину не хотелось.
– Но ты же не вагр. Здесь воюют вагры и франки. Что тебе до этой войны? – все же спросил Оливье, вообще посчитавший, что словесная перепалка с простым сотником просто унижает его, и перестав спорить. Сильнейшего всегда определяют не слова, а настоящий кровавый бой.
– Здесь находится мой княжич. Это первое и главное. И его мы будем защищать всегда и от всех, сколько бы врагов перед нами ни было, – сказал Русалко. – Здесь же находится наш друг князь Бравлин, оказавший нам гостеприимство. Если тебя кто-то примет в своем доме, граф, и окажет тебе помощь, когда ты в бедственном положении, а на дом внезапно нападут враги… Разве ты не будешь защищать хозяина этого дома?
– Ты прав, сотник. Твое понимание ситуации достойно уважения, а мой вопрос неуместен и попросту лишен корректности. Но я еще раз повторяю, что при мне ни один полк не посмеет напасть на вас. Я имею в королевской армии соответствующий авторитет. Я – пэр королевства франков, член большого и малого королевских советов. И король Карл всегда относится ко мне с большой любовью.
Русалко и не собирался возражать против этого. Но у него были свои привычки.
– Я верю твоему слову и твоему авторитету, граф Оливье. Я не ровня тебе, И мои слова для тебя значат, наверное, мало, но хочу сказать, что уважаю честных и благородных врагов не меньше, чем друзей. Однако все же предпочту позаботиться о безопасности князя и княжича сам. Это мое дело, которое мне поручили, и я его обязан выполнять с полной ответственностью. Не прими мои действия за недоверие к твоему слову. Это просто моя обязанность.
Граф Оливье только пожал плечами. Обязанность всегда есть обязанность.
Между тем князь Бравлин помог спуститься с седла еще слабому физически княжичу Гостомыслу, и они присели рядом на стволе упавшего дерева по другую сторону костра. Бравлин протянул руки к огню, и пошевелил пальцами, согревая их в это не самое теплое утро. Обоим им было видно приготовления к бою, что произвели вои перед избушкой жалтонеса Рунальда, но ни тот, ни другой не поспешили к строю хотя бы для того, чтобы узнать, чем эти приготовления вызваны. Видимо, разговор они начали до того, как добрались до костра, разговор был достаточно серьезным, и они не желали прерывать его, и отвлекаться на что-то приходящее со стороны. По крайней мере, отвлекаться до последнего момента, когда их присутствие станет необходимостью. И только три десятка конных воев-вагров отделилось от общего строя по распоряжению сотника Зарубы, и встали позади князя и княжича на расстоянии тридцати шагов, чтобы и тихий разговор не слышать, и загородить собой Бравлина и Гостомысла от возможного появления врагов.
А враги появились уже вскоре…
* * *Франки выходили из леса сразу, без разведки, не проявляя осторожности, и очень, кажется, торопились. Из было около пяти сотен, из них только две сотни рыцарской конницы, а остальные были пехотинцами. Увидел перед избушкой жалтонеса Рунальда сомкнутый строй вагров, сначала остановились, потом, видимо, прозвучала команда, и франки рассыпались по всей ширине поляны. Граф Оливье сразу заметил ошибку, которую допустил командир отряда. Желая охватить фланги вагров, он так растянул свой пеший строй, что даже передовая линия оказалась слишком тонкой и слабой, и вагры в случае боестолкновения свободно разрезали бы войско франков на несколько частей, и могли бы, таким образом, уничтожать противника по частям. Окруженными оказались бы не вагры, а сами франки, причем, окруженными не все полностью, а только небольшими группами. Правда, позади центральной линии пехотинцев стояла рыцарская конница, способная, по представлению графа, смести строй противника или хотя бы разорвать его. Но этот разрыв был бы ваграм на руку. Они бы пропустили рыцарей в середину своих рядов, и могли бы уничтожать там, в толчее и тесноте, где конница не имела бы простора для копейного удара. Кроме того, если стрелецкий сотник говорил правду, его стрельцы смогут уничтожить большую часть рыцарской конницы еще до столкновения с ваграми.
Вагров вместе со словенами было ненамного меньше, и результат боя, если бы бой состоялся, оказался бы непредсказуемым. Но граф пообещал сотнику Русалко своим авторитетом остановить любой полк франков. И, чтобы не прослыть бахвалом и хвастуном, граф выехал вперед перед строем славян, и поднял руку с развернутой ладонью. Свой шлем Оливье по-прежнему держал на согнутой левой руке, показывая, что он участия ни в какой схватке принимать не намерен. И даже меч свой не поддерживал рукой, которая держала шлем. И весь вид графа Оливье говорил о том, что он не имеет никаких воинственных намерений. Но этот вид, конечно же, искусственно принятый графом, предназначался не столько для славян, сколько для его готовых к бою соотечественников.
Со стороны отряда франков навстречу графу выехал рыцарь с белыми перьями на шлеме. Но шлем рыцарь с головы не снял, хотя и поднял решетчатое забрало. Оказавшись ближе, Оливье узнал в рыцаре одного из новых любимцев короля Карла молодого графа де Брюера, хорошего музыканта и поэта, но весьма посредственного полководца, о чем говорило даже нынешнее построение отряда. Сам Оливье был когда-то дружен со старшим графом де Брюером, отцом нынешнего графа, но тот погиб еще год назад в битве с восставшими лангобардами. И управление графством король доверил сыну, тогда еще виконту де Брюеру, сохранив за ним титул отца[35].
– Я рад встретить тебя здесь, доблестный граф, – сказал Оливье, не слезая с седла.
Наверное, встретить здесь именно этот отряд – было самой большой неудачей для Оливье. Граф де Брюер был тем человеком, который может не пожелать выслушивать советы Оливье.
Де Брюер тоже седло не покинул. Оливье и раньше слышал, как этот молодой граф высказывался о самом Оливье нелицеприятно. Видимо, он ревновал опытного воина к королевским милостям и просто к королевскому вниманию. Правда, внимание это было особенным и заметным всем, когда граф Оливье три с половиной года назад вернулся из сарацинского плена. Тогда вниманием его баловали и сам монарх, и все придворные. Но время прошло, страсти поутихли, и к прославленному рыцарю все стали относиться ровнее. В том числе, и сам король Карл. При этом сам Оливье воспринимал такие вещи достаточно хладнокровно. Но каждый новый фаворит короля видел в фаворите недавнем угрозу своему влиянию на монарха. Этим, скорее всего, и было вызвано неприязненное отношение да Брюера к Оливье.
– Я тоже рад неожиданной встрече, – ответил де Брюер. – И, признаться, никак не ожидал застать тебя в этой компании.
– А как ты сюда попал со своим полком? – поинтересовался Оливье.
– Все просто. Меня послал наш король в погоню за сбежавшим из Старгорода князем Бравлином, и приказал захватить его. Что я и намерен сейчас сделать.
– А я попрошу тебя, доблестный граф, отказаться от этих планов. Но я вообще не в курсе событий последнего времени. Что произошло в Старгороде?
– Мы со второй атаки разрушили стенобитными машинами привратные башни и сами ворота, и легко ворвались в город. Защитников было слишком мало. Бравлин из города бежал. Король отдал на три дня город воинам, участвующим в приступе, а меня вот отправил в погоню за князем. По дороге я встретил небольшой отряд из твоего полка, который ты, граф, оставил без командования по непонятной причине. Я присоединил их к своим рыцарям, чтобы они помогли мне выполнить волю Карла. Но ты, как я понимаю, желаешь сам воспротивиться королевской воле, и меня склоняешь к тому же?
– Просто я дал слово ваграм и словенам, что франки, если подойдут, не будут их атаковать. Король всегда с уважением относится к слову любого рыцаря, не только к моему слову, и позволил бы тебе уйти без схватки…
– Король наш далеко. И я не имею возможности спросить его. А, если я не имею такой возможности, я буду выполнять его волю, которую он высказал мне лично. Кроме того, я не давал слова этим славянам.
Граф Оливье потяжелел взглядом, и де Брюеру трудно было его взгляд выдержать. Новый фаворит короля даже отвернулся, якобы, чтобы посмотреть, насколько развернулся его строй.
