Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Как мы и предполагали, ей придется торчать здесь всю неделю. То ли мощность установки на той стороне океана слабовата, то ли перенос через океан требует побольше энергии, чем прыжок из Геннегау в Турнедо.
– Прекрасно, – сказал я, – накапливайте информацию. Какими бы мы ни были дикарями, но мы смышленые дикаряки! Не спускайте с нее глаз.
– Не спускаем…
– Но чтоб не заметила!
– Так и делаем, ваше высочество, – заверил он. – Со всей осторожностью.
Веселая и жизнерадостная, она появилась во дворце все-таки неожиданно, заулыбалась счастливо, завидя меня издали.
– Дорогой Рич, – проворковала она нежно, – я целый день гуляла по городу… Знаешь, а он в самом деле изменился к лучшему!
– Да ну, – изумился я. – Ни одной черной мессы, разве ж это к лучшему?
Она посмотрела хитро.
– Неужели ты думаешь, что я их одобряла? Просто не придавала значения. Все развлекаются, как могут. Государству это не грозит, это главное.
– Ну да, – согласился я. – Высшие либеральные ценности на марше. Полная свобода и просвещенная демократия!..
– А что?
– Все норм, – одобрил я. – Мне нравится, когда она у моих противников. Подтачивает, как жуки дерево изнутри. Такое королевство все равно бы рухнуло, я просто успел вовремя…
– Вы его спасли, – сказала она энергично, и я не понял, всерьез или издевается. – И теперь все стали несколько чище. Даже у женщин, как я заметила, появился не только интерес к нарядам, это всегда было, но и некие запросы… возвышенные, что ли? Духовные запросы, так это называется?
– Бабетта, – сказал я мирно, – ты о чем?.. какие духовные запросы?.. Насколько я слышал как-то и где-то, Господь сделал женщину из ребра Адама.
Она ответила с явным интересом:
– Да, я тоже об этом как-то и где-то, но не помню… И что?
– Дело даже не в том, – сказал я, – что ребро – единственная кость в теле человека, не имеющая мозга… я ни на что не намекаю, только сообщаю факт, но важнее то, что Господь вдохнул душу только в Адама.
Она в удивлении вскинула брови.
– У меня нет мозга? А что есть?
– Инстинкт, – объяснил я. – Сложный многоуровневый инстинкт. Мгновенно изменяющий повадки в связи со сменой деятельности, местности или добычи.
Она надула губы.
– Ничего не поняла. Зачем умничаешь?.. Сразу видно, старые книги читал!
– Ага, – уличил я, – значит, не споришь, что души нет? Ты права, душа только жить мешает. Даже нам, мужчинам. А еще – получать удовольствие от нарушения запретов.
– А ты не получаешь?
– Получаю, – согласился я. – Вернее, та часть, что от Змея, получает. А та, что от Сифа, стыдит и укоряет, зовет то учиться, то работать, а это так скучно и неинтересно…
– Какой ты разносторонний, – съязвила она. – Значит, Змей, оплодотворив Еву своим семенем, сделал хорошее дело?..
– В смысле?
– Разнообразил жизнь, – пояснила она. – Если бы вы, оставшись только чистенькими и светлыми, учились и трудились, то перемерли бы от тоски. А так сходил тайком к чужой жене и месяц счастлив, можно снова трудиться…
– Господь все продумал, – согласился я. – Особенно с этим Змеем…
– Погоди, – сказала она озадаченно, – это же Сатана подговорил Змея!
Я пренебрежительно отмахнулся.
– Ты что, читала «Библию для детей»?.. Мы, продвинутые, знаем, что Бог и Сатана – это одна и та же сущность, ибо Господь наш многопланов, велик и разносторонен. Потому и мы такие, как его создания.
– Но как же…
– Все ангелы, – напомнил я, – всего лишь мысли Господа. А мысли бывают разные… Бывают вообще такие, что даже самому стыдно, а не то что другим сказать, да еще вслух… Ты ж помнишь, что когда Сатана чего-то там восхотел, была большая буча…
– И Господь низверг его с небес, – сказала она. – Знаю-знаю.
– Ничего не знаешь, – уличил я. – Либо и правда читала «Библию для самых маленьких», либо вообще… На самом деле там написано, что ангелы во главе с Михаилом напали на ангелов во главе с Сатаной и как бы низвергли. Господь в этом не участвовал! А чтоб тебе было понятнее, перевожу для женщин: одни идеи и мысли победили других. Вот и все.
Она сказал возмущенно:
– Что ты мелешь? Я сама видела падших ангелов…
Она осеклась, но слово не воробей, я уже услышал, но сделал вид, что ничуть не удивлен, сказал покровительственно:
– И что? У нас мысли… это так, даже меньше сквозняка, а у Господа – они весьма овеществленные. Даже пощупать, наверное, можно. Ты не пробовала?
Она покачала головой.
– Нет.
– Странно, – сказал я, – ты же вся такая щупальная.
– Чего-чего?
– Я тоже не притрагивался, – сказал я со вздохом. – Скорее всего, это всего лишь визуализация без всякой тактильности и поверхностного натяжения. Но в следующий раз надо будет попробовать…
Она сказала нежно:
– Да что тебе ангелы, лучше меня пощупай! Я тоже могу быть ангелом. Хоть светлым, хоть темным, хоть совсем черным, каким захочешь!
– В свободное от работы время, – сказал я строго. – Сперва о Родине, потом – о себе! Если мы, конечно, тоталитаристы, а не насквозь либеральные демократы, что о себе и только о себе, а Отечество пусть другие спасают!
Она засмеялась, голос ее прозвучал томно и нежно:
– Хорошо, я подожду… Но не слишком томи меня мукой сладкой…
Оставил я ее несколько поспешно, струсив, что сумеет навязать мне свои правила, как ей обычно удавалось, а потом, вернувшись в кабинет, некоторое время старательно прокручивал в памяти все сказанное и сделанное на предмет выявления ошибок.
Бобик радостно подбежал и предлагал побегать хотя бы по кабинету, а то что-то я слишком озабоченный, надо развеяться, так все делают, ну же…
– Я тебя люблю, – сказал я наконец, – правда, люблю… Но надо бы еще и поработать, хотя… зачем?
Он в недоумении смотрел, как я приблизился к зеркалу, но я заколебался, прежде чем шагнуть через край рамы. Через них в самом деле можно путешествовать, однако, к сожалению, есть ограничения: заново напитывается мощью долго, дважды в день пройти не удается, не пошмыгаешь взад-вперед, как из комнаты в комнату.
Бобик вертелся вокруг, скакал и напрыгивал, в темных доверчивых глазах такая обида и горестный укор, что я потрепал его по башке и почесал за ушами.
– Да возьму-возьму. Только не брыкайся, кабан! Не брыкайся, говорю тебе…
Он извернулся и лизнул пальцы, я обхватил его туловище и сунулся с ним через тесную раму. Нужно только вот так вместе, уже пробовал по-всякому, в том числе сперва самому, а потом позвать, но, увы, пока не получается, хотя что-то мне подсказывает, должны быть и какие-то обходные пути.
Продавился с некоторым усилием через невидимую, но очень даже ощутимую мембрану, и сразу влажный и даже сырой воздух напомнил, что здесь весна, вон мокрые потеки… ну не потеки, а пока только блестящие капли конденсата на стенах, а холодно так, что сразу зябко передернулся, но разжал руки на горячем теле Бобика и велел строго:
– Никого не пугать! Мы отсюда как бы и не выходили. Где кухня, помнишь.
Он посмотрел на меня с укором, почему это у него такая репутация, ничего подобного, от меня не отойдет ни на шаг… пока не выйдем из спальни.
Я открыл дверь в спальные покои, пусто, быстро пересек их решительным державным шагом, выглянул в коридор. Вдали у лестницы двое стражей смотрят через перила, один указывает другому вниз пальцем, оба тихонько ржут.
– Не спать! – сказал я грозно. – Сэра Вайтхолда ко мне!.. Живо!
Они вздрогнули, вытянулись, один стремглав бросился по лестнице вниз, грохоча сапогами.
Я прошел в кабинет, здесь меня не было почти месяц, но все на месте, ни одна бумажка не сдвинута, я нарочито оставляю некоторые метки, никто не в состоянии все запомнить, как лежало раньше, и если что-то сдвинуто, узнаю сразу же.
Сэр Вайтхолд появился быстрый, живой, рот до ушей, но сразу же принял серьезный вид, поклонился с достоинством.
– Сэр Вайтхолд, – произнес я.
– Ваше высочество…
– Сэр Вайтхолд, – сказал я сварливо, – что-то в мое отсутствие до сих пор никаких безобразий не замечено… Но почему я уверен, что как только удалюсь из кабинета… надолго, вы тут же начинаете на столе плясать голыми и выкрикивать неподобающие лозунги типа «Долой самодержавие» и «Вся власть феодалам»?
Он сказал с некоторым колебанием:
– Да мысли эти так и лезут, но кто знает…
– Что?
– А вдруг вернетесь, – произнес он с горестным вздохом, – как всегда нежданно-негаданно? Терять головы не хочется даже за такое смачное и невинное удовольствие.
– Ничего себе невинное, – прорычал я, – знали бы, к чему привели такие потехи в других королевствах! Так что машина репрессий необходима!.. Признавайтесь как на духу, что за это время успели построить, а что сломали?.. Про баб можно пропустить.
Он развел руками.
– Тогда и рассказывать нечего… А так хотелось! Это же так интересно? Что, правда, про них пропустить?.. Обожрались вы, ваше высочество…
