Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Скажу, что когда сойдет большой снег, будет славная рубка.
– Да уж, главное, чтобы к тому времени железные всадники по ночам нас не перебили.
– Как схорониться в ночном бою, мы уже придумали, в свете костров доспехи иноземцев хорошо видать, чем этот доспех пробить, у нас тоже есть… главное – место хорошее найти для лагеря, оружный люд прибывает.
– Атаман! – дверь скрипнула, и в хижину вошел десятник в сопровождении дружинника. – Мы разбили таможенный пост в одном дне пути.
– Где? – Тарин поманил десятника рукой и кивнул на подорожный лоскут: – Покажи…
– Вот тут, у моста через Кривую протоку, – десятник ткнул пальцем в материю, – а еще Хранителя пленили! И похоже, что лазутчика из наемников… я слышал, Хранители собирают судейскую стражу из наемников, а те поганят по окраинам княжества.
– Лазутчика?
– Да, из наемников, шустрый, сволота, и оружья всякого при ем… и, главное, вот, – десятник положил на стол арбалет, – в оружейной лавке такое не купишь, у него в бауле лежал.
– А баул да ранец, как бой начался, он в кусты, к протоке забросил! И меч вот его, чудной какой-то, – дружинник, что был вместе с десятником, шагнул вперед и положил на стол меч, – я его с бою взял, позволь, атаман, я себе меч этот оставлю.
Тарин с Вансом переглянулись.
– И где этот лазутчик? – Тарин взял в руки меч, вынул его из ножен и, внимательно осмотрев, передал Вансу: – Узнал?
– Еще бы!
– Так в сарае, на окраине многодворца их заперли, ага, и Хранителя, и наемника этого, – довольно улыбаясь, ответил десятник.
– Веди! – Тарин схватил с большого сундука в углу кафтан и шапку. – Живой он хоть, лазутчик этот?
– Вроде живой.
Глава двадцать девятая
Хартские земли, северные леса
Из чуткой дремы меня вывел лязг засова и скрип ворот сарая. «Уже утро?» – подумалось мне, и я обрадовался тому, что меня наконец куда-нибудь поведут. Судя по шарканью ног, в сарай заявилось человек пять. Меня бесцеремонно вытащили из саней, поставили на ноги и стянули с головы тряпки. То, что на дворе совсем не утро, я понял сразу – за воротами темень, кто-то держит лампаду почти перед моим лицом, а за ее светом я никого не могу увидеть, только тени. Ко мне навстречу шагнул силуэт, и я сразу понял, кому он принадлежит.
– Вот оно как, воевода в разбойники и лихоимцы подался?
– А ты, стало быть, с Хранителями дружбу водишь, – Тарин вышел на свет и пристально разглядывал меня.
– Ну, видишь, как судьба распорядилась, – хмыкнул я и, щурясь, посмотрел на Тарина.
– Веревки долой с него! – распорядился Тарин.
– Сбежит!
– Не сбежит, – Тарин продолжал меня разглядывать, потом взял из саней мою шапку и, нахлобучив мне на голову, сказал: – Есть-то хочешь?
– Не то слово! И я бы выпил.
– Пойдем…
Мы прошли мимо опешивших моих сторожей и направились по узкой тропинке в снегу к покосившемуся домишке, в окне которого горел свет.
Пока я работал ложкой, уничтожая вторую миску похлебки и запивая ее крепким медом, Тарин и Ванс сидели у печи на лавке и тихо переговаривались, поглядывая на меня, и, вероятно, отпускали в мой адрес какие-то свои солдафонские шутки. Я наконец набил живот, допил кружку меда и покосился на свой ранец и баул, которые принесли за мной следом.
– Табачок, поди, к рукам уже прибрали, – я встал и прошел к ранцу. Увидев открытый клапан бокового кармашка, убедился в своем предположении и вернулся к столу лишь с трубкой.
Тарин снял с пояса кисет и, положив его на стол, сел напротив, Ванс же взял с полки у очага две кружки и кувшин, подошел к столу, разлил по кружкам еще меда и сел рядом со мной.
– Так что, расскажешь, как в лазутчики к Хранителям подался? – хохотнул Тарин, тем самым прервав мое молчание и задумчивое, с наслаждением пыхтение трубкой.
– Ехать в хартские земли надо было, а тут обоз подвернулся, – ответил я, разглядывая почерневшую от времени потолочную балку и подвешенную к ней лампаду, – на мосту пост таможенный, а потом лихоимцы ваши… вот, собственно, и вся история.
– Десятник сказал, что обозники про тебя говорили, будто ты согласился в судейскую стражу идти? – Ванс сидел боком и уставился на меня единственным глазом.
– Да я чего угодно наплету, лишь бы ехать не мешали.
– А зачем тебе ехать в хартские земли и где Дарина? – Тарин, несмотря на видимое расположение ко мне, интересовался всерьез, он даже к кружке еще не притронулся и, вероятно, ожидал услышать что-то такое, что заставит мне поверить.
– Ничего я вам, пердуны старые, не скажу, – улыбнулся я, – скажу только, что Дарина в надежном месте, Хранитель этот… мм… а! Корен, желает комиссарского тела…
– Чего? – поднял бровь Тарин.
– Я говорю, Корен северные границы княжества обложил своими наемниками, желая найти меня, что ему пока не удается… а у меня здесь просто дело.
– Какое?
– Посмотреть, как в княжестве люди живут.
– Посмотрел?
– Да, и посмотрел, и послушал…
– И что скажешь?
– Скажу, Тарин, что мы с тобой совершили большую ошибку.
– Не сам он, – Тарин встал и начал прохаживаться вдоль стола, – одурманен он и хитростью коварной опутан!
– Сам-то веришь?
Тарин снова сел, посопел, не глядя на меня, пару секунд, а потом поднял наконец-то кружку.
– Чую, тайна у тебя какая-то есть, также чую, что нет вреда в том… давай выпьем за встречу.
– А вы, значит, старики-разбойники? – ополовинив кружку, я поставил ее на стол и снова взялся за трубку. – Зимой да, у вас есть шансы навредить иноземцам, а потом сойдет снег, вскроются протоки, и как вы будете дальше?
– Весной будет война, Никитин, это сейчас мы только смуту затеяли, а весной многое изменится, – серьезно сказал Тарин.
«Очень кстати», – подумал я, захотелось рассказать Тарину о Шахаре, о его людях и об исходе с болот целого народа, но что-то меня останавливало, пусть эта инициатива Тарина со смутой и войной играет пока втемную.
– А цель? – я уставился в глаза Тарину.
– Изгнать иноземцев! От них только горе и разорение княжеству!
– Не все так думают.
– Отойдут хартские земли от Трехречья, как раньше будет – Хартское княжество.
– Насколько я знаю, последняя война была именно из-за того, что большинство плодородных земель были во владении хартов, так?
– Так, но теперь будет по-другому, харты примут людей за помощь против иноземцев! Земель здесь много, живи, трудись, Большая луна благословит любое ремесло, а иноземцы лишь грабят! Подати подняли, сколько зерна за пустыню увозят!
– Значит, война, – вздохнул я.
– Да, Никитин, и я буду рад, если ты присоединишься к нам, у тебя разумения много на всякие хитрости военные… Да! Я же вывез араб… арб…
– Я обратил внимание на хартских стрелков, – кивнул я.
– Весной, – Тарин наклонился над столом и придвинулся ко мне, – у нас будет тысяча таких стрелков!
– Только стрелками не обойтись, хороших рубак среди хартов нет, нужна пехота, кавалерия…
– Кавалерией вот Ванс занимается, много гонцов разошлось по княжеству, собирают оружных людей.
Ванс кивнул и снова наполнил кружки.
– Рад бы я к вам присоединиться, так как мне тоже есть за что мстить иноземцам, но у меня дело, очень важное дело.
– Расскажешь?
– Прости, Тарин, но пока не могу, не время еще, скажу только, что многие жизни от меня зависят.
– Хм… ну, раз так… может, тогда посоветуешь чего?
– Сойдут снега, и иноземцы начнут действовать… не будет кавалерийских атак, и никто не сойдется в пехотном строю, они будут действовать по ночам и резать вас, как скотину.
– Мы придумали жечь костры ночами, уже несколько вылазок иноземных отбили, – гордо заявил Ванс.
– И что, по всей границе хартских земель будете костры жечь? В цитадель, что у торгового каменка в землях у Желтого озера, иноземное войско постоянно прибывает, императрица коварна и жестока, покорилось бы княжество и кормило бы спокойно империю Каменных башен… но нет, знает она, что смута будет, и раз войско прибывает, то и про войну знает.
Я вздохнул, помолчал немного и продолжил:
– Продержитесь до начала лета, помощь придет.
– Откуда? – оживился Тарин.
– С севера, это пока все, что я могу сказать. Разговор наш длился до рассвета, говорили о том, как с минимальными потерями можно бить иноземцев, конечно, арбалеты хартской модификации грозное оружие, но и совет окружать военные лагеря «сигнализацией» тоже пришелся кстати. Тарину понравилась идея протягивать по периметру лагеря, как он назвал, дозорную нить. Сорвет иноземец ногой такую нить, а караульные сразу осветительные корзины и зажигают. Посоветовал делать секреты, где будут прятаться хартские стрелки, посоветовал не жалеть денег и платить водницам, которые снуют протоками и многое видят – лучше разведчиков и не найти. А потом, развалившись на лавке у печи, я уснул и проспал до обеда. Имущество мое вернули – баул, ранец, арбалет и колчан с луком Дарины… а вот меч уехал в дозор вместе с тем отставным дружинником, что, по его мнению, «взял его в бою». Сказать, что я расстроился – ничего не сказать, самое главное, этот меч мне дорог как память о Варасе, и вообще, слишком много он для меня значит. Тарин всячески извинялся, предлагал подождать, пока пошлют гонца за дозором, но это время, а терять его не хотелось. Еще Тарин предлагал забрать его меч, но я так расстроился, что слышать ничего не хотел. Единственное, на что хватило эмоций, так это только на просьбу сохранить мой меч до следующей встречи. Что ж, за поясом боевой топор, шахарский меч, к которому я относительно привык, арбалет и лук, а также когти и клыки моих котеек… ну-ну, до места встречи с ними еще добраться надо. В общем, в настроении уровнем ниже плинтуса я отправился на север, по восточной части княжества к берегам Желтого озера. Единственный положительный момент, так это старенькие, но крепкие дровни и запряженная в них молодая кобылка.
