Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
Солдат и Остряк подошли к Итковиану первыми.
Тигриные глаза Остряка взглянули на Кованого щита из-под даруджийского шлема.
— Итковиан из «Серых мечей», — пророкотал он. — Дело сделано.
— Не сделано, — перебил иноземный солдат. — Приветствую тебя, Кованый щит. Я капитан Паран из «Мостожогов». Войско Однорукого.
— Он нечто большее, — проворчал Остряк. — То, что он сейчас заявляет…
— Я делаю без радости, — закончил Паран. — Кованый щит, Фэнер был вырван из своего царства. Он блуждает по далёким землям. Ты и твои люди потеряли своего бога.
И мы все это знаем.
— Нам это известно, сударь.
— Остряк говорит, что твоя роль, твой долг исполнен. «Серые мечи» должны отступить, ведь превосходство получил новый бог войны. Но это не обязательно. Для вас предуготован путь… — Взгляд Парана скользнул мимо Итковиана. Он повысил голос. — Добро пожаловать, Хумбролл Тор. Твои дети, несомненно, ждут в Пленнике.
Кованый щит глянул через плечо и увидел в десяти шагах огромного вождя баргастов в расшитом монетами доспехе.
— Подождут ещё немного, — прорычал Хумбролл Тор. — Я буду свидетелем.
Паран скривился.
— Любопытный ублюдок…
— Он самый.
Малазанец вернулся к Итковиану и собирался заговорить, но Кованый щит прервал его:
— Мгновение, сударь.
Он прошёл мимо обоих мужчин.
Рат’Фэнер крутился и извивался в хватке собратьев-жрецов. Его маска сбилась набок, пряди седых волос выбились из-под кожаной повязки.
— Кованый щит! — закричал он, видя приближение Итковиана. — Во имя Фэнера…
— Во имя его, да, сударь, — отрезал Итковиан. — Ко мне, капитан Норул. Призывается закон Устава.
— Сударь, — ответила седая женщина, выходя вперёд.
— Вы не имеете права! — завопил Рат’Фэнер. — Только Смертный меч способен призвать Устав!
Итковиан стоял, не шевелясь.
Жрец сумел высвободить одну руку и ткнуть пальцем в Кованого щита.
— Я ношу звание Дестрианта! Разве что у вас есть кто-то, кто может заявить о своём праве на этот чин?
— Дестриант Карнадас мёртв.
— Этот человек не был Дестриантом, Кованый щит! Взыскующим — возможно, но моё звание было и остаётся превосходящим. Только Смертный меч имеет право призвать Устав против меня, и вы это знаете.
Остряк фыркнул.
— Итковиан, Паран рассказал мне, что здесь свершилось предательство. Твой жрец продал жизнь Брухалиана паннионцам. Это не только отвратительно, но и бестолково. Стало быть, — он остановился. — Любой Смертный меч подходит? Если так, то я призываю Устав. — Он оскалился в лицо Рат’Фэнеру. — Покарай ублюдка.
Нас заменили. Повелитель Битвы воистину сменился.
— Он не имеет права! — завизжал Рат’Фэнер.
— Смелое заявление, — сказал Итковиан жрецу в маске. — Чтобы оспорить право этого человека на звание, сударь, вы должны воззвать к нашему богу. В свою защиту. Сделайте это, сударь, и уйдёте отсюда свободным человеком.
Глаза в прорезях маски расширились.
— Итковиан, вы же знаете, что это невозможно!
— Значит с вашей защитой покончено, сударь. Устав призван. Я стал рукой правосудия Фэнера.
Рат’Трейк, который до сих пор стоял неподалёку и молча наблюдал, заговорил:
— Во всём этом нет нужды, Кованый щит. Отсутствие вашего бога меняет… всё. Конечно, вы понимаете требования к традиционной форме наказания. Простая казнь — не закон Устава…
— В ней этому человеку отказано, — произнёс Итковиан. — Капитан Норул.
Та подошла к Рат’Фэнеру, протянула руку и выдернула его из толпы жрецов и жриц. Он казался тряпичной куклой в её больших, покрытых шрамами руках, когда женщина повернула его и швырнула животом на каменные плиты. Затем она оседлала жреца, вытянула его руки вперёд. Рат’Фэнер завизжал от внезапного понимания.
Итковиан обнажил меч. С лезвия стекал дым.
— Устав, — произнёс он, стоя над вытянутыми руками Рат’Фэнера. — Предательство — обменять жизнь Брухалиана на свою. Предательство — грязнейшее из преступлений для закона Устава, для самого Фэнера. Кара призвана, согласно с судом Вепря Лета. — Он замолчал на миг, затем сказал: — Сударь, молитесь, чтобы Фэнер получил то, что мы шлём ему.
— Он не получит! — воскликнул Рат’Трейк. — Вы не понимаете? Его царство… ваш бог больше не ждёт вас там!
— Он это знает, — сказал Паран. — Вот что случается, когда такие дела становятся личными, и поверьте мне, я бы не хотел принимать в этом участие.
Рат’Трейк повернулся к капитану.
— А ты кто такой, солдат?
— Сегодня. Сейчас. Я — Господин Колоды, жрец. И похоже, я здесь для переговоров… от имени твоего бога. Увы, — добавил он с иронией, — Кованый щит оказался восхитительно… непокорным.
Итковиан едва слышал этот диалог. Не сводя глаз со жреца, распростёртого на земле перед ним, он сказал:
— Наш бог… ушёл. Воистину. Так что… лучше молись, Рат’Фэнер, чтобы хоть кто-нибудь сейчас сжалился над тобой.
На этих словах Рат’Трейк резко развернулся к Кованому щиту.
— Во имя Бездны, Итковиан, ни одно злодеяние не может быть настолько грязным, чтобы стоить того, что вы хотите сделать! Его душа будет разорвана! Там, куда они пойдут, нет никого милосердного! Итковиан…
— Тихо, сударь. Приговор — мой и Устава.
Жертва завопила.
Итковиан опустил меч. Край лезвия затрещал об плиты. Две струйки крови брызнули из обрубков рук Рат’Фэнера. Кистей нигде не было.
Итковиан прижал плоскую сторону клинка к обрубкам. Плоть зашипела. Крики Рат’Фэнера внезапно оборвались, когда он потерял сознание. Капитан Норул отошла от него, оставив лежать на плитах.
Паран заговорил:
— Кованый щит, услышь меня. Прошу. Фэнер ушёл, он бродит по миру смертных. Он не может благословить тебя. То, что ты на себя берёшь… этому некуда уйти, нет способа облегчить бремя.
— Это мне тоже известно, сударь. — Итковиан не сводил глаз с Рат’Фэнера, снова приходящего в себя. — Это знание ничего не стоит.
— Есть другой путь, Кованый щит.
Итковиан повернулся, его глаза сузились. Паран продолжил:
— Выбор был… создан. Я в этом деле только посланник…
Рат’Трейк подошёл к Итковиану.
— Мы примем вас, сударь. Вас и ваших последователей. Тигр Лета нуждается в вас, Кованый щит, и предлагает присоединиться…
— Нет.
Глаза в прорезях маски сузились.
— Итковиан, — проговорил Паран. — Это было предсказано… путь подготовлен… Старшими силами, которые вновь проснулись и действуют в этом мире. Я здесь для того, чтобы сказать вам, чего они от вас хотят…
— Нет. Я присягнул Фэнеру. Если будет нужно, я разделю его судьбу.
— Это предложение спасения, а не предательства! — воскликнул Рат’Трейк.
— Разве? Не нужно слов, сударь. — Лежавший на земле Рат’Фэнер пришёл в себя. Итковиан пристально осмотрел его. — Я ещё не закончил, — прошептал он.
Тело Рат’Фэнера дёрнулось, он издал раздирающий горло вопль, руки тряслись, будто другие — невидимые, нечеловеческие руки тянули за них. На коже жреца появились тёмные татуировки, но не принадлежащие Фэнеру, ведь не бог заявил свои права на отрубленные кисти Рат’Фэнера. Извивистые, чуждые надписи роились на его плоти, неведомая сила оставляла свою метку, заявляя право на владение смертной душой этого человека. Слова, потемневшие будто ожоги.
Волдыри вздулись и лопнули, испустив густую желтоватую жидкость.
Крики невыносимой, невероятной боли заполнили площадь, тело на плитах подёргивалось, пока мышцы и жир растворялись под кожей и, кипя, вырывались наружу.
Но жрец не умер.
Итковиан вложил меч в ножны.
Малазанец первым понял. Его рука метнулась вперёд, сжала запястье Кованого щита.
— Клянусь Бездной, не…
— Капитан Норул.
Женщина с лицом, белым под забралом шлема, положила ладонь на рукоять меча.
— Капитан Паран, — произнесла она ломким, напряжённым голосом. — Уберите руку.
Он повернулся к ней.
— Ведь даже у вас вызывает отвращение то, что он хочет сделать…
— Тем не менее, сударь. Отпустите его или я убью вас.
Глаза малазанца странно блеснули от этой угрозы, но Итковиан не мог отвлекаться на молодого капитана. У него был долг. Рат’Фэнер был достаточно наказан. Его боль должна прекратиться.
А кто спасёт меня?
Паран разжал ладонь.
Итковиан склонился к извивающемуся, едва узнаваемому телу на плитах.
— Рат’Фэнер, услышь меня. Да, я иду. Примешь ли ты меня?
Вопреки зависти и злости в душе истерзанного жреца, вопреки всему тому, что привело к предательству не только Брухалиана, Смертного меча, но и самого Фэнера, в сердце его оставалась капля милосердия. Милосердия и понимания. Тело жреца отдёрнулось, конечности затряслись, словно он пытался выползти из тени Итковиана.
