Дмитрий Манасыпов - Охотник за головами
Наемники, как только увидели его, сразу же разделились на две группы. Отошедшие заняли стол у двери и раскинули кости, делая вид, что им интересна только игра. Оставшиеся заказали еще пива и продолжали сидеть на прежнем месте, медленно потягивая из кружек и горланя военные песни. Годзерек заметил, что пристроившийся в углу парень обратил на это внимание, но виду не подал, а продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Подлетевшей прислуге заказал супа, каши со свиными тушеными ребрами и половину каравая хлеба. Пива или вина брать не стал. Отодвинулся подальше в угол, сидел тихо и незаметно.
Годзерек, наблюдая за всем этим, несколько раз покрылся холодным потом. И так в последние годы дела шли из рук вон плохо, не дай бог, эти решат чего учинить. Руки затряслись, чуть не упал стакан с чеканкой короля Моргана, его любимый. Справился, поставил под стойку и начал наполнять очередной кувшин пива для наемников. Кроме этого, в зале ничего не происходило. А что могло произойти во все больше и больше становящемся захудалым придорожном трактире?
Сидели несколько торговцев из Вольных городов, также остановившихся перед наступившей темнотой. Эти оказались лучшими посетителями. Заказали поросенка и кур, поели и битый час распивали пару кувшинов прошлогоднего вина. Трогаться в путь они точно не собирались, и девки уже убирали для них лучшие комнаты на втором этаже. Их слуги сидели здесь же, кроме двоих ушедших охранять лошадей с поклажей и наверняка уже дрыхнувших на тюках с товаром. Тройка паломников, возвращающихся от святого Элиземского источника, мирно вкушала тушеные овощи. Святые и тихие люди, сущий подарок любому трактирщику. Раньше, раньше… тут Годзерек вздохнул и начал начищать следующий стакан.
Что вспоминать старое? Было время, было. А, да, сидели в зале еще и ремесленники, цеховики. Если судить по добротным кожаным жилетам, башмакам на толстой подошве и, особенно, по высоким фетровым колпакам, так из Рура. Весь вечер неподалеку от мастеровых, шедших, по-видимому, в один из Вольных городов, настраивал струны своей гитары бродячий мальчишка-музыкант. Такой вот день случился в его, Годзерека, трактире. Не так давно считавшемся самым лучшим, а сейчас радующемся даже забродам наемникам. Если бы не эти их странные приготовления…
«Если день закончится хорошо, – подумалось трактирщику, – можно будет спокойно ложиться спать, не зря на этой неделе потратился на продукты. Служанки сегодня бегали на кухню не в пример чаще, чем за две последних недели. Слухи о монстрах-оборотнях, которые якобы рвут всех на старой западной дороге, у Больших оврагов, отпугивали очень многих. Если бы только не эти наемники…
А если бог не выдаст, так и лесной хряк не съест, – подумал Годзерек, – глядишь, пронесет. Может, и показалось все».
Тем временем музыкант закончил настраивать свой новомодный инструмент, приходящий на смену лютням и дудкам, и затянул грустную балладу о любви какого-то молодого обалдуя к несравненной и прекрасной чужой жене. Трактирщику, жившему по старинке, все эти модные песнюшки не нравились. Подумать только, пакость-то какая! Поет про то, как рога наставляет, и еще при этом заставляет переживать не за рогоносца. Тьфу ты, что за молодежь пошла?! Зато сидевшим в зале людям песня явно пришлась по душе. Даже наемники примолкли, вслушиваясь в ее слова. А когда мальчишка закончил петь, один из них жестом подозвал его.
– Садись, парень, выпей со старыми боевыми псами да потешь нас своими песнями, – хлопнул рукой по лавке старший, приземистый широкоплечий детина. – Ты же наверняка знаешь и «Эльфа-висельника», и «Падение королевской чести»?
– Да какой же уважающий себя музыкант не знает эти песни! – паренек утвердительно кивнул, задорно качнув цветастым пером берета. – Сочту за честь спеть для отважных рыцарей удачи!
Последние слова тут же заглушил одобрительный рев луженых глоток и стук оловянных кружек, которыми солдаты дружно колотили об стол. Игравшие в кости присоединились к товарищам еще во время песни, и сейчас наемники сидели плечом к плечу, тесно облепив вожака, разговаривающего с трубадуром. Загрустившие было после баллады остальные гости опять уткнулись в собственные кружки, понимая, что музыканта отпустят не скоро.
Трактирщик поморщился, припоминая слова песен, которые орали наемники. И этот пацан туда же, сейчас начнет горлопанить о том, как отряд «псов войны», в наказание королю, не заплатившему им, взял приступом его город, перерезал половину жителей и забрал все до гроша у жадного правителя. Этого ландскнехтам показалось мало. Наемники затащили дебелую королевскую дочку на городской эшафот, да и попользовали ее все по очереди, на виду всего оставшегося населения и скареда папаши. После чего гордо удалились, таща на загривках богатую добычу, а в арьергарде – поруганную представительницу голубой крови, решившую до конца предаться позору и уничтожить остатки родительской чести, в отместку за плохую защиту собственной дочери. Такая вот песня – вершина менестрельского искусства. Паломники, перешедшие от овощей к чаю, скорчили явно недовольные лица и уставились на Годзерека. Мол, уважаемый хозяин, что, дескать, за непотребства творятся у вас? Эрнст сделал совсем уж туповатую рожу и только пожал плечами. Были бы то духовные лица, а так?
Тем временем солдатня споро очистила стол, на который, несмотря на слабое возмущение хозяина, забрался музыкант. Наемники окружили его и весело матерились, требуя любимых песен. После небольшого препирательства сошлись на излюбленной «Поруганной чести», и мальчишка взял первые аккорды, от души притопнув ногой:
– Лихо колышутся черные стяги,И сильные кони рвутся вперед.Нас обманули, братья-бродяги,Так дружно рванемся в грязный поход!Хейяя-хей!!
Притоптывая в такт ритмично перебираемым струнам, солдаты размахивали кружками. Паломники, торопливо творя защитные знаки, плюясь и прикрыв уши, ринулись к выходу, дабы не слышать сквернословия. Служанка, как на грех замешкавшаяся в зале, испуганно пыталась пройти на кухню, но наемники ее не пускали. Годзерек уронил из трясущихся рук стакан и уже начал прикидывать в голове ущерб от возможных последствий гулянки наемников.
– Испуганно мечутся по улицам люди,Мы наступаем и рубим, и бьем!Мы не забудем, нет, не забудемТого, что обещано лгуном-королем!Хейяя! Хей!!
Мастеровые сбились тесной кучей, явно ожидая, когда наемники доберутся до них. А те продолжали орать один куплет за другим, перебивая и заглушая музыканта. Добравшись до места, где начался грабеж королевской казны, они одновременно выхватили оружие, и теперь уже вместо кружек в воздухе свистели стальные клинки.
Когда мальчишка начал описание прелестей дочки владетеля, старший подмигнул ему, свистнув жгуче и режуще, по-разбойничьи. Потом схватил его за пояс и неожиданно метнул в сторону сидевшего за дальним столом парня в черной коже. Музыкант полетел, а наемник прыгнул следом, замахиваясь большим, загнутым клинком. А когда песня резко оборвалась и повисла тишина, нарушаемая лишь воплем летевшего мальчишки и хриплым дыханием нападающих, началось то, чего так боялся трактирщик.
Вопящего трубадура поймала за шиворот сильная рука успевшего вскочить «черного». Поймала и закинула чуть подальше, изменив линию полета, дав ему возможность приземлиться, не сломав шею. Упав в угол, но отделавшись только синяками на филейной части, тот быстро опрокинул стол, и, спрятавшись за ним, испуганными глазами наблюдал за происходящим.
Наемники, видимо, ожидали, что с помощью песен смогут притупить бдительность сидевших в зале и в первую очередь – парня, пристроившегося в углу. Но не тут-то было, и им быстро пришлось убедиться в своей ошибке. Первым убедился вожак. Когда его ягр отлетел в сторону, столкнувшись с парирующим удар клинком тяжелой шпаги, он успел заметить абсолютно спокойные глаза, глаза разного цвета. Следом за этим лезвие даги, зажатой в другой руке разноглазого, проткнуло кожу, мышцы и кости нижней челюсти наемника и ужалило мозг. Отбросив оседающего крепыша, парень с разноцветными глазами, не мешкая ни секунды, метнул тяжелый кинжал в следующего из нападающих, перебив ему сонную артерию, выбросившую алую струю на закопченный потолок.
После этого защищавшийся превратился в черную молнию, ринувшуюся на оставшихся наемников. Перед этим молния выстрелила взблеском брошенной шпаги, прокрутившей несколько раз и пришпилившей одного из нападавших к столбу, подпиравшему перекрытия кровли. Из-за плеча разноглазого вылетел длинный узкий меч.
На ходу, а вернее – на лету, его левая рука метнула еще один нож, выхваченный из-за высокого голенища со шнуровкой. Он пригвоздил к стене руку солдата, потянувшегося за большим бердышом, стоявшим у окна, пригвоздил намертво. Тот только и успел, что охнуть. Разлетающиеся полы длинной куртки, заметались между тремя оставшимися противниками. С поразительной скоростью, сбившей с толку опытных рубак, парень крутился между ними, парируя, отбивая и уходя от ударов. Меньше чем за минуту один из наемников понял, что с ними не просто бьются, а играют, как кошка играет с мышью. Когда упал высокий, костлявый солдат, умело вертевший немаленьким волнистым клинком, упал, зажимая перерубленное от уха до уха горло, самый умный кинулся наутек, спотыкаясь и роняя стулья.
