Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота
Он застонал. Потом закричал. Завопил, уже не обращая внимания на склонённые над ним перепуганные лица слуг, стискивая побелевшими от напряжения пальцами край простыни, и не замечая. Как корчит гримасы. Действительно пугающие окружавших его. Плевать на этих окружавших!.. Они ещё сильней пусть испугаются гнева султана — ведь за жизнь Советника они отвечают головами! Если не уберегут — то их всех!..
Где же этот врач! Долго он там будет прохлаждаться?! Хаттаф-бек был готов хоть на стену лезть от жуткой, невыносимой боли!
Почему опять так потемнело вокруг?! Почему комната словно плывёт и раскачивается?! И что за…
Ох, точно! Духи гор! Враги его рода!
Но зачем все эти жуткие чудища пялятся на него изо всех углов?!
Мирта, ну и рожи! Похлеще, чем у Хозяина…Особенно вот эта!
Вроде, она ему знакома?! Но где… О-о!.. Как же она изменилась! Да, сомнений нет — это его Лавина! Зачем ты пришла, кошка драная?!
Конечно, он знает, зачем… Может, он и не всегда был… ну, порядочен, что ли… Но он не дурак! Он ВСЁ понимает.
Но он им не дастся! Ох, как тяжко дышать… Нет, он не позволит им утащить себя в подземелья Мардука на вечные терзания!.. Прочь! Прочь, порождения дьявола!!!
Нет, мерзкие твари, вам меня не взять! Я сильный и… молодой! Я выживу.
Но почему стало так жарко? Откуда огонь?! Может, твари его уже дотащили до печей?! О, нет! Нет. Нет, этот огонь идёт изнутри… Да, да — огонь — в нём самом! О, что за жар! Как же больно!.. Да за что же это — ему?! Помогите!!!
Всё — всё, что угодно: только бы унять эти жар и боль!..
Лекарь султана убрал руку с ледяного лба Хаттаф-бека.
— Боюсь, мне придётся сделать ему операцию, и немедленно! Вот, заражение слишком распространилось! Почему не послали за мной раньше?! А теперь даже не знаю… Ладно. Быстро сюда большой таз, кипятку, побольше бинтов! И позовите Гассана — мне понадобится помощник! Ну, быстрее, пошли!
Когда все разбежались выполнять поручения, врач достал из сумы свои инструменты, аккуратно завёрнутые в чистые тряпицы, и разложил прямо на постели. Ножницами разрезал рубаху на груди раненного, и убрал её обрывки вниз.
Страшная воспалённая рана открылась, когда он срезал остатки старых бинтов.
Н-да… Тут нечего было делать и без помощника.
Сам больной ничего этого уже не видел. Он был слишком поглощён своими видениями. Воевал с ними из последних сил. Горцы из его рода никогда не сдаются!..
Не знал он, что возврата из страны страшных грёз уже не будет…
* * *Путешествовать лёжа оказалось и приятно и удобно. Жаль, что медленно…
Двойные носилки с паланкином и занавесями плавно колыхались от мерного неторопливого шага огромного двугорбого верблюда. Величавая поступь сильного животного как нельзя лучше объясняла, почему его называют кораблём пустыни. Кроме того, за счёт длинных ног их продвижение было всё же не таким уж и медленным, как могло бы показаться со стороны — коротконогие гривастые кони сардаров шли быстрым шагом, чтобы не отстать от могучего животного-вожака.
Маршрут Конан выбрал напрямик через пустыни Офира и степи Коринфии.
Поэтому по сторонам смотреть смысла особого не было: жёлто-оранжевые барханы с чахлыми кустиками саксаула и верблюжьей колючки простирались от края до края горизонта. Пыльно-парящее марево скрывало то, что находилось от маленького каравана дальше четырёх-пяти миль. Хорошо хоть, что воды взяли достаточно: огромные оплетённые бутыли и булькающие бурдюки везли ещё десять дромадеров, коллег вожака.
Конан успел за пару дней перезнакомиться со всеми: и с начальником сардаров — угрюмым пожилым сотником Уткыром, и с двумя десятниками, относившимся к странной экспедиции достаточно прохладно, и с большинством простых воинов, весьма условно так называемых: дисциплиной и выучкой эти равнодушные ко всему, кроме еды, азартных игр, и выпивки служаки, похвастать не могли. Да и вряд ли захотели бы…
По мере возможности он познакомился и с сухонькими погонщиками, и с прислугой, и с поваром — вот кто по сути являлся главным человеком каравана! А вовсе не Абдурахмон-бек, старший проводник при дворе султана.
Караван двигался, всё постепенно вошло в свой ритм, и текло, как по накатанному: Завтрак, езда, обед, ночёвка. Завтрак, езда, обед, ночёвка… Словом, типичный караван!
Своими основными обязанностями — охраной — люди султана занимались, говоря мягко, спустя рукава. Дозоры вперёд или назад не высылались, часовые, выставляемые на ночь, бывало, засыпали — конечно, когда не играли в шиш-беш. А уж про устройство секретов или сигнальных ловушек и говорить не приходилось. Зато все очень деятельно принимали участие в приготовлении пищи, надеясь, что Умид — чародей казанов и вертелов — выделит кусок посочней и пожирней. Но старый прожжённый повар, надо отдать ему должное, никого при дележе не выделял, и готовил отлично. После сытного ужина-обеда все как-то забывали тяготы утомительного и нудного дня, и расслаблялись.
Конана, конечно, такое качество несения службы не радовало. Но, в конце-концов, кто он был такой, чтобы учить старого служаку Уткыра его обязанностям? Поэтому он старательно… тренировал раненную ногу и левую руку.
Каждый переход начинался с того, что носилки-паланкин перевьючивали на свежего верблюда. Затем, с короткими остановками, двигались почти до заката. Затем разбивали лагерь, готовились к ночёвке, и ужинали. Коренастые и выносливые кони сардаров неплохо справлялись с песками — ещё бы, Конан узнал в них потомков диких лошадей Гирканских степей. Всего лошадей было около тридцати — на двадцати ехали воины, на остальных было навьючено лагерное оборудование, еда, запасы дров, и прочее, очень нужное в длительных путешествиях, добро.
На коротких остановках Каринэ предпочитала из носилок не вылезать, а больше чесать языки с Саидой — пожилой и не слишком приветливой служанкой, с огромной бородавкой на верхней губе и весьма крючкообразным носом, которую Боташ вряд ли только по доброте душевной предоставил в распоряжение беспомощной женщины. И побаивался её, похоже даже Уткыр. Зато уж её распоряжения выполнялись сразу…
Что ж. Шпионы — тоже люди. И, если не наступать им на любимые мозоли, тоже могут быть вполне милы и человечны. А у Каринэ вообще был дар привлекать и располагать к себе людей. То, что этот дар является не врождённым, а благоприобретённым в результате тщательного обучения, Каринэ отнюдь не афишировала, но использовала с выгодой для себя и своего спасителя.
На третий день пути две женщины вели себя как старые подруги.
Конана всё ещё сильно беспокоила грудь — было, похоже, всё-таки сломано с пяток рёбер, и только тугая повязка позволяла терпеть движение. Правда, парился и потел он из-за неё похлеще верблюда. Ничего, это — не главная их проблема.
А вот беспокоило его поведение султана: уж больно легко и быстро он согласился отпустить их с подругой — и даже караван снарядил меньше, чем за сутки. Или Боташ что-то задумал с самого начала, или может передумать потом — опыт и инстинкты подсказывали варвару, что вряд ли их путешествие будет проходить гладко и скучно.
Киммериец опасался и погони, и нападения из засады, поэтому поделился со своей спутницей кое-какими мыслями и своим планом — так, на всякий случай. Чтобы не повторить ситуацию с незабвенной памяти Лавиной. Ведь кто предупреждён — тот вооружён.
Исходя из этих же соображений, дорогу он указывал раздражённому Уткыру и Абдурохмон-беку то гораздо левей, то гораздо правее нужного в целом ему направления: чтобы, значит, не дать преследователям быстро и легко догнать и обнаружить маленький караван.
И хотя сотник и караванбоши и злились, и десять раз пытались убедить его, что вот так — будет удобней и быстрее, — когда Конан рассказал им о своих местных знакомцах— разбойниках, и их приёмах и отношении к пленным, всё же согласились, скрепя сердце, с разумностью тактики запутывания следов. И Уткыр даже удвоил ночные караулы. Что, впрочем, мало что дало в плане безопасности, учитывая патологическую страсть сардаров Турфана ко всякого рода азартным играм, и склонности к сонливости под мерное пение цикад и сверчков.
Конечно, сам киммериец прекрасно понимал, что против действительно опытного следопыта их детские уловки с заметанием следов и сменой направления движения ничего, кроме небольшого выигрыша времени, не дадут. Если их решат догнать, то догонят — пусть не через три, а через пять дней: разница невелика. И в самом сердце безлюдной пустыни рассчитывать на чью-то помощь не приходилось.
Но ехать по людным местам в объезд пустыни — ещё хуже. Тогда они просто не успеют! Да и от нападения это вряд ли спасёт. Безлюдных участков и на обычных караванных путях полно — ведь оазисы с людьми и поселения достаточно редки и там.
