Ярослав Коваль - Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник)
А значит, надо все-таки примазываться к воинскому сословию. Не гладиатором, так кем угодно, держащим в руках оружие. Охранником? Телохранителем? Наемником? Первым двум, наверное, нужны рекомендации, а последний столь же чреват, как и отвергнутый мной по умолчанию, да к тому же лишен даже иллюзии свободного образа жизни. Кто меня в этих краях возьмет тренером? Для тренерства сначала надо имя заработать, а это упирается в три предшествующих варианта или в четвертый. Отвергнутый по умолчанию.
Я впервые путешествовал без рюкзака, вмещающего в себя палатку, спальник, котелок и запас консервов. У меня имелся разве что хиленький плащик, чтоб заворачиваться в него и считать боками шишки и сучки, а есть, видимо, я имел право всё что угодно из растущего, бегающего или летающего. Ах, да, еще ползающего – но это на крайний случай. Либо пробиваться тем, что куплю в трактирах. Последнее как-то надежнее, хоть и за деньги, потому что с «когтями» или ножом не особо-то поохотишься на зверюшек. Сшибать птичек камнями или палками я тоже не умел.
До трактира, который показался мне самым перспективным с точки зрения новостей и нужных мне сведений, я добрел лишь через пять дней. До того мне пришлось дважды спать на лапнике и под лапником, потому что не вовремя начался дождь, и трижды – на придорожных постоялых дворах. В одном из них в циновках обнаружились то ли вши, то ли блохи, короче, по факту все равно пришлось спать на улице. Но хоть на соломе, а не абы как.
Перебирая все то, что уже успело случиться со мной, я осознавал, что набрался такого количества впечатлений, какого не знал за всю жизнь. Этого вполне хватило бы на небольшой фэнтезюшный сериальчик. Только еще, по идее, в соответствии с законами жанра, за мной должна быть погоня, жаждущая моей крови и ушей. Здесь же вся проблема заключалась в том, что я на целом свете никому нахрен был не нужен. Чистой воды Неуловимый Джо.
Этот трактир сразу привлек мое внимание своими размерами. Как я уже понял, здесь загородные постоялые дворы вообще особым простором не отличались. К чему отгрохивать отель на сто номеров, если большинство клиентов все равно предпочитают ночевать на своих же телегах? И это понятно. Маленькие, средние и крупные караваны (которые обычно и занимали здешние дороги, чаще всего, как корабли к пристани, тянулись к здешним дорожным трактирам) рассматривали подобные места в первую очередь как источник теплой пищи, которую не надо готовить. Далее – как место, где можно прикупить фуража и даже съестных припасов, помыться, немного расслабиться, сменяясь, с кружкой пива. А спать все равно при товарах.
Обычно услугами ночлега пользовались одинокие путники или те, кто путешествовал небольшими группками без телег и фургонов. Но много ли таким надо места? Пары-тройки комнат хватит за глаза. И часто ли они забредали сюда? Не так часто, как хотелось бы хозяевам. Знатные или богатые тут вообще появлялись в лучшем случае всего пару раз с момента основания.
Поэтому в общих и жилых залах постоялых дворов, расположенных далеко от крупных поселков и городов, обычно было тихо и пустовато.
Здесь же жизнь кипела, и это чувствовалось еще на подступах. Во дворе то и дело появлялись люди с деловитыми лицами и повадками, сквозь распахнутые двери конюшни было видно, что внутри отдыхает немало ездовых животных всех форм и размеров, пахло свежевыпеченным хлебом, дверь то и дело стучала о косяк – мужики выскакивали продышаться и заскакивали обратно. Я с любопытством шагнул через порог – в общей зале было людно, заняты почти все места за двумя длинными столами, две служанки носились как угорелые с подносами, нагруженными сверх всякой меры.
На меня посмотрели по большей части равнодушно, но все-таки посмотрели, и некоторые из взглядов были оценивающими, чуть более долгими, чем прилично, потому что – это я понимал – по мне трудно было определить род занятий. Хоть я и был одет по-местному, но до сих пор ориентировался в здешних традициях настолько плохо, что, конечно же, забыл о какой-нибудь мелочи или держался не так. В устремленных на меня взглядах был безмолвный вопрос: «Интересно, что за птица?», но в целом народ я заинтересовал мало.
Тут, похоже, и своих странных маргиналов хватало.
– Что путник будет пить и есть? – осведомился у меня сухопарый мужик с полотенцем, заткнутым за пояс. Возможно, даже сам хозяин этого заведения.
– Что у вас там на обед? – уточнил я, припомнив, что, хотя завтракать мне не довелось, но время уже за полдень, так что придется соответствовать.
– Ветчина и овощи, убоина в горшочках с зеленью, свежий хлеб. Пиво еще не дозрело, но есть приличный сидр. Могу предложить вино.
– Я не планирую напиваться. Предпочитаю сытно пообедать. Пусть будет сидр.
Усевшись на свободное место с краю, я отламывал куски от еще теплой лепешки, которую мне принесли сразу, запивал ее сидром и пытался прислушиваться к разговорам. Не слишком-то результативно. Мужчины, обедавшие здесь и одновременно обсуждавшие свои дела, упоминали слишком много понятий, значение которых было мне неизвестно. Все, что я понял, – что тут поблизости есть несколько поселков, что до ближайшего крупного города сравнительно недалеко, что грядет ежегодная ярмарка и что в окрестностях кое-где можно делать деньги, но как и на чем – неясно. И с ярмаркой это, кажется, не связано.
– Ты откуда? – спросил меня сосед, догладывающий баранье ребро.
– Из Мерги. – Назвал тот город, откуда и начал свое путешествие на правах чересчур уж свободного человека.
– Там родился? Ты гладиатор?
– Был гладиатором. – Не спеша отвечать на первый вопрос, я отозвался таким образом, что в воле собеседника было понять меня хоть так, хоть эдак. – Оставил это дело.
– А что вдруг?
– Мне не по нраву выступать.
На меня воззрились со смесью недоумения и иронии. Последнее заинтересовало меня больше. У мужика были повадки человека, понимающего кое-что в жизни. Такие, пройдя огонь и воду, получают право смотреть на окружающих оценивающе – не сверху вниз, нет, скорее видя не только нынешнюю картинку, но и набор картинок из прошлого и вероятного будущего. С такими обычно есть о чем поговорить.
– И чем думаешь заниматься?
– А какие есть варианты? Еще думаю.
– У тебя семья-то есть? – Мужик говорил не торопясь и так же не торопясь допивал свой сидр. Чувствовалось, что разговаривать он со мной будет лишь до тех пор, пока ему этого хочется.
– Нет у меня никого. Я один на свете.
– Это как так?
– Да уж так получилось.
– Хм. – На меня взглянули с любопытством, хотя и любопытство тоже было довольно равнодушное. Так лист скользит по поверхности воды и не мокнет, так человек, обремененный собственными проблемами, может иной раз скользнуть по волнам чьих-то чужих судеб, не забивая ими голову и чувства. – Изгнали тебя, что ли? Наделал что-то? Впрочем, не мое дело. Не отвечай, если хочешь. – И я постарался сделать независимое лицо. – С работы тоже погнали?
– Типа того. Рожей не вышел, – говорил я все это довольно легкомысленным тоном. – Сначала выходил, потом выходить перестал.
– А что так?
– Работодатель был из знати. Ему необычности подавай, но каждая необычность рано или поздно наскучивает.
– А-а… То есть выгнали не из-за какой-нибудь выходки?
– Нет.
– Тогда за рекомендацией дело не станет, верно?
– Хм. – Я попытался представить себе, как являюсь к императору с требованием дать мне рекомендации. – Это вряд ли. К моему прежнему работодателю не ткнешься за рекомендациями, раз уж сразу не дали…
– Что – такая шишка?
– Да. Шишка.
– Тогда, парень, ты ж понимаешь, это твои проблемы. – Мужик, обернувшись, сделал знак служанке, и та без малого бегом приволокла ему кружку сидра, а мне – горшочек, накрытый аппетитно запекшейся «крышкой» из теста. – Вряд ли тебе кто-то поверит. Так что о спокойной уютной работе можешь не мечтать. Оно тебе надо? На твоем месте я б вернулся к гладиаторской профессии.
– Хороша спокойная работа!
– А чем нет? – удивился мой собеседник.
– Если ты хороший боец, то да, ты на вершине, дерешься редко и все больше из любви к искусству. Но я же не настолько крутой, чтоб привлекать зрителей. А во второсортных клубах выступать – это самоубийство.
– Глупость, которую тебе можно простить только по твоей молодости. Сразу видно, что ты никогда не работал в клубах. – И я понял, что тут лучше не спорить. Возражения только насторожат. Меня просто не поймут.
– Ну, ладно, согласен. Но я не хочу.
– Хочу, не хочу… Тут уже вопрос в том, на что ты способен. Воевать-то, к примеру, за жалованье – дело еще более неверное, чем гладиаторство. Или удел охотника, например.
– Какого охотника? На кого?
– Я имею в виду охотников с грани. Не знаешь, кого называют охотниками? – Этот взгляд был колким, и я снова стал мысленно искать более или менее убедительные аргументы, чтоб объяснить, почему я ни фига не знаю об окружающей действительности. – Что же ты вообще об этой жизни знаешь? И судишь почему-то… Мой тебе совет – выбрось ты из головы свои странные представления и возвращайся к своему делу. Ты ведь гладиатор, и толковый, раз до сих пор жив. Раз через первые основные этапы прошел. Лучшего тебе не найти.
