Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота
В каменных катакомбах было нежарко, но Хаттаф-бек обливался липким потом. Что же он недоглядел? Что пошло не так? Ох, тяжко быть рабом!
Но — Неграл с ним — пусть рабом! Лишь бы — живым рабом!
* * *Первый ход, ведущий вниз, пришлось отвергнуть — на его полу лежал толстый слой пыли, и он явно никем давно не использовался. Извилистый коридор вёл киммерийца его дальше. Со вторым опускающимся вниз коридором было не лучше — запах, а затем и зрелище ручья с нечистотами показали киммерийцу, что он в сточном коллекторе. К тому же эти два спуска никто не охранял. Значит, нужно искать в других местах.
И побыстрее.
Конан с факелом в руке и мечом наготове, быстро и бесшумно крался по бесконечным узким и широким коридорам и переходам, спускаясь и поднимаясь по каменным ступеням, мимо вентиляционных узких шахт, трещин в серо-чёрной скале, проходя сквозь узкие — только протиснуться! — или широкие — потолка сверху не видно! — ходы природной или доработанной людьми огромной пещеры. Боташам очень повезло: такого лабиринта для чёрных дел не было и у некоторых волшебников, с которыми киммериец уже имел несчастье сталкиваться.
Иногда ему попадались запертые, или незапертые, а то и просто распахнутые настежь двери каких-то казематов, но всё это неизменно оказывалось не тем, что он искал.
Вот чёрт, как же этот сволочь Хаттаф-бек сам здесь находит дорогу?! Или Конан пропустил какой-то секретный лаз? Да и вообще, где люди? Где какие-нибудь часовые, у которых можно было бы выпытать дорогу?! Почему такое огромное пространство никак не используется?! Или… все боятся?
Боятся того, что обитает здесь? Боятся, и не смеют тревожить?
Конан чуть ли не бегом двигался теперь по проходам и лестницам, проскакивая залы и комнаты, и полагаясь только на инстинкт. Считать повороты и запоминать приметы оказалось невозможно: их было слишком много, и теперь он полагался только на свои чувства и подсознание.
Поэтому он и сам не заметил, как попал в огромную… подземную темницу.
Дремавших здесь под чадящим факелом двух придурков он легко обезвредил — они были не чета крепким и шустрым, молодым и ретивым воинам Хаттаф-бека.
Затем ключами, оказавшимся на поясе одного из стражей, он отомкнул замки тяжёлой решётки, перекрывавшей длинный тёмный коридор, уходящий, казалось, в бесконечность, что, впрочем, оказалось недалеко от истины. Где его конец, киммериец так и не узнал. Начав отпирать и осматривать камеры, расположенные по обе стороны прохода, он быстро убедился, что здесь нет никаких женщин, а заключены лишь несчастные, полуживые и больные бедняги, жалобно стонущие и щурящиеся, но пытающиеся передвигаться к свету, к свободе.
Понять, что он невольно принёс им свободу — по-крайней мере, возможность попытаться освободиться — эти едва живые мужчины могли по крепким солёным ругательствам и вопросам варвара, всё ещё надеящегося найти или добраться до женщин.
Когда несколько наиболее «шустрых» доходяг вылезли в коридор, Конан просто отдал ключи самому здоровому и порядочному на вид, велев отпирать все остальные камеры, и повыпускать всех сотоварищей. По его соображениям выходило, если даже человек простой убийца, он и заслуживает простой и быстрой смерти на плахе, а не мучительного угасания от цинги, сырости и голода во мраке вечной ночи.
Кроме того, у него мелькнула мысль, что чем больше переполоху под дворцом наделают эти несчастные, тем легче будет ему самому — они отвлекут на себя часть воинов Хаттаф-бека и султана. Поэтому он даже оставил несчастным штук пять своих кинжалов и постарался, как мог, объяснить, как покинуть проклятое подземелье.
Сомнительно, конечно, что ослабшие бедняги смогут спастись все. Но даже если сбежит хоть часть — и то неплохо. Времени у них в распоряжении имелось не так много — Ринат со своими покинет дом советника часа через два, а смена свежих охранников придёт из казармы через три. В этот промежуток им и надо угодить. Пока он объяснял, куда идти и что делать, коридор заполнился довольно солидной толпой.
Наудачу он спросил, стараясь перекрыть неизбежный гул голосов:
— Послушайте! Кто-нибудь знает, где здесь, в подземельи, самое охраняемое место? В смысле, то, которым султан дорожит сейчас сильнее всего?
Толпа притихла. Обросшие и чумазые лица некоторое время переглядывались. Затем вперёд кое-как протиснулся один из скрюченных застарелым радикулитом узников — совсем старик на вид. Он еле ковылял, и что-то говорил, но так тихо, что даже чуткое ухо варвара ничего не улавливало. Старик раздражённо махнул киммерийцу рукой, приглашая нагнуться пониже. Конан, долго не думая, рявкнул: «Тихо!», и поспешил приблизиться к ветерану катакомб. Тот постарался как-то распрямиться.
— Самое охраняемое здесь место — сокровищница! — прошамкал беззубый рот, — Но она под другим крылом дворца. Тебе придётся вернуться назад, и подняться почти к поверхности, чтобы попасть туда. Наша темница находится под северным крылом, а тебе нужно южное. Значит, смотри: отсюда двинешься по этому коридору, через минуту окажешься в комнате с четырьмя галереями.
Пойдёшь по второй слева и сначала окажешься почти наверху. Оттуда… — старик очень подробно и понятно обрисовал весь маршрут движения до южного крыла, а в конце добавил, — Последнюю часть тебе придётся проползти по старому сточному коллектору, так как вход в секретный каземат усиленно охраняется — там обычно человек десять. А труба с дерьмом, может, и не совсем удобна, зато безопасна и гораздо короче секретного туннеля. Я думаю, такой молодой здоровяк, как ты, минут за пятнадцать доберётся! — седой и грязный старец подумал, и добавил. — Поторопись! После полуночи обычно уже всё бывает кончено!
— Что — кончено?! Откуда ты… Что ты знаешь об этом деле, отец?!
— Я, дорогой наш освободитель, ничего не знаю. Просто… Я очень долгое время провёл в полной тишине, в другом месте этого подземелья… И мой слух обострился настолько, что я слышу сквозь скалы! А думать мне не может запретить даже чёртов Боташ. Поэтому я точно знаю: там, глубоко внизу, в сокровищнице, происходит что-то страшное. Даже не страшное — что-то кощунственное! Против Мирты Пресветлого!
Уже четыре раза, примерно раз в месяц, снизу доносятся такие крики!..
Даже под пыткой люди так не кричат! У меня, проведшего в этом аду не меньше тридцати лет, — и то мороз по коже от этих криков! Поэтому, если я правильно понял смысл твоего появления здесь — беги! Беги, спасай своих близких! И да благословит тебя Мирта Пресветлый!
— Спасибо, отец! Уже бегу! — Конан от души пожал узенькую полупрозрачную руку, и помахал всем, — Прощайте, друзья! Простите, что больше ничем не могу помочь — боюсь опоздать! И помните — два часа! Раньше — не выходите! И позже — тоже!
Конан изо всех сил припустил по коридорам, уже не стараясь скрываться, и держа высоко над головой факел, искры с которого так и летели. Меч он из правой руки переложил, наконец, в ножны за спиной, рассудив, что может понадобиться и кинжал.
— Удачи тебе, северный воин! — слабый крик затих, когда он свернул за очередной поворот. Вот и комната с четырьмя коридорами.
Вдруг словно ураган пронёсся по подземному лабиринту!
Стены задрожали, и страшный рёв, ещё и усиленный и превращённый в многоголосый рык эхом, ударил в уши киммерийца!
Он понял, что нужно бы ещё поднажать, и ускорив бег, словно молодой жеребец понёсся по сложному, но отлично отложившемуся в памяти маршруту. Ещё он поразился — откуда старик, тридцать лет не вылезавший из камеры, мог так хорошо узнать план такого сложного сооружения! Ага — вон за тем поворотом должен быть коридор с лазом в сливной коллектор!
Повернув за угол, он со всего маху врезался в толстую решётку, перегородившую проход, которому, вроде, полагалось быть открытым. Не иначе, как новшество Хаттаф-бека, будь он трижды неладен со своими причудами и любовью к подстраховке!
Два стража, до этого мирно скучавших на посту, а несколько секунд назад развернувшихся, на его счастье, в сторону, откуда донёсся страшный звук, теперь резко повернулись к киммерийцу, всё ещё трясущему головой от удара.
Здороваться с ними однако Конан не стал — он узнал горячо любимых горцев из клана Хаттаф-бека, а на них у него уже была аллергия. Так как мечом добраться до стоящих в пяти футах сардаров было невозможно, в ход вновь пошли проверенные смертельные стальные зубья.
Когда горцы упали — один в пяти, другой — в десяти футах от решётки, перед варваром вновь встала проблема замков и отмычек. Однако не желая терять драгоценные, и, возможно, решающие секунды, он упёрся обеими ногами в скалу сбоку от решётки, и что было сил потянув за один из прутьев.
Через несколько мгновений дюймовый железный стержень согнулся так, что Конан смог протиснуться в образовавшуюся щель. Задержался он лишь на то время, что потребовалось на освобождение своих кинжалов. Добежав до коллектора, он обнаружил…