Олег Говда - Рыцарь
Я удивленно огляделся, потому что эта комната походила больше на покинутую не так давно темницу Дубровского замка, нежели на гостевую комнату или опочивальню. Даже для оч-чень нежданных гостей.
Тот же деревянный лежак с зажимами, те же устрашающего вида орудия пыток на стенах, похожий на гроб, ящик. Только все какое-то пыльное, затянутое паутиной, не обжитое, что ли, если можно так выразиться про допросную комнату. Даже от камина тянуло сыростью и плесенью, словно огонь в нем не разводили уже как минимум несколько лет.
– Тут нас не потревожат, – жестом заботливого хозяина обвел странное помещение граф. – Присаживайся, где удобнее, и не удивляйся. Извини, Игорь, но слишком много вопросов вокруг тебя образовалось и – слишком мало ответов. Так что ничего не поделаешь, но пока мы с тобой в дружеской или какой иной, на твое усмотрение… – он сделал весомую паузу, – беседе не наведем ясность, из этой комнаты ты не выйдешь. Если всему виной моя чрезмерная мнительность и ты чист в своих помыслах и деяниях – извинюсь. Ну, а подтвердятся сомнения – не обессудь, повесим.
– Видать, планида у меня такая, – вздохнул я, устраиваясь на каком-то ящике, больше похожем на гроб, – ночи в темницах коротать. Спрашивай, Ставр… Только у меня просьба будет, можно?
– Конечно, мы же с тобой пока не враги. И совсем не обязательно должны такими становиться.
– Спасибо. Я так понимаю, что наша беседа затянется, и спать мне не придется вовсе. Так нельзя ли хотя б умыться и перекусить?
– Это даже и не просьба, – почти обиделся Ставр. – Сейчас все принесут. Я ведь и сам еще не ужинал.
Как раз в этот миг в дверь комнаты негромко постучали.
– Вот и угощение, – граф посторонился, пропуская внутрь двух слуг с ведром воды и принадлежностями для умывания. Те немного замешкались, соображая, куда все поставить, потом примостили таз на деревянном топчане и посторонились. Свое удивление они либо удачно прятали, либо подобные причуды хозяина были не вновь.
Я, поспешно сбросив с себя кафтан и рубаху, с удовольствием заплескался в теплой, чуть пахнущей мятой воде. Умывшись и вытершись насухо куском мягкой выбеленной ткани, потянулся было за своей одеждой, но вместо нее на лаве лежал другой костюм.
– Не думаю, что после умывания приятно одевать грязные тряпки. От них за версту разит кровью и потом… – ответил на мой невысказанный вопрос Ставр и махнул слугам. – Уносите.
И едва те успели выйти за дверь, как она вновь отворилась, на сей раз впуская в пыточную парочку поварят, с двумя подносами снеди.
Ставр собственноручно наполнил кружки и произнес:
– Ну, за взаимопонимание. Пусть разговор наш будет приятным и завершится скорее, чем кончится вино в этих кувшинах!
– Пусть, – я с наслаждением сделал большой глоток прохладного и мягкого напитка, а потом оторвал от зажаренного гуся ногу и стал с удовольствием ее обгладывать.
– Тогда вопрос первый. Скажи, Игорь, как давно ты на службе у баронеты?
– Со вчерашнего дня… – Я говорил с набитым ртом немного невнятно, но ответ был принят.
– Отсюда вопрос второй. Почему баронета выбрала именно тебя своим гонцом?
Я немного подумал, потом проглотил еду и ответил:
– Если кратко, то выбирать было не из кого. А если подробно…
– Подробно позже, – остановил меня Ставр. – Ты не думай, Игорь, будто я забыл, что именно благодаря тебе и твоему другу остался в живых Любомир. Просто странностей слишком много. И хоть после Моровицы уже давно никто и ни с кем не воюет, но когда-то же начнут. Верно?
Я пожал плечами. До тех пор, пока кто-либо не объяснит мне толком, кто я такой, откуда родом и так далее, остальные вопросы меня совершенно не волновали.
– Вот я и пытаюсь понять: если ты лазутчик, то чей и с какой целью к нам пробрался? А если все повязанные с тобой странности имеют иную причину, то какую? И чем это может угрожать нашему графству и Зелен-Логу вообще? Понятно излагаю?
– Вполне… – я еще раз приложился к кружке. – Только не тяни кота за хвост. Предупреждаю честно – долго не выдержу, усну.
– Ну, посуди сам, – Ставр будто оправдывался. – Является никому не известный человек в одежде харцыза и объявляет себя гонцом баронеты. Но при этом не говорит, где она, и никто из нашей дворни ни тебя, ни твоего товарища в Дуброве никогда раньше не видел. Что я должен предположить?
– Что харцызы хотят напасть на Зеленец, а мы пришли осмотреться или даже открыть ночью ворота? – предположил я, припомнив прошлое обвинение. Похоже, у здешних правителей фантазия не слишком богатая.
– Глупость, конечно, – согласился граф. – Лет пятьдесят тому назад вполне реальная ситуация. А сейчас, – он махнул рукой. – Для захвата городка нужен отряд хотя бы в тысячу сабель. А харцызы никогда больше чем одним куренем в набеги не ходят, да и то – очень редко. Обычно пронесется несколько дюжин степняков, утянет, что поселенцы спрятать не успели, и опять спрячется в Заскалье. И что может понадобиться кому-то в чужой стране настолько ценное, чтобы ради этого жертвовать жизнями собственных граждан? Лично я даже представить себе такой добычи не могу.
– Тебе виднее, – сонным голосом согласился я. – Но, если ты и в самом деле считаешь все эти подозрения чепухой, тогда объясни: почему мы беседуем здесь, а не в более приятном месте?
– Сложный вопрос, – вздохнул Ставр и снова наполнил кружки. – Матушка сказала: «Что хочешь придумай, но сделай так, чтоб до утра наш гость ни с кем не общался!» Я и решил сам с тобой поговорить по душам. Все же странного в тебе чересчур много для одного человека. Хотя и не могу поверить, что воин с таким прямым взглядом и открытым лицом может оказаться врагом.
– Как будто враг обязательно должен быть сволочью…
– Нет, наверно, не обязательно, – задумался над этой мыслью Ставр. – Но ты же не враг?
– Я, – я тоже попытался сделать умное лицо. – Вообще-то я ничего о себе не помню… Но отчего-то уверен, что не враг. Ни вам, ни Анжелине.
– Вот, а я что говорю. Ты со мной не спорь!.. Я здесь, после матушки, самый главный. – Ставр с удивлением повертел в руке пустую кружку и потянулся за кувшином. – Ладно, рассказывай все, что сочтешь нужным. Чего не пойму, переспрошу позже.
Я вздохнул, промочил горло и стал подробно излагать графу всю свою незамысловатую историю с момента пробуждения на запруде у мельницы Мышаты.
– Вот, собственно, и все… – закончил спустя некоторое время и устало потянулся за кувшином. Хотел налить в кружку, но потом передумал и приложился к нему так. – А теперь, граф, либо казни, либо дай поспать. Все остальные вопросы только утром. Сил нет, как заморился…
– Чудеса, – Ставр силой отобрал у меня кувшин и в два глотка допил все, что в нем еще оставалось. – Да, такую небылицу нарочно не придумаешь. Во всяком случае, не для оправдания. Чудеса! Без хранителей не разобраться. Тебе, Игорь, в Оплот, прямиком к Остромыслу надо двигать. И не откладывая. Такие события просто так не происходят.
– Э, нет. – Я удобно свернулся калачиком на похожем на гроб ящике и, еле ворочая языком, пробормотал: – Хошь убейте, никуда отсюда не уйду. Сп-койной н-чи… – и провалился в сон. Уже совершенно не слыша ни нелицеприятных обвинений Любомира в адрес старшего брата, ни неуверенных оправданий обескураженного таким поворотом Ставра.
* * *Костер внутри стен из тумана возник тут же, гостеприимно предлагая свое тепло. Помня о том, что иной раз произрастает из земли, я огляделся, увидел более-менее приличный с виду валун, потрогал его осторожно носком сапог, и поскольку тот вел себя совершенно мирно, осторожно присел на камень. Костер одобрил мою покладистость приятным мерцанием и снопом искр. Словно кто-то невидимый подбросил в него несколько таких же невидимых еловых лап. Помню, в детстве я всегда любил эти искрящиеся костры, которые мы с пацанами разводили во дворе после Нового года, стаскивая выброшенные елки со всей округи.
Погодьте, а я это кто? Но додумать мысль до конца не успел, из тумана за спиной меня кто-то окликнул:
– Игорь…
Я попытался оглянуться и вдруг понял, что не могу пошевелиться. Совершенно. Более того, нет больше никакого костра, никакого тумана, а я лежу в больничной палате. Неподвижный, как мумия любого по счету Рамзеса или Тутанхамона…
– Здравствуй, Игорь…
Мой лечащий врач, чуть полноватый, воняющий дешевым табаком, чье амбре не в состоянии заглушить ни дезодорант, ни еще более отвратительный одеколон, как всегда, по-деловому собран и немногословен. Василий Васильевич убежден, что сюсюкать с безнадежными пациентами глупо, а нарочито бодрый тон больных только раздражает. Лично мне по фигу. Осужденному к смертной казни совершенно без разницы, каким тоном судья зачитает приговор. Лишь бы не тянули… Ожидание смерти гораздо хуже самого перехода в небытие. Кстати, а кто проверял? Мнение несчастных, томящихся у плахи, известно многим, а что в действительности думают по этому поводу казненные?
