Олег Фомин - Льдом и мечом
— Твоя месть заводит слишком далеко.
— Замолчи! Я за собой не тащила, сам вызвался. Если так, играй по моим правилам. А не хочешь — не вмешивайся!
Эгорд уходит. Силуэт Милиты все так же возвышается на скале. Тяжкий вздох: Милиту не переубедить…
Находит Тимориса в густых высоких зарослях травы, в обществе трех девиц, веселых, раскрасневшихся, веревочки корсетов болтаются, платье одной спущено до пояса, девушки жуют травинки, игриво косятся на Эгорда, груди и ножки как бы невзначай, но в самых лучших ракурсах открыты нежданному гостю.
Виновник забав, как ни странно, еще не только в одежде, но и в доспехах, только не видно копья.
— Дружище! — чуть ли не со слезами умиления распахивает объятия Тиморис, улыбка растягивает щеки. — Я сплю! Или меня сожрал кто-то из драконов, и я попал на небо…
— Попасть на небо грозит в ближайшие сутки. — Эгорд уводит в сторонку. — Слушай внимательно.
— Ты чего такой… будто за тобой охотятся? — Воин искренне удивлен, но рожа блаженная, мысленно продолжает лапать хихикающих красавиц.
— Не теряй голову, — серьезно говорит Эгорд. — Ты понимаешь? Намечается что-то скверное, а сегодня улететь все равно не выйдет, Милита против… хотя ты, видно, тоже улетать не хочешь.
— Улетать? Не-е-ет, я еще не такой аскет, — добродушно тянет воин. — Эгорд, я не против похода на этого… который похож на скорпиона… ну, самого наглого демона. Улетим! Завтра в полдень, как условились. Затея, сам понимаешь, безумнее прежних, а тут такой шанс погулять напоследок…
— Не теряй бдительность. Жители и этот староста что-то скрывают. Похоже на западню.
— Да ну! Серьезно? — Тиморис постепенно обретает осмысленное выражение лица. — Уверен?
— Более чем. Слушай, раз ты нравишься этим красоткам, попробуй вытянуть из них хоть что-то, намек, словечко, самую малость.
— Ну-у, ладно, — нерешительно мямлит воин. — Вряд ли все так страшно, но попробую, не велика хитрость.
— Отлично. — Эгорд хлопает друга по плечу. — И держи копье рядом. Кстати, где оно?
— Копье? — Тиморис в ступоре.
— Тимусь! — мяукает из травы жалобно и смешливо. — У тебя такое большое оружие! А что у тебя еще большое?
Девушки наперебой звенят смехом. Тиморис кивает Эгорду, мол, выкрутимся, ныряет в гущу травы с разбойничьим воплем, дальше хохот и стук по земле, будто катятся кубарем.
Эгорд идет в таверну.
Селение кипит, люди мелькают как шмели, приготовление к пиру полным ходом. Перед домом старосты вдоль улицы громоздится стол. Носятся, пыхтят повара и слуги, в руках котлы, ухваты, охапки дров. Трубы на крышах таверны и дома старосты пышут дымом. Народ галдит, в море беспечной болтовни озабоченные крики вроде «тащи соль», «где вас бесы носят, уже остыло», «тоньше мясо режь, тоньше!».
В таверне пар вперемешку с дымом, печным и табачным. Эгорд расталкивает туман, тела суетятся, как муравьи, но вокруг Эгорда более-менее свободно, люди восторженно уступают, глазеют вслед.
У стойки знакомая троица. Деймус и Волдур шепчутся за кружками пива, Луф то появляется, то исчезает на кухне, красный, мокрый, в своей стихие, зычный голос раздает указания, от прежней робости и следа… Натыкается на Эгорда, замирает.
— Господин Эгорд! — растекается в сахаре. — Чего желаете в моем скромном заведении?
— Поговорить со старостой. — Воин-маг поворачивается к парочке, старец и кузнец внимательно смотрят.
— Смею угадать, дорогой гость, хочешь узнать о магах, — степенно произносит Деймус.
Эгорд кивает.
— Да, не терпится.
— Я был у наших защитников, — отвечает старец. — Сказал, кто вы и как бесстрашны ваши замыслы. Упомянул, что тоже знакомы с магией. Поздравляю, дорогой гость! Даже не думал, что будет так складно. Маги не только согласились на встречу — они на ней настаивают, говорят, вы очень вовремя, нужна ваша помощь.
— Вот как… — В Эгорде рождается зернышко надежды. Может, опасность все же ложная…
— Но сейчас, — продолжает Деймус, — маги крайне заняты, примут, как только освободятся и хоть немного отдохнут. Утром.
— Отлично. — Эгорд улыбается, но зернышко умирает. — То есть, встретимся с магами после пира.
— После пира и крепкого сна, — уточняет Деймус.
— Великим героям тоже нужен отдых, — поддакивает Волдур.
Через полчаса Эгорд бесцельно бродит по холмам, кое-как избавившись от взглядов и девичьих рук.
После крепкого сна, не выходит из головы. Вот ради чего пир — напоить, усыпить и… что? На деле узнать не хочется. Преследует чувство нелепости происходящего. В чем нелепость, понять трудно, но избавиться от чувства не выходит. Нечто явно на видном месте, совсем близко, но никак не удается зацепить нужную догадку. Как пытаться разглядеть свой нос: вроде и получается, но… как-то не очень…
Заворачивает за низенький хребет скал, на одном из холмов мельница. Похожа на гриб: широкая крыша на высоком столбе, доски и бревна сливаются в полосы, крылья вращаются неспешно, паруса удивительно белые, чистые.
Эгорд замирает.
Рядом с мельницей силуэт в знакомом радужном платье, оттенки морского мира переливаются с изгиба на изгиб, ткань колышется на ветру волнами…
Девушка призраком заплывает на лестницу, растворяется в проеме.
Эгорд идет быстро, дыхание учащается, мельница с каждой секундой выше, в какой-то миг понимает, что ноги мчат опрометью. Проносится в пальце от гудящего крыла, взлетает на лестницу.
Ступени поскрипывают, каждый звук будто стариковское ворчание: «Ну куда, куда ломишься-то!». Эгорд останавливается у двери, осторожный шаг в темноту…
Внутри сетчатый полумрак, тоненькие лучи пробиваются меж досок, всюду плавают сверкающие пылинки разной формы: точки, крючки, мечики… В центре колонна тяжелого механизма упирается в крышу, Эгорд различает зернистые круги жерновов, шестерни, оси, многие детали остаются загадкой, мельничная машина ровно мурлычет, как огромный кот, хочется слушать, следить за слаженными движениями…
Винтовая лестница после трех оборотов приводит к изящному силуэту. Девушка у окна, спиной к Эгорду, платье как спящее морское дно, вот там прячется краб, а вон трезубец кораллов… Волосы такие же невероятно легкие, вроде бы и сквозняка нет, а вздымаются и опускаются, как плащ бредущего в вечерний сумрак барда.
— Ночью вас схватят, — грустно говорит наяда. — Прости, что не сказала сразу. Мне тоже присущ страх… Раньше никому из чужаков не говорила, что их ждет, но теперь особый случай.
— Какой? — осторожно спрашивает Эгорд, шаг навстречу.
— Предчувствия меня не обманывают, — отвечает незнакомка. — А я чувствую, моя погибель уже здесь, на острове. Придет завтра.
— Нет. — Эгорд качает головой. — Этому не быть. Не позволю.
— Мне не помочь. Но ты должен убедить друзей, что они в опасности.
— Зачем нас схватят?
— Для магов. Они забирают чужаков, не знаю, что с ними делают, но из крепости не вернулся ни один. За сто двадцать лет.
Девушка разворачивается к Эгорду. В сердце воина-мага сладкий щем, отчаянно пытается запомнить прекрасное лицо, но тонет в полумраке глаз, линии по-прежнему обладают свойством восхищать и ускользать из памяти.
— Мне сто сорок один год, — говорит наяда. — Моим соседям примерно столько же. Деймусу уже за двести. Мы переселенцы с корабля, что разбился в шторм о здешние скалы.
Эгорд верит, даже не сомневается, но потрясение заставляет молчать долго, наконец спрашивает:
— Это из-за магов?
— Да. Мы построили на острове уголок счастья и покоя. Сыты, одеты, в тепле. Но беда в том, что слишком привыкли к беззаботной жизни, день за днем спокойно и ничего не меняется. Привыкли так крепко, что когда явились маги, жители согласились на все, лишь бы сохранить безмятежную жизнь. А уж когда маги подарили богатые урожаи, лекарства от всех болезней и вечную молодость, люди вычеркнули сомнения не только на словах, но и из сердец. Нужно лишь отдавать магам всех младенцев. И гостей.
— Вот почему здесь ни одного ребенка…
— Не знаю, зачем магам дети, но никто из крепости не возвращается, ни ребенком, ни юношей, ни стариком… Ты видел местных девушек. Совсем молодые, даже девочки, а у каждой было не меньше двадцати детей. Только я бездетная, пользы от меня нет, живу вне общины, здесь.
Эгорд оглядывает помещение, тут уютно, особенно убаюкивающий гул механизма. У стены — шкаф с книгами, глаза Эгорда округляются, вот уж чего не ждал увидеть на мельнице. А еще столик, стулья и подсвечник.
— Здесь жил отец, — нежно улыбается наяда. — Он был жрецом Солнца и безмерно любил книги. Это все, что остались после кораблекрушения. Построил мельницу один, при помощи заклинаний… А вскоре после появления магов исчез. Обыскала весь остров, пересолила слезами океан, бесполезно…
