Анна Калинкина - Метро 2033: Обмануть судьбу
Крот случайно оглянулся – и его поразило, как переменился в лице Следопыт, слушая Айрона. «Что это с ним? – подумал ганзеец. – Он смотрит на Медного так, точно убить готов, точно тот выболтал какую-то страшную тайну, а не мелет чушь спьяну. Что такого страшного в простой детской сказке?»
– А почему девица была синяя, а Дед Мороз называл ее красной? – спросила Искра.
– «Красная» раньше означало «красивая», – пояснил Медный.
– То есть, получается, что Красная Линия – это красивая линия? – сделала вывод девушка.
– Почему бы и нет? – сказал Федор, – очень красивые станции, особенно в центре, я там бывал.
Следопыт поглядел на него с подозрением, но простодушное лицо парня его успокоило, и он промолчал.
Потом явно захмелевший Литвин начал читать стихи поэта, чье фото висело у коменданта в кабинете. Крот из всего этого понял, что поэт, признанный символом станции и нравственным ориентиром, любил женщин, не дурак был выпить и даже самокритично сознавался, что он – хулиган. Впрочем, животных поэт любил тоже – Кроту понравилось, как сочувственно и с пониманием он писал про собак.
Засиделись в результате допоздна. Искра не решилась идти ночевать к жене коменданта, свернулась клубочком в палатке, стараясь занять как можно меньше места.
Наутро к ним пришел сталкер, который взялся проводить их до входа в парк. Они уже успели позавтракать и теперь снова собрались в палатке – Крот копался в рюкзаке, Айрон дремал, Литвин читал какую-то сильно потрепанную книжку, вернее, пытался читать в полутьме. Следопыт натирал до блеска пряжку со звездой, которая и так сверкала, а Искра просто тихонько сидела возле входа, обхватив острые колени руками, и, видимо, наслаждалась бездельем.
– Греков. Петр, – отрывисто представился гость.
Это был плотный мужик, уже начинающий лысеть, с покрасневшим, словно обветренным лицом, серыми глазами-щелочками. Кроту он сразу не понравился. Вид у него был такой, словно он глубоко презирает всех окружающих и даже не дает себе труда это скрывать. Не понравился Кроту и оценивающий взгляд, который гость, словно бы мимоходом, кинул на Искру. Одет он был добротно, по сравнению с остальными – почти щегольски: чуть ли не новый костюм защитного цвета, крепкие ботинки. Они уселись в палатке, подальше от любопытных глаз, и Литвин расстелил на полу добытую им карту усадьбы. Греков поглядел, скривился:
– Это все фигня. У меня своя есть. После Катастрофы-то все по-другому стало.
Он достал потрепанный лист плотной бумаги, где были нарисованы какие-то значки. Сталкеры склонились над ним.
– Вот здесь выходим из метро. Справа – бывший рынок, слева – пятиэтажки. Тут кое-где попадаются горгоны, – сообщил Греков, и Крот удивился, что сталкер знает, как называют этих тварей в большом метро.
– Вот это – кинотеатр «Высота», – пояснил тем временем Греков, тыча пальцем в квадратик. – Вот здесь вход в парк, – он ткнул пальцем в нарисованную птицу. – Потом идет Темная аллея, здесь вот – качели, карусели всякие. Дальше через Драконьи ворота выйдете на Козье болото.
– Почему Козье? – заинтересовался Айрон.
– Там козы расплодились на воле, – буркнул Греков. – Раньше их в клетках держали, а когда шарахнуло, кто-то их выпустил или сами выскочили. Теперь в парке целое стадо. Иногда даже в город забегают, к метро. Мясо у них вкусное, – и он вздохнул мечтательно.
– А кстати, эти мутанты, которые вдоль открытого перегона живут, здесь тоже водятся? – спросил Крот.
– Красотки, что ли? – спросил Греков небрежно. – Да нет, они почему-то развалины бывшего завода автомобильного облюбовали себе. Сюда вроде не забредают, хотя кто их разберет? – Он вновь уткнулся в листок бумаги: – Здесь по правую руку будет яблоневый сад. Только яблочки те лучше не есть – сам козленочком станешь, – и Греков фыркнул, очень довольный собственной шуткой. Затем продолжил:
– Там вообще места заболоченные – там же речка протекает, пруды эти. Вдоль пруда, по дорожке, выйдете к старой усадьбе. В чащу лучше не сворачивать, держаться тропы. А то забредете в Мертвый лес – это примерно здесь, левее первого пруда, Шибаевского.
– А что там?
– Попадете туда – сами увидите. Там… как бы это сказать… все потихоньку умирает. Лес как будто затоплен, деревья растут на кочках и гниют потихоньку, а между ними мертвая вода… тоже гнилая. Странное место, и выйти оттуда очень трудно.
– А мутанты какие в парке водятся?
– Врать не буду, я там редко бываю, сам только кур диких видел. Они не страшные, от них только шума много. Если попадутся, поймайте парочку на бульон. А, да, козы дикие – тоже не опасные. Ну, а остальное все – рассказы досужие. Что будто бы видели там зверя выше леса, который следы оставляет – как ямы. Правда, был тут один сталкер, Сенька Косой, он говорил, что там еще индюки живут – тоже из клеток когда-то сбежали. Вот те – звери. Догонят – заклюют, запинают. Здоровые, говорил, как лошади. Ломятся сквозь кусты с треском и бормочут что-то – прям жутко делается. Вот из такого бы супец знатный вышел, если завалить, – и Греков мечтательно вздохнул.
– А почему «был»? Что с ним случилось? – поинтересовался Литвин.
– Не вернулся, – пожал плечами Греков, словно говорил о чем-то будничном, само собой разумеющемся. – Вот он как раз все в парк ходить любил. А я ему говорил: «Не кончится это добром, Сеня». Правда, я и сам давно там не был, может, теперь по-другому все.
– Странная карта у тебя – ни черта не понятно.
– Лучше моей нету, – озлился Греков. – Лучше вам только Леня-картограф с Рязанки нарисовал бы, но он, говорят, в большое метро давно подался – сманили. И то сказать, для кого тут карты рисовать – там-то спрос больше.
Он вновь ткнул пальцем в карту:
– Тут, кстати, половина значков с Сенькиных слов сделана. Вот здесь перейти можно на ту сторону, тут мостик пруды разделяет. А вот это местечко лучше обойти подальше или побыстрее проскочить.
Его толстый палец с кривым, крошащимся ногтем миновал надпись «Поганое болото» и уперся в крестик на карте, над которым было коряво написано «Нехарошее место».
– А что там такое? – спросил Айрон.
– Говорят же вам – не знаю, со слов Сеньки рисовал, – буркнул Греков, отводя глаза. – Может, мутант какой поселился, может, еще какая хрень. Вот тут, значит, развалины – не доходя большого пруда. Это бывший птичник, но там как раз птиц давно нету, все по лесу бегают на воле. Справа прямо на берегу – конюшня. Сенька говорил, лошади одичалые иногда бродят в парке. А если слева пруд обходить, то там как раз на холме, чуть поодаль, дом за оградой стоит. Если по проторенной дороге идти, прям к нему выйдете. Будет площадка такая небольшая – справа жабий ров, лучше туда не попадать – до костей обглодают. А потом изгородь чугунная, ворота со львами и ограда. А слева – церковь. Тут уж сами выбирайте, куда вам нужней, – и он опять загоготал. – А если вдоль пруда идти, то вскоре будет Львиная пристань, а потом дороги снова вместе сходятся, и все ведут в усадьбу Деда Мороза. Только я вам туда не советую соваться – там в лесу уже совсем нехорошие звери водятся.
– А тут что? – спросил Литвин, ткнув пальцем в жирный знак вопроса, поставленный чуть поодаль.
– А тут, значит, она самая и есть. Избенка того самого Деда Мороза, которым у нас ребятишек пугают. Говорят, там теперь логово мутантов, – заявил Греков.
– А почему так обозначено? Почему вопросительный знак?
– Это у Сеньки надо спрашивать, – озлился Греков. – Может, встретите его там, тогда сами и поинтересуйтесь. Да, и еще – по ночам на болоте кто-то воет.
Все переглянулись.
– Откуда ты знаешь? Ты ж сказал, туда никто не ходит.
– Слышали люди. И сам я однажды слышал. Поднялся наверх, хотел по магазинам окрестным пошарить. И слышу – со стороны парка вой. Тоскливый такой, мне сразу идти расхотелось, наскоро похватал что-то – и обратно вниз.
– Ага, понятно, – хмуро сказал Айрон. – Держитесь подальше от торфяных болот, по ночам силы зла властвуют там безраздельно.
– Чего? – удивился Федор.
– Да нет, это я так, – буркнул Айрон. – На самом деле – ничего хорошего.
Айрону показалось, что эта тема вообще была Грекову неприятна, и когда разговор зашел об избушке Деда Мороза, тот сразу попытался увести беседу в сторону, завел о другом.
– Ладно, – сказал Крот, – так когда выходим?
– По мне, так хоть сегодня в ночь, чего тянуть, – отозвался Греков. – Значит, уговор такой – я провожаю вас до входа в парк и обратно иду, а вы уж там как хотите. Я вам рассказал, что знаю, а если там еще какая-нибудь дрянь завелась с тех пор, то я не виноват. Я предупреждал – место нехорошее, гиблое. Но уж коли вам так приспичило, не мне вас останавливать. И возьму с вас по-божески – сталкеры должны друг друга выручать. Шесть рожков – и мы в расчете.
– Ничего себе! Это сколько там от метро до входа в парк, ты говорил? Полкилометра не будет, небось, – и за это шесть рожков? Это называется по-божески?
