Андрей Буторин - Сильнее боли
– Что-то не так? Я пошутила, деточка. Не хотела тебя обижать. – Пошевелив бровями, Зоя Сергеевна добавила, понизив голос до шепота: – Или это он тебя обидел? Мужики, они такие. Плюнь на него. Вон ты какая у нас славная, другого найдешь, еще лучше.
Тактичностью, как и чувством юмора, начальница была обделена напрочь, и в другое время Галя бы не обратила на ее слова внимания. Но сейчас почувствовала вдруг, как из глаз покатились слезы.
Зоя Сергеевна всплеснула руками. И, будучи во всем остальном неплохим человеком, проявила себя на сей раз с самой хорошей стороны.
– Иди-ка ты домой, голуба. Все равно короткий день сегодня, не будет уже ничего серьезного, а на звонки я и сама отвечу. Отдохни хорошенько, а то ты в последние дни сама не своя – то смеешься, то плачешь. И запомни мой совет – плюнь. Не стоят они наших слез.
Галя хотела отказаться от заманчивого предложения, но подумала вдруг: «А какого лешего? Тебя что, на трудовые подвиги тянет? Соглашайся, дура, побудешь с сыном лишних четыре часа». И она, поблагодарив начальницу, выпорхнула в наполненный солнцем и радостью май.
Казалось, настроению теперь опять ничего не мешало подняться до прежней отметки, а то и перепрыгнуть ее – ведь впереди было целых полдня с сыном, отцом и мамой, затем еще день, потом еще… Но черная пыль из души никак не хотела выветриваться. Казалось, что ее становилось все больше и больше, так что дышать стало совсем тяжело, а сердце усиленно забилось в непонятном тревожном предчувствии.
Галя хотела выхватить телефон, но вспомнила, что того нет. Чертыхнувшись, собралась повернуть назад, в офис, чтобы позвонить оттуда, но в голову обрушилась вдруг страшная мысль, что она лишь потеряет время, и тогда станет поздно.
«Что поздно, что? – чуть не закричала вслух Галя. – Что поздно, дура ты такая, дурища! Что ты опять себе надумала?» Но увещевания и призывы к благоразумию не действовали. Она все ускоряла и ускоряла шаг, пока и вовсе не побежала. Теперь она уже была отчего-то уверена: что-то и впрямь случилось. Что-то страшное. И, что ужасней всего, это страшное случилось с ее Костиком.
Едва выскочив из лифта, Галя почувствовала неприятный запах. Ни на что знакомое он не был похож, и это лишь усилило тревогу. «Может быть, газ? – забилось в голове. – Они отравились газом?!» Галя бросилась к двери и потянулась к кнопке звонка, но тут же отдернула руку. Сколько раз она читала, что именно дверной звонок становился причиной взрыва: если квартира заполнена газом, достаточно малейшей искры.
Но ключей от этой двери у нее не было, и Галя замолотила по черному дерматину кулаками.
Из-за двери послышался натужный кашель и шаркающие шаги. Сердце Гали слегка отпустило. Но оно вновь забилось часто-часто, разгоняя по жилам новую порцию тревоги, граничащей с паникой, когда мамин голос – хриплый, незнакомый, больной – произнес с явственным страхом:
– Кто там?..
– Мама, мамочка, это я, открой! – заколотила ладошкой по двери Галя.
– Ты?! – Казалось, мамин страх только усилился, что заставило Галю и вовсе похолодеть. – Где Костик?
– Ч-что?.. – Гале показалось, что она ослышалась. – Какие гости? Я одна. Что с тобой, мама? Почему ты не открываешь? Ну погляди в глазок, я одна.
Она отступила на шаг, чтобы мама смогла ее рассмотреть. Но что же это за дикость? Почему мама стала такой подозрительной? И почему у нее такой странный голос?
– Вижу, что одна, – раздраженно ответила мама и закашлялась. Потом шумно – так, что было слышно через дверь, – с сипением отдышалась и снова спросила: – Где Костик? Куда ты его увела?
Теперь уже Галя точно знала, что не ослышалась. И черный холодный ужас накрыл ее с головой, заставив зажмуриться. Но он же и подхлестнул ее, толкнул к двери, по которой она забарабанила с новой силой:
– Мама! Мама!!! Открой немедленно! Что ты говоришь? Костик у вас!
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть, готовая тут же захлопнуться снова. Чтобы не спровоцировать маму, Галя отошла назад, успокаивающе подняв обе руки.
– Мама, давай поговорим спокойно, – еле сдерживаясь, чтобы снова не завопить, начала она. – Это я, Галя. Видишь? Со мной никого нет. И ответь мне, пожалуйста, что у вас случилось?
– А ты не брызнешь опять этой гадостью? – неуверенно пробормотала мама и все-таки высунула из-за двери голову.
Посмотрев на маму, Галя ахнула. Лицо ее выглядело так, словно на нем молотили горох – багровое, бугристое, с распухшим носом и красными, заплывшими глазами, из которых в два ручья лились слезы.
– М-мама… – промычала Галя и все-таки закричала: – Да что же тут произошло?! Кто это сделал с тобой? И где все-таки Костя?
Мама, видимо, стала приходить в себя. Во всяком случае, она посмотрела на Галю уже без страха. То есть на ее обезображенном лице больше не было необъяснимого страха перед самой Галей, зато медленно стал проступать страх, даже ужас, совсем иного свойства. Словно до нее только начало доходить, что с ней случилось на самом деле.
– Костя? – прохрипела она и снова надсадно закашлялась. – Его увела… ты.
– Мама, впусти меня, – все-таки бросилась к двери Галя и, рывком распахнув ее, ворвалась в прихожую.
* * *По квартире гулял сквозняк. Все окна были открыты. На диване в общей комнате, закутанный в плед, лежал бледный отец. Глаза его, как и у мамы – воспаленные и безостановочно слезились.
Галя кинулась к отцу, но остановилась, а потом принялась метаться по квартире, заглядывая во все двери и даже шкафы. Она уже понимала, что Костика здесь нет, но не могла в это поверить, пока не убедилась сама. Выдохшись так, словно взобралась на гору, она буквально рухнула на ковер возле дивана отца и с мольбой уставилась в его красные, полные безысходной тоски глаза.
– Папа! – взмолилась Галя. – Хоть ты-то мне все расскажи по-человечески!
В комнату зашла мама и тяжело, сипя и откашливаясь, задышала. Отец поднял глаза на жену, посмотрел снова на Галю и нахмурился.
– Говорит, не она, – подала голос мама.
– Что? Что «не она»? – запричитала Галя. – Да объясните же вы мне наконец, где Костя? И что здесь случилось?
– Но нам же позвонила… ты! – закричал вдруг отец, приподнявшись с подушки. Но тут же застонал и вновь уронил на нее голову.
Галя стала терять терпение. Ужас, смешавшийся с гневом в адскую смесь, захлестнувший ее, стал почти осязаемым; он, будто черный густой кисель, наполнил ее до краев. Казалось, скоро он вырвется наружу, и тогда она потеряет способность соображать вообще, а будет лишь носиться с воплем по комнатам, круша все, что попадется под руку.
– Или вы мне расскажете, что случилось, или я разнесу тут все к чертям, – честно предупредила Галя, сдерживаясь из последних сил.
– Ты позвонила нам, – вновь подал голос отец, – и сказала, что придешь за Костей.
– Откуда я позвонила вам? С работы?
– Не знаю. Звонок был на мой мобильник. С твоего.
– Откуда? С моего мобильного?.. Папа, ты что? Я же сказала вам вчера, что потеряла мобильник!
– Ну откуда я знаю. Может, нашла. Ты ведь позвонила.
– Что, и голос был мой? – раздраженно бросила Галя, тут же устыдившись тона, каким она разговаривала с родителями. А еще она обозвала себя идиоткой, вспомнив, что забыла вынуть сим-карту, когда отдавала телефон браконьерам.
– Голос? – переспросил отец и задумался. – Я как увидел, что ты звонишь, особенно и не вслушивался. Да и слышно было не очень.
– Мы одели Костика, как ты просила, – подхватила речь мама. – Ну, не ты… Но мы-то думали – ты…
– А потом ты пришла, – закончил за супругу отец. – Очень быстро, минут через пять после звонка.
– Вот так прямо я? – подскочила Галя.
– Я в глазок посмотрела, – закивала мама. – Ты там стояла. Прическа твоя, и костюм тоже твой, черный.
– Какой костюм? Этот? – процедила Галя, оттянув на груди кофточку, которую нашла утром в своих старых вещах вместе с джинсами. – Или тот, что валяется, мятый и грязный, в ванной?
– Ой, и правда, – прикрыла ладонью рот мама. – А я и забыла, что ты переоделась.
– А лицо? – воскликнула Галя. – Лицо тоже было мое?
– Я не разглядывала лицо, – призналась мама. – Через глазок же плохо видно. Да и платок ты… она к лицу прижимала. Я еще подумала: насморк, может, вот раньше и отпустили.
– А это, видать, был мокрый платок, приготовила заранее… – начал отец, но Галя уже все поняла:
– Газовый баллон?
– Да, матери прямо в лицо, я подбежал, но сразу свалился – в горле резь, глаза жжет, не раскрыть.
– Я тоже ничего не видела. Больно очень было. Слышу только – Костик закричал, потом закашлял сильно. Я руками шарю вокруг, а крикнуть что или сказать – не могу, вдохнуть невозможно, один кашель рвется. – Словно в подтверждение мама опять надрывно закашлялась.
– Я очнулся, сказал, чтобы окна скорее открыла, – вновь подключился отец. – А она из ванной орет: «Гена! Гена!..» Водой стала глаза промывать…
