Джо Аберкромби - Полукороль
— А ты хитроумный мелкий калека, да?
Ярви помедлил минуту, чтобы собраться с мыслями.
— У меня есть кое-какое… понимание.
— Несомненно. Очевидно, что ты понял меня и Анкрана и передал свое понимание капитану. У нее довольно мстительный характер, так ведь? Те сказки, что она рассказывает про себя, может и брехня, но поверь, правда изумила бы тебя не меньше. Однажды я видел, как она убила человека за то, что тот наступил ей на туфлю. И это был большой, очень большой человек.
— Наверное, поэтому он так сильно отдавил ей пальцы.
Тригг дернул цепь, ошейник врезался Ярви в шею и заставил вскрикнуть.
— Не слишком полагайся на мое добродушие, мальчик.
Добродушие Тригга и в самом деле казалось слишком слабой штукой, чтобы выдержать его вес.
— Я играл картами, которые мне сдали, — прохрипел Ярви.
— Как и все мы, — проурчал Тригг. — Анкран играл неважно, и поплатился за это. Не собираюсь повторять его ошибок. Так что предложу тебе то же соглашение. Половину того, что заберешь у Шадикширрам, отдаешь мне.
— А если я ничего не заберу?
Тригг фыркнул.
— Все что-то забирают, мальчик. Часть того, что ты отдашь мне, я отдам охране, и все будут оставаться друзьями. Улыбки повсюду. Не отдашь мне ничего и заведешь врагов. Таких, которых лучше не заводить. — Он намотал цепь Ярви на большую руку и рывком придвинул его еще ближе. — Помни, что хитроумные дети и глупые тонут по большей части одинаково.
Ярви снова сглотнул. Мать Гандринг говорила, что хороший министр не говорит «нет», если может сказать «возможно».
— Капитан наблюдательная. Она мне пока не доверяет. Дай мне немного времени.
Тригг толкнул его в сторону «Южного Ветра».
— Разве что немного.
Это Ярви подходило. Старые друзья в Торлби — не говоря уж о старых врагах — не будут ждать его вечно. Каким бы очаровательным ни был надсмотрщик, Ярви очень надеялся вскоре избавиться от его компании.
От Ройстока они повернули на север.
Миновали земли без названий, где топи с зеркальными лужами тянулись на неизвестные расстояния; где тысячи осколков неба разбрызгались по этому незаконнорожденному отпрыску земли и моря; где одинокие птицы кричали над запустением. Ярви глубоко вдыхал соленую прохладу и страстно желал вернуться домой.
Он часто думал об Исриун, пытаясь вспомнить ее аромат, когда она к нему наклонилась, касание ее губ, форму ее улыбки, солнце, светящее сквозь ее волосы в дверях Зала Богов. Скудные воспоминания все крутились и крутились в его мыслях, пока не износились, словно лохмотья попрошайки.
Была ли она теперь помолвлена с мужем получше? Улыбалась ли другому мужчине? Целовала другого любовника? Ярви стискивал зубы. Ему надо попасть домой.
Он занимал каждый свободный миг составлением планов побега.
На торговом посту, где здания были срублены так грубо, что можно было посадить занозы, просто проходя мимо, Ярви указал служанке на Тригга, и пока надсмотрщик был занят, приобрел, кроме соли и растений, еще кое-какие запасы. Достаточно листьев ногопута, чтобы сделать каждого охранника на корабле медленным и вялым, или даже усыпить, если правильно рассчитать дозу.
— Что насчет денег, мальчик? — прошипел Тригг, когда они направлялись на «Южный Ветер».
— У меня есть план на этот счет, — и Ярви скромно улыбнулся, размышляя, как выкатит спящего Тригга за борт.
В качестве шкипера Ярви был намного более ценим, уважаем, и, если честно, полезен, чем в качестве короля. У рабов было достаточно еды, теплой одежды, и, когда он проходил мимо, они ворчали ему слова благодарности. В море он мог ходить по кораблю, но — как прибыль для скряги — эта частичка свободы лишь обостряла его жажду большего.
Когда Ярви думал, что за ним никто не наблюдает, он бросал корки около руки Ничто, и видел, как тот быстро убирает их в свои лохмотья. Однажды после этого их глаза встретились, и Ярви удивился, каким признательным может быть драильщик, поскольку не было похоже, что за этими странными, яркими, впалыми глазами осталось хоть что-то человеческое.
Но Мать Гандринг всегда говорила, что хорошее человек делает ради самого себя. Так что он продолжал бросать крошки, когда мог.
Шадикширрам с удовольствием отметила увеличившийся вес ее кошелька, и, более того, улучшение вина — что случилось частично оттого, в каких впечатляющих объемах Ярви его закупал.
— Эта марка лучше того, что приносил Анкран, — пробормотала она, косясь на цвет вина в бутылке.
Ярви низко поклонился.
— Оно соответствует вашим достижениям. — И за маской улыбки он размышлял, что когда снова сядет на Черный Стул, ее голова будет торчать над Кричащими Вратами, а ее проклятый корабль обратится в пепел.
Иногда, когда опускалась темнота, она протягивала ему ноги, чтобы он стащил с нее сапоги, пока она изливала рассказы о прошлых победах, в которых имена и детали менялись как масло при каждом пересказе. Затем она говорила, что он хороший и полезный мальчик, а если удача ему улыбалась, то давала ему объедки со своего стола, приговаривая: «Мое мягкое сердце меня погубит».
Когда ему удавалось удержаться от того, чтобы запихнуть их в рот, он скрытно передавал их Джоду, а тот передавал Ральфу. А Анкран сидел между ними и хмуро смотрел в никуда. Кожа на его голове была в порезах от постоянного бритья, и покрытое струпьями лицо сильно отличалось от того, каким оно было до спора с сапогом Шадикширрам.
— Боги, — проворчал Ральф. — Заберите с нашего весла этого двурукого олуха и верните нам Йорва!
Рабы засмеялись между собой, но Анкран сидел спокойно, словно деревянный. И Ярви подумал, не повторяет ли он про себя свою клятву о мести. Он глянул вверх и увидел, что с реи хмуро смотрит Сумаэль. Она всегда наблюдала, оценивала, словно не могла согласиться с курсом. Даже когда их приковывали на ночь к одному кольцу снаружи капитанской каюты, она не говорила ему ничего, кроме странного ворчания.
— Начинайте грести, — бросил Тригг, толкнув Ярви на весло, которое он когда-то тянул.
Похоже, он завел как друзей, так и врагов.
Но враги, как говорила мать, это цена успеха.
— Йорв, сапоги!
Ярви вздрогнул, как от удара. Его мысли, как это часто бывало, блуждали далеко. У холма, под которым горел корабль его отца, и где перед богами была произнесена клятва о мести. У крыши крепости Амвенда, и он чувствовал запах горения. У спокойного улыбающегося лица дяди.
Ты был бы прекрасным шутом.
— Йорв!
Он вскочил с одеял, таща за собой цепь, перешагивая через Сумаэль, которая скорчилась на своем тюке. Ее лицо тихо кривилось во сне. По мере их продвижения на север становилось холоднее, пронизывающий ветер кружил снежинки и бросал их на шкуры рабов. Охранники бросили патрулировать, и лишь двое скрючились у жаровни около переднего люка в трюм. Их измученные лица освещал оранжевый свет.
— Эти сапоги стоят больше, чем ты, будь ты проклят!
Шадикширрам сидела на кровати, сверкая влажными глазами. Она тянулась вперед, пытаясь схватить сапог, но была так пьяна, что промахивалась. Увидев его, она откинулась назад.
— Дай мне руку, а?
— Ну, если только вам не нужны две, — сказал Ярви.
Она забулькала, смеясь.
— А ты умный маленький увечный ублюдок, а? Клянусь, тебя послали боги. Послали тебя… чтобы стащить мои сапоги.
Ее хихиканье стало похожим на храп, и к тому времени, как он стащил второй сапог и положил ее ногу на кровать, она заснула, откинув голову, и на ее рту с каждым всхрапом трепетали волосы.
Ярви замер, словно камень. Воротник ее рубашки распахнулся, и оттуда выскользнула цепочка. На меху возле ее шеи блестел ключ от всех замков на корабле.
Он глянул на дверь, которая со скрипом открылась. Снаружи падал снег. Он открыл лампу, задул огонь, и комната погрузилась во тьму. Это было жутко рискованно, но в его положении, когда время играло против него, нужно было иногда бросить кости.
Мудрый ждет своего момента, но никогда не упускает.
Он медленно подошел к кровати, его кожу покалывало. Он просунул руку под голову Шадикширрам.
Мягко, очень мягко он поднял ее, удивленный ее тяжестью. Его зубы стиснулись от напряжения и необходимости двигаться так медленно. Он вздрогнул от того, что она дернулась и всхрапнула, ему казалось, что сейчас ее глаза откроются, и ее каблук станет крушить его лицо, так же, как крушил лицо Анкрана.
Он задержал дыхание и потянулся к ключу, заметив в узком окне мерцание света Отца Луны. Потянул… но его медленно двигающиеся пальцы замерли.
Его шею что-то сильно сдавило. Его цепь за что-то зацепилась. Он обернулся, думая, как ее освободить, и там, в двери, стояла Сумаэль, плотно стиснув зубы и держа цепь Ярви в обеих руках.
Минуту они стояли, застыв. Потом она начала наматывать цепь.
