Анна Калинкина - Метро 2033: Обмануть судьбу
– О, анекдот вспомнил про нациков, – потер вдруг руки Следопыт. – Прикиньте, идет солдат Ганс из Четвертого рейха по туннелю, неуютно ему, шорохи всякие слышатся. И догоняет он мужика. О, говорит, хорошо, пойдем вместе, а то мне не по себе тут. Идут, а Ганса вдруг начинают сомнения разбирать – подходящий ли это попутчик. С виду мужик как мужик, а чего у него в голове – неизвестно. Вот Ганс и спрашивает: «Слышь, комрад, а ты как к мутантам относишься?» А мужик засмеялся дьявольским смехом и говорит: «Как, как? Отношусь – и все!» И шестипалой рукой хвать его за горло!
– Да это баян уже, – сказал Айрон.
– А вот интересно – есть тут у них дети с отклонениями? Как здесь, на станции, к этому относятся?
– Здесь детей вообще практически нет, и молодежи – тоже.
– Вот это-то и странно.
– Ну, может, оттого, что станции неглубокого залегания, народ больной. Может, дети слабые рождаются, многие не доживают до взрослого возраста. Ведь наверняка, пока сообразили, как воду очищать, какие меры предосторожности принимать, многие дозу схватили. А потом началось: «А почему у вашей дочки серые щечки? – Она давно не брилась»[2]
– А тут написано – усадьба Деда Мороза? Это что такое? – удивилась Искра.
– Да просто избушка. Туда детей водили на экскурсии.
– А катание на тюбингах – это как? Чего только люди не придумают.
– Это не те тюбинги, которые в метро, – развеселился Айрон. – Это ватрушки.
Крот помнил еще, что ватрушками раньше назывались вкусные лепешки с творогом в середине, но никак не мог взять в толк, как можно на них кататься.
– Так назывались раньше сани надувные – тюбинги, ватрушки, – сжалившись над ним, пояснил Айрон. – Еще какое-то было у них кондитерское название – бублики, что ли? Круассаны? А, нет, вспомнил – пончики!
Крот сердито мотнул головой. Никогда не случалось ему в детстве кататься на надувных санях. На обычных, ободранных, с полозьями, доставшихся по наследству еще от деда, – это да. А еще разве что на ледянке. Хотя разве это главное? Главное – чтоб горка была крутая, а вместо санок можно хоть поднос из столовой приспособить, что они однажды с пацанами и сделали. Вспомнив зимние забавы, Крот опять загрустил. Теперь это все в прошлом, никогда больше не скользить ему с горы, замирая от восторга. Зимой теперь лучше лишний раз на поверхность не выходить – снег заметает развалины, заблудиться легко, а там и замерзнуть недолго.
Тогда, в прежней жизни, он больше всего любил зиму и лето. Зимой снег укрывал всякий мусор, обычно валявшийся везде – фантики, окурки, осколки бутылок, сигаретные пачки, собачьи колбаски, – и становилось бело и празднично. Весной все это вытаивало и вид являло очень неприглядный – до тех пор, пока не появлялись первоцветы, заботливо высаженные на газонах возле дома, а потом зеленая травка не скрывала этот хлам, временно примиряя с окружающим. Летом было хорошо – можно было гонять на карьер на стареньком велосипеде, купаться, несмотря на запрещающие знаки. Осенью начинались холода и дожди, и на Крота нападало уныние – до первого снега.
– А я, кстати, тоже не зря сходил, – довольным голосом произнес Айрон. – Мы тут с одним мужиком слегка бухнули, он мне кое-чего поведал.
Все взгляды обратились на него.
– У местных отношения с большим метро уже давно непростые. Еще до того, как на Пролетарке полигон устроили. Раньше-то ходили и отсюда к нам, и обратно. А только один раз случай вышел нехороший. Тут у них после Катастрофы в самом вроде как удобном положении оказался Рязанский проспект. Они на паре газелей стали рейсы устраивать в Ашан на Рязанке – продукты оттуда возили. Только вот однажды наткнулись они там на других сталкеров. То ли это группа с Площади Ильича была, то ли с Пролетарки – доподлинно неизвестно. Но в общем, вышла у них размолвка, не поделили они добычу – и рязанские покрошили тех ребят в капусту. С тех пор не то чтоб рейсы они прекратили, но осадок, как говорится, остался. И слух об этом даже в большое метро просочился. То ли кто-то после там побывал и останки те видел… в общем, отсюда и взаимное недоверие возникло, а полигон – это уж потом усугубило напряженность.
– И что это нам дает? – задумчиво спросил Литвин.
– Любые слухи полезны, – сказал Крот.
– И еще кое-что, – Айрон обвел всех глазами, самое любопытное он явно приберег напоследок. – Говорят, в этих краях был какой-то НИИ, в котором чуть ли не ядерный реактор работал. В подвале.
Все переглянулись.
– Интересно, что там теперь? – сказал Следопыт, но как-то не очень уверенно. Судя по голосу, ему вовсе не было интересно.
– Это только слухи, наверное, – сказал Федор.
Литвин поглядел на него так, словно на языке у него вертелось: «Ты-то откуда знаешь?»
– Вопрос в том, собираемся ли мы их проверять, – буркнул Крот.
– Подождем пока, – сказал Литвин. – Давайте сегодня еще осмотримся, соберем побольше информации – а завтра в ночь отправимся наверх. В парк для начала. Чувствую я – не зря комендант нас так настойчиво отговаривал туда идти. Надо на месте посмотреть, что да как, – может, тогда станет понятнее? Судя по всему, от станции этот парк недалеко. Лично я надеюсь добраться до института, мне кажется, ответы на многие загадки могут найтись там. Но нам нужен проводник, сами в незнакомом месте легко заплутаем. И надо еще поточнее узнать, что тут водится на поверхности. Потом, когда сходим в парк, я вам побольше расскажу про эти места – сначала мне кое-что проверить надо, своими глазами увидеть.
Кроту это заявление не очень понравилось: крепло убеждение, что Литвин – темная лошадка. Однако Крот решил молчать до поры.
– Вы как хотите – а я лично вздремну после обеда, – заявил Айрон и стал укладываться. Следопыт последовал его примеру, Федор копался в рюкзаке, а девчонка выскользнула из палатки. Отправился вдогонку и Крот, нагнал ее в нескольких шагах от палатки, положил руку на плечо. Она, вздрогнув, обернулась, уставилась на него.
– Да не бойся ты, – сказал Крот, смутившись. – Я с тобой поговорить хотел, раз уж вместе пришли сюда.
Рыженькая глядела выжидательно.
– Давно ты со Следопытом ходишь? – спросил Крот.
– Я с ним уже три раза наверх ходила, – сказала девчонка.
– М-да, богатый опыт, ничего не скажешь, – вздохнул Крот. – Страшно тебе было вчера?
– Да, очень, – честно созналась рыженькая. – Я думала, командиру совсем плохо. Боялась, что он загнется, – что бы я тогда делала?
Крота такое простодушие очень развеселило. Интересно, в чем причина того, что дьявольский свет не причинил вреда девушке? Может, у нее, в отличие от остальных, напрочь отсутствует воображение?
Вдруг Искра вздрогнула, уставившись куда-то за спину ему. Крот обернулся – и увидел опять ту женщину, которую еще на Таганке приметил. Бледное лицо, косо подстриженная темно-русая челка скрывает одно ухо. Ладно сидящий костюм цвета хаки, высокие ботинки на шнуровке – все почти новое. Она заметила, что на нее смотрят, нахмурившись, пригладила волосы рукой, затянутой в черную кожаную перчатку с обрезанными пальцами. Потом шагнула вбок и исчезла за колонной.
– Я ее уже видела. Она за нами следит, – пробормотала Искра.
– Да не бойся, – сказал Крот, хотя ему и самому стало неуютно. Покосился на чересчур мешковатую рубаху и грубые башмаки Искры, которые явно ей были велики, – вот недотепа-то. – На что мы ей сдались? Она, наверное, тоже здесь хочет что-то разведать, всегда ходит сама по себе. Интересно, как она мимо красоток проскользнула? Впрочем, не удивлюсь, если она с ними общий язык нашла.
– Ты ее знаешь? – спросила Искра.
– Слышал кое-что. Серьезная девушка. От нее лучше подальше. Но тебе бояться нечего, женщинам она вреда не делает.
– А кто она? – спросила Искра.
– Лучше тебе этого не знать, – вздохнул Крот, мысленно сравнивая бледную женщину с косой челкой и эту, рыженькую. Возраст примерно один и тот же, но какая разница. Та, со шрамом, полагается только на себя, никому не верит – и, возможно, правильно делает. Та бы даже не стала с ним разговаривать – в лучшем случае послала бы подальше, а в худшем… его нашли бы где-нибудь в укромном углу, с ножевой раной, с отрезанным пальцем и ухом. Ножом, говорят, она отлично владеет. Эта, рыженькая, выглядит совсем еще наивной, ее, судя по всему, обмануть ничего не стоит. Если бы речь шла о том, какая ему больше нравится, он уверенно сказал бы – конечно, эта лисичка. Если бы нужно было ставить на то, у какой выше шансы выжить в этом жестоком мире, он без сомнений поставил бы на ту, другую, с жестким взглядом и точными движениями.
– Ты на Красной Линии росла? – решил он перейти к интересующим его вопросам.
– Ну да, и что с того? – сказала Искра, насторожившись.
Крот прикинул – на вид сейчас ей лет семнадцать, ребенок еще по прежним меркам. За какие же грехи ее к Следопыту в подручные определили? Неужели верны слухи о том, что отец ее – важная шишка? Девчонка-то выглядит чуть ли не оборвышем. Хотя, может, это для отвода глаз?
