Юрий Евстафьев - Версия
(Она исходит от каждого – мы стали врагами друг другу. Мир рабов всегда таков.)
Когда открыли жёсткое, гибельное излучение радиоактивных элементов, радиацию, то её называли «эманацией». «Эманация радия», например. (Впрочем, эманация с англ., франц. и есть излучение, истечение.)
Это слово в физике теперь не принято, зато очень подходит для названия потока флюидов, маревом идущего из-под реденького одеяла землицы нашего отечества, порождённого атомным котлом, топливом которого стали наши отцы-деды, отцы-пацаны.
Если атомы мёртвой руды, освобождаясь от вечного напряжения, истекают лучами, то залежи плоти, страдания которой соразмерны давлению всей земной массы, колеблют само пространство-время над нашей, русской землёй. Поэтому в каждый момент мы не знаем, где находимся, кто мы, чего ждать. Зато уверены в новых напастях, даже в минуты случайных радостей.
Мы живём не в отечестве. Мы живём в физическом поле страданий, в эманации страданий. В дыму газовой камеры.
Вам приходилось бывать в квартире, где долго умирает больной человек под наблюдением нашей медицины? И который не имеет в банке счёта для пожертвований? Так вот атмосфера в такой квартире и есть воздух нашего отечества.
До сих пор по утрам в голове автоматически включается радар кругового обзора – опасность со всех сторон. Да и на ночь он не выключается, а переходит, как компьютер, в «спящий режим».
Для сравнения: на чужих берегах (Скандинавия, Англия, Шотландия, Исландия, Испания), выходя в одиночку, я ощущал, что радар остался в каюте, со мной не пошёл – опасности нет! Конечно, и там есть всё те же человеческие факторы, которых следует опасаться, но, возможно, против наших «факторов» они слабаки.
Поневоле пришло в голову, что известные провалы наших разведчиков можно объяснить не только предательством или отличной работой контрразведки, но и тем, что они были в какой-то мере деморализованы безопасностью. Они начинали допускать ошибки, которых не было бы в обстановке, подобной нашей. Расслаблялись ребята.
Примеры других народов дают надежду, что через какое-то время и мы цивилизуемся. Но через какое время? И через как?
Нам менять не привыкать
Если летосчислять с Великой Октябрьской, то мы уже девяносто пятый год живём под управлением идиотов. За это время нам исключительно эффективно удалось профукать (или профакать?), и, простите, просрать, нашу страну. Поэтому я предлагаю дать ей новое географическое название (НА ВРЕМЯ!) и не стесняюсь застолбить на него моё авторское право: ПРОСРАНСТВО. То есть это пространство нашей огромной территории, заселённое живущим во времени нашим народом, состоящим из рабов и правящих идиотов. Для формулы можно короче: ПРОСРАНСТВО – это просранное Советской властью просТранство, на котором она валялась, как шелудивая кошка.
Здесь к месту можно вспомнить Америку, которая своих рабов сделала свободными гражданами, а большевики – наоборот!
Мы живём не в России. Её не стало сто лет назад. Бывшая РСФСР не была нашей родиной, а мы не были её гражданами. Назывались гражданами СССР – этнический бред, поскольку в Союзе жили десятки народов при полном отсутствии любви друг к другу и, как оказывается, только и ждали момента разбежаться или вырезать друг друга. Есть граждане Алжира, Сенегала, Уганды, но нет граждан Африки!
Поэтому считаю, что доставшееся нам для жизни просТранство следует назвать ПРОСРАНСТВОМ, а себя называть его гражданами. И на картах крупно писать название страны: ПРОСРАНСТВО, а для иностранцев – перевод: Very defecation. До тех пор, пока не станем свободными людьми и не перестанем выбирать безголовую власть.
º º º
– Но нет у нас другого места для жизни, Рая. Стыдно миру стало – вспомнили о земле предков, наконец, Израиле. Отдали евреям. Так за него придётся ещё долго драться. Да и жарко там, для нас непривычно. Мы давно уже стали северным народом. Потом, надо честно признаться – приятно здесь жить, среди советских людей. Всё время чувствуешь себя, как в детском саду – взрослым, умным, добрым, благородным. Как среди детей. Их даже обманывать не хочется, неудобно. Хороший мы всё-таки народ. Чего им всем от нас надо – Ёське, Адольфу? Одного называют «горским евреем», другого – австрийским. Бандиты они без родины, а не евреи. Хорошо, если отделаемся ссылкой. В Биробиджан, например. А то ведь здесь закопают. Жалко мне тебя, Рая. И детей. За что всё это?
– Вот я и подумал: а вдруг получится? Он же не привык, чтобы ему перечили. Когда узнает, как мы его любим, с ума сойдёт. Или сразу инфаркт! Ведь тогда всё кончится! Все наши страхи и мучения! Пойду я с нашими. Они мне верят, пригласили. Обними меня.
º º º
Первые голоса
– Товарищ старшина! Якась станция работае недалече. Схожа с армейской, тильки ничого не понятно.
– Что, не по-русски и не по-хохлацки? Так есть ещё триста языков вокруг Одессы.
– Так в них армейських станций нема.
– Тут ты прав. Не должно бы… А немецкий? Ты ещё не забыл?
– Ни, товарищ старшина! Нимецкий я зараз бы узнав. Гутен морген, гутен таг. Иногда шось похоже, но не понять. А матюки по-русски.
– Они у всех народов по-русски… Матюки, говоришь? Дробына, продолжай слушать, засеки пеленг. Рюмин, соедини меня с капитаном.
– Есть соединить с капитаном!
– Товарищ капитан! Докладывает старшина Затёркин. Наш пост засёк передачу армейской станции на неизвестном языке с русским матом. Сигнал сильный, где-то недалеко.
– Всё записать. По окончании передачи запись доставить мне. Разбудите все точки. Слушать, писать, пеленговать, докладывать.
– Есть, товарищ капитан.
…
– Товариш старшина! Докладаю, шо засечена станция меняе пеленг. Вроде йде до Одессы.
– Ладно. Там одесситы засекут. Запиши время.
Проектус Грандиозус
Массовую акцию решили провести в больших городах и районных центрах области, там, где обязательно были установлены бетонные скульптуры Сталина, мимо которых обычно проходили демонстрации трудящихся с бутылками в карманах и скромной закусью. Отмечаю для тех, кто никогда на демонстрации не ходил и не знает, что это такое: вблизи скульптуры обычно устраивалась деревянная трибуна, затянутая кумачом (красным ситцем или сатином), таких размеров, чтобы на ней разместился весь местный Райком, или Горком, или Обком (якобы избираемая коммунистами административной территории властная группа, якобы определяющая политическую жизнь на этой территории). Члены этих Комов по очереди выкрикивали в проходящую стройными рядами толпу «Да здравствует чего-то там!» или «Кто-то там!» (Никогда не мог разобрать, о чём речь.), а толпа в ответ кричала «Ура! Ура! Ура!». Здравицу в адрес Сталина повторяли через раз, поэтому, наверное, недалеко отойдя от трибун и разбегаясь по подворотням, где пускались по кругу бутылки с водкой, никто уже за его здоровье не пил, но за праздник чокались обязательно (бутылку просто поднимали при этом – одной на троих не почокаешься). Это распитие было, надо понимать, политическим ритуалом. Оно негласно поддерживалось всеми уровнями управления, а в самых политически ненадёжных конгломератах (когда у демонстрантов даже на бутылку не было) поощрялось бесплатным питием, доставляемым в казённых легковушках начальства. На них же отвозились домой после ритуала самые ослабевшие.
Организационная часть акции заключалась в том, что необходимо было уговорить каждый Партком-Горком обновить скульптуру Сталина, убедить их членов в том, что скульптура в бедственном состоянии, что это может повлечь и навлечь и т. д., вселить в членов дух соревнования с соседями по этому пункту, заставить зудеть их тщеславие и честолюбие. Это если культурно выражаться. На самом-то деле убедить должен был страх оказаться территории на каком-нибудь двухзначном месте, без дотаций, поощрений и правительственных наград. Рассчитывать на этот страх можно было стопроцентно.
Главным в организации убийства генсека было обеспечение полной уверенности Парткомов-Горкомов, что в нужный день и час торжество состоится в полном объёме и качестве, как восход солнца в ясную погоду. За день-два до этого надо было успеть смонтировать, так сказать, навесное оборудование, подготовить пути отступления, и исчезнуть, прежде чем…
Сразу возник кадровый вопрос. Необходимо было создать одновременно работающие группы уговорщиков-убедильщиков. Они должны были состоять из представителя архитектурной организации с чертежами, представителя от как можно выше стоящей политической службы, и, хотелось бы, неслабой представительницы слабого пола с экономическим образованием.
Архитекторов и дам с подходящей анкетой можно было найти. Свадебных генералов от обкомов-райкомов – сложнее. Вариант покупки их за деньги был вполне реальным, но не отработанным. Да и практики в определении каждый раз суммы не было, как не было и самой практики преподношения взятки. Хотя сами обкомовцы давно уже тренировали приём незаметного протягивания руки под столом, отчего руки у них к 91 году заметно вытянулись, пазы ящиков в столах были натёрты воском для бесшумного закрывания, в красивых коробочках на столах лежали стопки новомодных записочных листочков для безмолвного обозначения суммы с последующим их съеданием. Совесть для подобных акций также была стопроцентно подготовлена, что обеспечило СМИ и силовые структуры работой на много лет вперёд. Но так как денег пока взять было негде, то вариант повис в воздухе. Оставалось одно – фальшивые документы. Это было опасно, зато имело два явных и весомых преимущества. Во-первых, в Одессе всегда имелась база и мастера для изготовления фальшивок, во-вторых, никто не мешал вписать в них самую пугающую или абсолютно непонятную, чем тоже пугающую, должность прибывшего из Центра (О!) лица. Это и было принято.
