Виктор Ночкин - Темные пророчества (сборник)

– Подождем до рассвета. Мне нужно сделать кое-какие приготовления.

– Как прикажешь, о величайший!

Идол улыбнулся еще слаще. Считается, будто у демонов нет чувства юмора… однако это не так. Зелиал мгновенно ощутил, что кинжал, пронзивший каменную грудь, хоть и подобен настоящему Исторгателю Сердец, но на деле – лишь копия, жалкая подделка. Чародей, изготовивший эту штучку, неплохо потрудился, призывая в свое произведение дух Исторгателя, но кинжал стремительно терял силы. Очень трудное дело – держать в повиновении самого Зелиала! Еще чуть-чуть – магия кинжала иссякнет, и демон освободится от власти зачарованной бронзы. Тогда-то он растерзает «величайшего», уничтожит, разорвет в клочья… и сделает это медленно. Очень медленно. И лишь потом снимет с мертвой руки кольцо, разломает оправу, извлечет кристалл, чтоб возвратить утерянное в незапамятные века Сердце… Потом – снова сон на века. Сладкий. Темный.

А до тех пор демон станет угождать и поддакивать, льстить и притворяться… Глупый человечек, ему невдомек, что власти над Зелиалом вот-вот придет конец… У демонов весьма развитое чувство юмора, но оценить его под силу лишь истинному знатоку!

– О, мой повелитель!.. О могущественнейший из земных владык!..

Зелиал мысленно хихикал и кривлялся – сохраняя непроницаемое выражение на каменном лице. О да, с каменным лицом. С каменным! Хе-хе. С каким же еще? Он ведь идол, истукан! С каменным лицом. Хе-хе! Демон наслаждался собственной шуткой.

Джейк сел в луже. Проклятье! Паршивая жизнь закончилась паршивой смертью – его укусил вампир. Да и вампир-то каков – тощая костлявая девка… Воришка ощупал себя. Странное ощущение, ничего не болит. Сколько Джейк себя помнит, у него всегда что-нибудь ныло, болело или хотя бы чесалось. И вот – ни малейшего недомогания! Чудесное состояние. Джейк сидит в грязной холодной луже и не мерзнет. Только жрать хочется. Вот раньше-то он и не ел помногу, желудок не справлялся… Погодите-ка, он теперь – кто? Ведь не покойник же? Он вампир!

Новообращенный кровопийца встал и, задрав голову, уставился в небеса. Навстречу неслись мириады капель, падали, стекали по холодному лицу, собирались ручейками на плечах, на прокушенной шее… Он их видел – несмотря на ночную темень, различал каждую капельку! Но запаха дождя он не замечал. Джейк прекрасно помнил, как, слоняясь ночами по засыпающему городу, остро ощущал малейший оттенок вони. Гниют отбросы у лавки мясника, тянет сырым железом и гарью от кузницы… У мастерских кожевников и скорняков и вовсе смердит невыносимо. А когда шел дождь – появлялся запах небесной влаги, чуть терпкий, но странно приятный. Дождь укрывал Джейка, когда весь город оказывался против него.

Да! Он ничего не забыл – весь город, весь мир вел с Джейком нескончаемую войну и неизменно одерживал победу за победой. Джейка избивали, пинали, морили вонью убогих кварталов, обдавали презрением на центральных улицах! Он мучился сотней болезней, страдал от сознания собственного ничтожества, терзался пренебрежением окружающих. Распоследний холуй или конюх глядел на Джейка свысока… даже стражники, когда выносили Вешильда и оглушенных подручных, бросили беднягу Джейка с прокушенным горлом валяться в луже – мол, утром возвратятся с тачкой и увезут эту падаль… Они не сочли его достойным последней милости, не отнеслись к Джейку, как к человеку, даже после смерти… Он слышал все, каждое слово, заметил каждый плевок в лужу, он видел и слышал, хотя лежал, словно колода, и не мог пошевелиться, скованный странной апатией. Он услышал и запомнил их грязную ругань. Он не забудет и не простит ничего. Ни-че-го!

Вампир Джейк здоров, полон сил, он отлично видит, различает каждую капельку в мокром небе. И слышит превосходно. Что же с того, что вампиру не дано ощутить свежего аромата дождя? Это можно пережить, да попросту забыть, не замечать, отвыкнуть!

Итак, мир, готовься, Джейк даст тебе новый бой… и теперь-то… теперь удача будет на его стороне. Он снова против города, но пусть-ка город побережется теперешнего Джейка. Кто-то идет… Какой-то здоровяк, вон как топает по лужам! Джейк отступил в нишу и приготовился. Этот мужчина высок, статен, под добротным плащом кольчуга вороненой стали, на поясе – здоровенный кинжал. Оружие не защитит человечка, нет. Мужчина вглядывается в темноту, но не может разобрать ничего, а Джейку прекрасно видать каждое звено черной кольчуги, каждую заклепку на ножнах. Он отлично различает, как бьется на толстой шее жилка… кровь, сладкая, сытная. Куда направляется эта пища? Большой человечек не доберется к цели.

Ночь, дождь и город, глядите – Джейк идет!

Оракул

Крупный белый конь размеренно вышагивает по узкой тропке, вьющейся среди валунов и густых колючих кустов, вцепившихся в каменистые склоны ущелья. Конь качает массивной головой, позвякивая удилами; мохнатые пряди белой шерсти на бабках, усеянные репьями, мотаются в такт ударам копыт. Всадник покачивается в седле, лениво оглядываясь из-под полуопущенных век. Светлые волосы, собранные на затылке в хвост, мягко шевелятся, когда он поворачивает голову.

Ренган Ар-Аррах возвращается в родной поселок. Девять лет он шлялся по низинам на юге, девять лет воевал за морями. Изредка сюда, в горы, доходили слухи о его подвигах – искаженные, перевранные и конечно многократно преувеличенные. Он не слышал о земляках ничего – и ни разу за девять лет не попытался разузнать. Да и что может измениться в горах? Люди, семьи и кланы здесь так же упорно сопротивляются времени, как сопротивляются ветру камни, среди которых они живут. Время обтекает их, почти не оставляя следов – в точности как ветра, дующие в горах. Ренган почти не сомневался, что застанет в живых всех, с кем распрощался после смерти отца – девять лет назад. Что застанет неизменными обычаи, поговорки, манеру одеваться, принятые среди Ар-Аррахов тогда.

Тропа, по которой теперь ступал его конь, точно не изменилась – Ренгану казалось, что он узнает не только каждый камень, но и каждый пучок травы, каждый поросший мхом искривленный древесный ствол… И скоро он увидит земляков – поселок вон за тем поворотом. Хотелось двинуть коленями, понукая белого жеребца, хотелось помчаться галопом… Но Ренган знал, что суетливость не к лицу горцу, тем более – горцу из почтенного клана. Ар-Аррахам не понравится, если он будет торопиться, подобно какому-нибудь купчишке из низин. Здесь люди неспешны и упорны, как камни, среди которых живут…

Неторопливым шагом белый жеребец вступил на единственную улицу поселка Ар-Аррахов, если конечно можно назвать улицей полоску утоптанной почвы между жилых башен… Ренган не стал вертеть головой, высматривая знакомых, он сдержано кивал в ответ на осторожные приветствия немногочисленных женщин и подростков, которые останавливаются при его приближении и с легким удивлением разглядывают непривычный покрой заморской одежды, огромный двуручный меч за плечами, перо на шляпе, пожитки, притороченные к седлу, да и белого жеребца – слишком крупного, невиданной в здешних краях породы.

Сидящая у входа в башню старуха узнала его и каркнула:

– Здравствуй, молодой Ренган!

Спокойно, бесстрастно, холодно, будто уехал он на прошлой неделе наведаться в соседний поселок, а не девять лет назад отправился за море. Люди на севере холодны, как камни, среди которых живут.

– Здравствуй, матушка! А где мужчины Ар-Арраха?

– Все на площади, молодой Ренган. Делят подарки из города.

Подарки? Из города? С горожанами из низин у Ар-Аррахов не бывало прежде большой дружбы. Неужто и в горах случаются перемены? Ренган кивнул старой женщине, и белый конь зашагал к площади.

Мужчины Ар-Арраха в самом деле толпились вокруг расстеленных посреди площади шкур. На шкурах колючей грудой громоздилось оружие и доспехи – мечи, секиры, кинжалы, шлемы и легкие нагрудники – те, что в ходу у горцев. Ренган потянул повод и белый жеребец остановился. Минуту воин сверху вниз глядел на земляков – ровно столько, сколько позволяли приличия. Затем, придерживая неуклюжий меч, спрыгнул на землю и произнес:

– Приветствую Ар-Аррахов.

Мужчины клана отозвались неровным хором, из толпы выступил вождь Ар-Аррахов, Анорис. Медленно оглядел пришельца с головы до ног и заявил:

– Ты вернулся, Ренган. Говорят, ты воевал за деньги. Хорошая ли это жизнь для горца?

Прибывший слегка пожал плечами:

– Нескучная жизнь. Я жил и сражался, чтобы получать деньги. Я получал деньги, чтобы жить и сражаться.

Воцарилась тишина. Ар-Аррахи ждали, как вождь примет дерзкий ответ. Белый конь переступил копытами и тихо фыркнул. Наконец Анорис расхохотался:

– Хорошо! Нескучная жизнь – как раз то, что нужно мужчине. Но теперь и у нас будет веселье. Нижние прислали оружие. Подарок. Теперь мы устроим набег на Ар-Шоратов и это будет весело!

– Ар-Шораты могут выставить по пять бойцов против двух наших, – заметил Ренган, – или что-то изменилось в горах?