Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — продолжал шептать Коста, когда постучал в дом воина здешнего отделения Тайного Приказа, который вполне успешно притворялся купцом средней руки.
— Почтенный Кирилл! — пан полковник закрыл за собой дверь дома, из которого предусмотрительно вынесли и спрятали все более-менее ценное. — Садись на корабль и мчи в Пелузий. Узнай, что с войском императора, где наши легионы, и где сейчас находится магистр Вячеслав.
— Слушаюсь, господин! — купец склонил голову и ударил кулаком в грудь.
— А старшего сына пошли на юг, — продолжил Коста. — Префект Фиваиды ведет сюда Ветеранский легион. Передай ему, что войско ромеев — враги. Пусть идет так, как если бы шел по вражеской земле. Его не должны застать врасплох. Дай бумагу и чернила, я напишу ему письмо!
— Да, господин! — купец еще раз склонил голову. В сказанном у него не было ни малейших сомнений. В его дом солдаты восточного императора вламывались так часто, что он уже перестал запирать дверь.
— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — шептал Коста, который быстрым шагом шел в следующую харчевню. Ее тоже содержал воин Тайного Приказа, и для него у пана полковника будет отдельное поручение.
* * *
Коста с болью в сердце смотрел, как выламывают бревном ворота в императорский дворец. Он окончательно укрепился в своих подозрениях. Патрикий Евгений все это время сидел в каком-то доме, откуда выгнал хозяина-купца, и делал вид, что ничего не происходит. На стенах несли службу воины из его скутариев, отборных мечников, закованных в доспех, а городские ворота охранялись усиленными нарядами стражи. Вместо десятка охраны там стояло теперь по два, да еще и патрули ходили по улицам, распугивая обывателей. Город застыл в ожидании чего-то страшного. Мало кто понимал, что происходит, ведь от площади перед дворцом отгоняли зевак, а потому по городу перекатывались слухи один другого забористей. Люди слышали, что где-то кто-то воюет, но где и кто, понимали слабо. Тех, кто утверждал, что воины императора напали на дворец государя, поднимали на смех как отчаянных лгунов. Поверить в такое безумие горожане просто не могли.
— Господин, — возникший рядом неприметный мужичок появился так неожиданно, что Коста даже вздрогнул и выругался под себя. Нельзя терять бдительность! Так и ограбить могут, сунув под ребро нож. Множество людей сидело сейчас без работы и откровенно голодало. Порты перестали отправлять корабли, а значит, матросам и грузчикам никто не платил. Эти самые матросы уже выползли на улицу, надеясь поживиться чем-нибудь. Голод ведь не тетка.
— Говори тише, — прошипел Коста. — Тебя могут услышать.
— Ветеранский легион в часе отсюда. Легат привел четыре тысячи бойцов. Готовы выдвинуться к городу.
— Мало, — вздохнул Коста. — Ему не взять Александрию, пока на стенах ромеи. Город просто сожгут, если тут начнется настоящая война. Погибнут тысячи! Придется подождать…
— Вестник от префекта Ливии Нижней у него в лагере, — продолжил гонец. — Флот государя уже прошел Антипиргос и спешит сюда.
— Дня три, не больше, — прикинул Коста. — Это отличная новость. Тогда, Калинник, ждем, когда скутарии нашего патрикия пойдут резать бунтовщиков. Будь наготове.
— Слушаюсь, господин, — склонил голову Калинник. — Воины Тайного Приказа собраны и ждут ваших распоряжений.
— Пусть все идут к воротам Луны, — сказал Коста. — Ты знаешь харчевню почтенного Афанасия? Он предупрежден, и у него уже все готово…
Дворец продержался почти два дня, когда торжествующие наемники ворвались в его покои. А следом, как Коста и предполагал, скутарии выстроились по сотням и колоннами пошли на центральную площадь. Они зачистят там и бунтовщиков, и примкнувшую к ним местную шваль, которая выползла из всех щелей в надежде поживиться в пламени мятежа.
— Мавретанец сделал свое дело, мавретанец может уходить, — процитировал Коста фразу из модной лет десять назад пьесы. Они с женой большими любителями театра были. Он повернулся к Калиннику, который ждал приказа. — Пора начинать! Гонца к легату пошли! А мы с тобой соберем верных людей. Кто-то же должен открыть ворота!
Он быстрым шагом пошел на запад, туда, где в конце улицы Канопик расположились ворота Луны. Сегодня они выглядели непривычно: тонкий ручеек людей тек из города. Никто не вез в Александрию товары, ведь купцы напуганы бесчинствами наемников. И напротив, множество перепуганных людей спешило покинуть город, таща на себе немудреные пожитки. Они бросили свои дома, ведь в воздухе запахло большой кровью.
Харчевня почтенного Афанасия была полна народу, и люди все подходили и подходили. Они уже не вмещались внутри и теперь стояли на улице, потрясая кулаками. Купцы-караванщики, владельцы кораблей, матросы и лавочники. Им до смерти надоели ромеи, а потому, когда эпарх столицы бросил клич, сотни здоровых мужиков, умевших обращаться с оружием, откликнулись на этот зов. Они ненавидели восточных императоров и их разнузданную солдатню, и теперь горели яростью. У многих из них плакали дома опозоренные жены и дочери. Пришла пора поквитаться.
Эти люди не знали, что в реальной истории, когда в 646 году патрикий Мануил отбил Александрию у арабов, именно горожане, измученные грабежами и насилиями наемников, открыли ворота мусульманам. Власть иноверцев оказалась для них куда меньшим злом, чем власть христианского государя. Вот такая ирония судьбы.
— Добрые люди! — Коста вышел вперед и прочистил горло. — Я боярин Константин, слуга нашего государя Святослава. Я клянусь вам спасением души, что он будет здесь через день-другой, и тогда ваши несчастья закончатся. В великом городе вновь воцарится порядок и покой. К воротам Луны подходит Ветеранский легион. Наша задача: открыть ему ворота. Нас тут почти сотня, а стражников — два десятка. Пустим кровь этим ублюдкам!
— Да! — заорали горожане и затрясли разномастным оружием.
— Господин, — обратился к нему один из купцов. — Я служил десятником в четвертом Арабском. Позвольте мне повести людей. При всем уважении к вашему чину, вы не солдат.
— Делай! — кивнул Коста. — Удержите ворота до подхода легиона, и государь щедро наградит вас.
— Пойдемте, почтенные! — Бывший десятник забрался на стол и заорал. — У кого копья — налево. У кого луки и самострелы — направо. У кого только нож, отойди в сторонку. Кто вспомнит, что его сосед иудей или православный, и