Константин Муравьёв - Шаг в бездну

И вновь знакомый отсвет стали и жуткая боль в шее.

– Ты мне уже надоел, – новый пинок в бок, – давай вставай и потопали, а то и правда, приду за тобой завтра или через неделю.

Я уже совершенно ничего не понимаю. Но подчиняясь какому-то непонятному чувству самосохранения, собираюсь с силами и медленно встаю.

– Уже лучше, пошли, – говорит динозавр и, разворачиваясь, уходит прочь.

Я, даже не оглядываясь, следую за ним.

Непонятная маленькая тропинка, пролегающая в чаще леса. Широкая, мерно покачивающаяся спина передо мной.

Не знаю что, но какой-то звериный страх заставляет меня на самой кромке леса обернуться и посмотреть назад.

Оскаленные морды этих крыс-переростков наблюдают за нами от границы круга, который мы покинули несколько секунд назад, но не идут дальше.

И у меня такое впечатление, что разума в их взглядах гораздо больше, чем во многих, встреченных мною до этого момента разумных.

«Нужно разобраться, во что я вляпался», – решение вполне обоснованное, своевременное и вполне закономерное.

И тот, кто мне может ответить хоть на какие-то вопросы, сейчас идет на несколько шагов впереди меня.

А поэтому все так же медленно и осторожно я иду вслед за этим непонятным и отнюдь не миниатюрным динозавром-броненосцем.

Продвигаемся в тишине и молчании уже достаточно долго.

По моим прикидкам, не меньше полутора часов.

Этого времени хватило, чтобы я разбил ноги о какие-то камни, один раз упал и очень больно приложился рукой о ствол какого-то толстенного дерева. Но динозавра, казалось, это совершенно не волнует. Он как шел, так и шел, даже не снижая скорости. Абсолютно не обращая внимания на мое состояние и внешний вид.

– Всё, мы практически пришли, – наконец произносит он и указывает на небольшой островок посреди достаточно большого озера, – нам туда.

И будто так и должно быть, входит в воду.

– Не отставай.

Решив, что просто так этот непонятный монстр бросаться словами не будет, я, не обращая внимания на боль в разбитых ногах и ушибленной руке, стараюсь не отстать от него в ледяной воде озера.

«Черт», – резко начинаю барахтаться я, ноги свело судорогой. Вода была все-таки очень холодной, даже ледяной. Но я уже практически доплыл, вернее добарахтался до берега. Уже обрадовавшись, я, руками цепляясь за песок и камни, стал выползать на сушу, как в мою ногу кто-то вцепился. Боли не было. Но меня явно тянули назад.

Оборачиваюсь.

«Мама родная», – пронеслась мысль в моей голове.

Какая-то непонятная огромная пиявка уже практически втянула в себя всю мою левую ногу.

Правую я не видел. Но, похоже, ее и не было.

И только сейчас я почувствовал боль. Когда выбрался из воды, ноги не онемели. К ним присосались какие-то огромные пиявки и просто откусили каждую из них. Одну сейчас, а вторую несколько раньше. Хотя откуда у пиявок зубы.

Мозги не соображают. Тело трясет от боли. Я ору и пытаюсь отползти от этих подводных слизней. Появилось и еще несколько. Но из воды они не выползают, я это вижу сквозь затуманенный взгляд.

– Помогите, – истошно, что есть сил, воплю я. Слышу шаги со стороны берега.

– Я же говорил, не отставай, – спокойно и размеренно произносит динозавр, глядя мне прямо в глаза, – не знаю, кто ты и как сюда попал, но пока ты не ступишь на остров собственными ногами, ничего не будет.

И он указал мечом на небольшой бревенчатый домик посреди маленькой рощи.

– Хотя безопасно на самом деле только там, и ты должен прийти именно туда. Буду ждать. Дорогу ты уже знаешь. А теперь начни путь сначала. И помни, что я сказал. Чувствуй, это пока все, что у тебя есть.

А потом я увидел, как он поднимает свой меч.

Взмах.

Ужасная боль в районе шеи.

И я опять оказываюсь в центре каменного круга.

Не знаю, какой сейчас был день, год или столетие, но я умирал и возрождался. Непрекращающийся марафон смертей и возрождений.

И никаких перерывов. Умер. Воскрес. И снова умер.

Если до этого я не успею что-то сделать.

И я пытался успеть. Но сначала у меня, конечно, ничего не получалось.

Первое время я старался считать. Но когда счет перевалил за сто тысяч, я сбился и бросил это дело.

Только после сотой или двухсотой смерти, сейчас я этого уже точно не помню, я понял, о чем говорил мне динозавр, которого я встретил в первый день.

Страх, волны страха начинали накатываться на меня с той стороны, откуда должна была появиться опасность.

Не угроза или враждебность. А животный страх.

Крысоподобные твари-переростки у круга. От них я научился уходить примерно через триста смертей.

Я боялся. Ощутить их зубы, впивающиеся в мое тело. Боялся тех моментов, когда они своей стаей начнут разрывать мою плоть на части.

И наконец-то я это сделал.

Я почувствовал страх и понял, куда мне нужно уйти, чтобы он ослаб. Но страх парализовал меня. Он превращал меня в безвольную куклу. Я стал бояться того, что за ним последует.

Он заставлял замирать, когда нужно было идти. Заставлял отшатываться, когда нужно было остановиться.

И тут появилось другое чувство. Оно родилось из страха и боли. Оно появилось из моего противления им.

Мне кажется, мое сознание как-то сдвинулось в сторону. Я не поменялся. Просто стал смотреть на мир другими глазами.

Страх и боль перестали пугать меня. Они стали еще одним дополнительным чувством. Шестым чувством.

Это и называется инстинктом самосохранения. Желанием жить. Оно гнало меня в нужную сторону. Заставляя предчувствовать страх и боль. И тех, кто может их принести.

Это не было похоже на предчувствие опасности, которым я обладал раньше. Нет. Это было что-то другое.

Это чувство сидело в глубине меня. Не в сознании или в душе. Оно впиталось в меня на уровне инстинктов. На уровне генов. Инстинктов самосохранения и выживания.

И я знал, что никто и никогда не сможет выбить из меня эти мои инстинкты, как те способности, что я утратил, когда попал сюда. И только почувствовав это, я смог покинуть поляну с кругом.

Тогда я ушел с нее впервые.

Сбежал. Убежал. Как оказалось, тропинок было несколько, но все они вели в конечном итоге в нужное место. Туда, где не было страха. Туда, где было безопасно. Это я тоже стал чувствовать.

Следующими были какие-то странные птицы, которые нападали на меня огромной стаей и разрывали мое тело в мгновение ока.

Я уже не обращал внимания на сбитые в кровь ноги, на боль и на невозможность отбиться от них. У меня ничего не было.

Я мог только сбежать. Выбрав правильное направление. Туда, где их не было.

И это указало на еще одно препятствие.

Как оказалось, тропинки всегда были ловушкой. И это показали еще тысяча или десять тысяч моих смертей. Этого я уже не помню.