Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
— Да пристрелите уже этих скоморохов, — не выдержал Вячеслав. — Чего вы на них пялитесь? Они же мечтают сдохнуть как мученики, ну вот и пусть сдохнут!
Взвились стрелы, и несколько поединщиков упало замертво, а остальные бросились в строй, зажимая раны. Арабы заорали в возмущении. В их глазах произошедшее стало актом невероятной трусости и подлости, чудовищным нарушением обычаев, почти кощунством. Поединок перед боем — священен. Вперед выехал воин лет тридцати с небольшим. Он держал в руке белый платок.
— Люди Египта! Я вижу головы! Целое поле голов, которые созрели для жатвы и ждут жнеца, и я тот, кто свершит это дело. Я не вижу ваших лиц, но лишь кровь промеж ваших тюрбанов и бород, сыновья шлюхи! Вы, египтяне, лжецы и негодяи, подонки из подонков и богомерзкие содомиты! Я не тот муж, которого могут напугать надутые бурдюки, и меня невозможно смять, подобно сушеной фиге, собачье вы дерьмо! Итак, бойтесь, ибо в моих силах ободрать вас, как кору с дерева, отлупить вас, как лупят верблюда, отбившегося от каравана, и стереть вас в порошок, как люди истирают пшеницу промеж жерновов, как лепешка дерьма рассыпается под колесом телеги! Я — Буср, сын Абу-Артата, муж, который держит свое слово, и когда я кого-нибудь брею — то снимаю волосы до крови[602]!. Покоритесь нам! Заплатите джизью или примите ислам, и тогда мы станем друзьями! Если же нет, то приготовьтесь сражаться с нами!
Войско египтян молчало, и тогда всадник взмахнул рукой, и мусульмане бросились в атаку…
Бурная волна из людей с фанатично горящими глазами, в длинных, до пят, бурнусах и в сандалиях с деревянными подошвами, ударилась о строй легиона. Вперед пустили нищих сирийцев, которым только предстояло завоевать уважение настоящих воинов. Первый ряд их повис на копьях солдат почти сразу же, а остальные с воем вгрызлись в строй египетского войска. Они были плохо обучены и скверно вооружены, но Вячеслав чувствовал, что это только начало.
Мусульманская пехота воевала с легкими щитами и копьями. Раньше лишь немногие пользовались луком, и только самые богатые и знатные имели мечи. Хотя сейчас, когда подати и гигантская добыча обогатили нищих когда-то бедуинов, с оружием стало куда лучше, чем во времена халифа Умара. Чуть ли не половина воинов-мусульман носила железный шлем, а слабые арабские луки заменили луки сложные, привезенные из Персии. Те, усиленные роговыми накладками, били куда дальше, чем изделия предков. Воины из хороших семей носили кольчуги под плотным цветастым халатом, а сандалии, где вечно под стопу набивался раскаленный песок, заменили кожаные башмаки или хазарские сапоги. Они для всадника были куда удобнее, чем обычная обувь кочевника.
— Мясо вперед пустили, — бурчал себе под нос Вячеслав, который управлял боем как неведомый здесь дирижер своим оркестром. Он посылал резервные сотни в те места, где строй опасно прогибался, и отводил назад уставших воинов. Люди ведь не железные. Тяжелой конницы у него не было вовсе. В бою с арабами от нее не слишком много толку, но вот сегодня она бы пригодилась… Впрочем, единственным полком клибанариев командовал побратим Айсын, который находился в полутора тысячах миль от этого места.
— Эх, где ты сейчас, рожа косоглазая! — грустил Вячко. — Сейчас бы сотни три твоих всадников, мы бы их как цыплят перетоптали! Кто же знал, что легионы на открытое место вести придется! Вот ведь глупость какая!
Сирийцы отхлынули, а на строй египтян пошла отборная пехота из прошедших огонь и воду мужей арабского бану Кальб, верных союзников халифа Муавии. А это совсем не сирийцы, вышедшие в свой первый поход. Это уже было очень серьезно. Сеча закипела со всех сторон. Множество копий было поломано и изрублено, и в ход пошли мечи и саксы длиной в локоть. Плотный строй, укрытый огромными щитами-скутумами, почти непроницаем для пехоты, но только не тогда, когда войско рубится без остановки уже полдня, и его вдвое меньше, чем противника. Чудес не бывает, это ведь война, а не сказка.
— Превосходный, — подскакал командир шестого легиона, — если войско императора не подойдет, нам крышка. Они же свежие силы постоянно вводят. Их вдвое больше. Если каре разорвут, нам конец. Они ведь еще даже конницу в бой не бросили.
— Сам вижу, — процедил Вячко и отхлебнул из серебряной фляги. — Подойдет император, Анастасий, не может не подойти…
— Да уже пора бы, — невесело усмехнулся тот и повернул коня к своим. Там его легион сделал пару шагов назад, оставляя в пыли тела товарищей. Воинов становилось слишком мало, нужно делать строй короче, иначе его прорвут.
Тьма упала на землю так, как и всегда это случалось в Египте. То есть в мгновение ока. Вот еще только что вовсю светило солнце, а теперь оно прячется за горизонтом, разливая вокруг густую и темную, словно чернила, ночь. Бездонный небосвод, пронизанный частыми дырами звезд, равнодушно обнял уставших людей, которые весь день убивали друг друга непонятно зачем. Спали без сил и арабы, и египтяне. Спали ровно до того момента, когда солнышко показалось острым краем над горизонтом, прогоняя своими лучами тьму. Люди, тело которых ломило от невыносимой усталости, поднимались и шли к командирам. Они съедят горсть фиников и сушеного мяса, а потом снова построятся для битвы. Ведь еще ничего не закончилось.
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться! — твердил Вячко присказку, которую часто слышал от старого государя Само. — Император придет на помощь. Он не может не прийти!
Впрочем, что-то в глубине души говорило ему об обратном. Вячеслав вытащил меч и полюбовался переливами булата. Сегодня этому мечу предстоит испить вражеской крови. Это опытный военачальник знал точно. У него осталось меньше пяти тысяч воинов, из которых ранена четвертая часть. Будет чудом, если они продержатся хотя бы до заката.
Глава 15
В то же самое время. Александрия.
Коста пробирался через гомонящую толпу, расталкивая всех локтями. Восточный базар — он такой: яркий, шумный и деловитый. Тут нельзя зевать, иначе обязательно пропустишь что-нибудь. Например, верблюд заденет тебя боком, или мальчишки вырвут кошель из рук. Базар всегда наполнен улыбкой и радостью, пусть не всегда искренней. Ведь таков закон торговли. Не умеешь улыбаться — ничего не продашь. Но сегодня на базаре не улыбались.
