Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Юг

Крагг засмеялся, подошел к стене и воткнул факел обратно. Теперь свет падал прямо на Данилу.

— Так вот, я и хочу обсудить с тобой, какой смысл мы предадим картине, которую я сделаю из тебя. У нас будет много времени. Думаю, сначала я покрою твое тело изумительным рисунком, а уже потом мы с тобой решим, какой будет окончательная стадия моего творения.

Проговаривая все это, предводитель нео вытащил из ножен меч — и Данила с удивлением узнал собственное оружие, которое, убегая с поля боя, прихватил с собой мутант по имени Кер.

— Самое ценное, что я делаю все картины мечом! — провозгласил Крагг, проводя кончиком лезвия по руке разведчика. — Согласись, это требует большой точности движений, чтобы не повредить вены и артерии.

Второй росчерк меча — и на руке разведчика возникли два параллельных разреза, расположенных очень близко друг к другу. Следующим движением мутант поддел клинком полоску кожи и резким движением кисти вправо-влево срезал ее с тела разведчика. Данила сжал зубы и подавил стон.

— Замечательно! — воскликнул Крагг. — Ты хороший и сильный воин, Данила. Я уверен, ты не будешь кричать и дергаться, и тогда моя картина получится идеальной. Знаешь, когда я работаю мечом, я ощущаю себя художником, стальной кистью создающим очередной бессмертный шедевр…

Новый взмах меча — и еще одна полоска кожи с левой руки Данилы влажно шлепнулась на пол.

Проклятый мутант!!! Чертовски жалко умирать вот так. И не в мучениях дело, которых еще предстоит немерено. Что стоит боль душевная по сравнению с телесной? А на душе плохо, очень плохо. Потому что, если проклятый нео не врет, то дни Кремля действительно сочтены. А какой ему смысл врать очередному трупу, практически уже засунутому в банку?

И Данила взревел, словно раненый зверь. Но не от боли шел тот рев — от сердца, от натянувшихся как канаты мышц, пытающихся разорвать ремни, опутавшие конечности. Широкие полосы выделанной кожи впились в щиколотки и запястья, тонкой струйкой брызнула кровь из свежей раны на руке…

— Ну вот, как всегда одно и то же, — сокрушенно вздохнул Крагг. — Но ничего, это ненадолго. Покричишь, выбьешься из сил и тогда…

Данила уже не был собой. Страшный, лютый зверь, до поры дремлющий в каждом человеке, вырвался наружу. И сейчас ему уже было все равно: боль, увечье, смерть — наплевать, лишь бы впиться пальцами в изуродованный Полями Смерти кусок мяса, в его глаза, рвать его пасть, выламывать зубы — лишь бы не жила на свете эта мутировавшая тварь, посмевшая называть себя человеком!

Краем сознания, малой толикой человеческого, оставшегося в нем, Данила понимал, что не порвать ему ремней, что все, чего он добьется, — это полное истощение сил или же смерть от неимоверного перенапряжения. Но не ее ли надеялся он позвать своим криком, идущим из середины груди, от средоточия души? Не появления ли подруги с косой ждал разведчик, выплескивая всего себя в последнем крике?

И она услышала…

Пространство справа от головы Крагга внезапно стало зыбким — и вдруг лопнуло, словно с другой стороны вселенной плотный кисель мироздания быстро и резко пробили чем-то смертоносным вроде свинцовой пули со стальным сердечником.

Потом Данила услышал эхо далекого, очень далекого выстрела и увидел, как рядом с виском Крагга схлопывается в невидимую точку звездообразный разрыв пространства.

Мутант покачнулся, дотронулся лапой до морды, размазал пальцами по бугристой щеке остатки левого глаза, застонал — жалобно, как ребенок, — и рухнул грудью на хирургический стол, насквозь пропитанный кровью его жертв.

— Спасибо, Снайпер, — прошептал Данила. — Я очень рад, что ты вернулся домой и сумел остаться в живых…

Изуродованная мутациями и снайперской пулей башка мутанта придавила ноги Данилы, но это было не главное. Главным сейчас было, чтобы тело Крагга не сползло вниз, — ведь на хирургическом столе лежала не только его голова, но и рука, сжимавшая меч. И от ремня, опутывающего руку разведчика, до клинка бритвенной заточки оставались считаные миллиметры.

— Только не вставай с коленей, предводитель нео, — прошептал Данила, со всей силы натягивая ремень, обильно политый его кровью. — И не падай, ладно? Сделай в своей жизни хоть что-то полезное…

Вряд ли разведчику удалось бы растянуть путы, если б они были сухими. Но свежая, теплая кровь, сочащаяся из длинных поверхностных ран на предплечье, размочила сыромятину. Осторожно поерзав минут пять на своем ложе, Данила все-таки добился того, что ремень коснулся меча.

Крошечного, едва заметного разреза хватило. Стягивающие руку путы лопнули, и разведчик едва успел подхватить падающий меч. За клинок.

Данила зашипел от боли, но хватки не ослабил. Ведь упади меч на пол, и пленник, скорее всего, так и остался бы лежать на столе, пока его не нашли б соплеменники Крагга, — вряд ли удалось бы за короткое время развязать раненой рукой намертво завязанные путы, стягивающие правую руку и ноги.

Обоюдоострое лезвие разрезало мясо, скрипнуло по кости ладони, но Данила все-таки завершил движение. Меч лег поперек груди — и разведчик улыбнулся.

Снайпер остался в живых, враг умер, он сам — почти свободен. А еще к нему вернулся отцовский меч. Малая, крайне малая цена отдана за все это. Совсем недавно он готов был заплатить жизнью лишь только за то, чтобы вцепиться в глаза Крагга. И что значит по сравнению с такими подарками изрезанная рука? Мизер, не стоит и говорить. Правда, в ближайшее время воевать ею вряд ли получится.

Рассечь оставшиеся путы оказалось делом болезненным, но выполнимым. Действуя двумя — большим и указательным — пальцами левой руки, а остальными тремя зажав кровоточащие раны ладони, Данила перепилил путы, стягивающие правое предплечье. После чего двумя движениями клинка освободил ноги.

Подобрав валяющуюся у стола свою камуфляжную куртку, он мечом отмахнул от ее нижней части длинную полосу и перетянул рассеченную ладонь. После чего оделся, снял с трупа Крагга пояс с ножнами, укоротил его вдвое, перепоясался и взял меч в правую руку. Слегка влажная от крови рукоять легла в ладонь как влитая.

— Еще повоюем, — шепнул Данила мечу, вкладывая его в ножны.

Он подошел к колбам, в которых замерли навеки трупы его товарищей. Разведчик знал обоих — дядька Степан, завидный стрелок из фузеи, в свое время многому научивший Данилу, и Мишка-пластун, которому едва стукнуло шестнадцать. Где-то пару месяцев назад, когда нео еще только подошли к Кремлю, бесследно пропали оба. Степан с Мишкой несли ночной дозор на стене, и все решили, что их ночью сдернули арканами подкравшиеся мутанты. Дурацкая версия, конечно. Чтобы разведчик даже ночью не заметил группу крадущихся нео метров за сто до стены — бред. Но как объяснить иначе пропажу двух воинов? Теперь Данила точно знал как…