Олег Верещагин - Очищение

— Погибли, наверное, — вздохнул Горенышев, наливая Романову, устроившемуся за столом, настой иван-чая. — У вас какие на этот счет сведения?

— Скорей всего — погибли, — честно ответил Романов. Горенышев ссутулился, тихо сказал:

— Ну вот, видно, и конец моему роду… — Но тут же встряхнулся, снова поинтересовался: — А насчет зимы этой… ядерной? Как?

— Скоро будет. Почти точно.

— Радуешь ты меня снова и снова… Ну да я, собственно, так и рассчитывал… и людей ориентировал должным образом. Вот все ли поверили — не знаю. Да, может, еще и не доживем до той зимы. Про банду слышал? Про Армию наведения порядка?

— Затем и пришел. Хотя, вообще-то… вкусный чай… вообще-то, мы хотели у вас пару дней отдохнуть и дальше, к Охотскому морю. Нам еще на неделю пути…

— К морю неделя пути? — Горенышев непонятно ухмыльнулся. — Ну да, ну да… Банда эта — из Николаевска. Города нет, вот они тут по мелким селам и городкам бесчинствуют. И ведь не утонули, гады… Два дня назад типутата присылали. Три дня дали на размышление о выплате контрибуции. Завтра срок.

— Как нет города? — Романов от изумления даже пропустил мимо ушей слова про «типутата» и сроки. — В смысле — нет?! Боеголовка, что ли? Так мне сказали тут — никто его не бомбил…

Горенышев присвистнул:

— Э, так вы ж не знаете ничего про это?! А мы теперь почти что прибрежный поселок. Курорт. До Охотского моря — семнадцать километров.

— Новости… — Романов и правда был ошарашен. Потер лоб. Потом вздохнул: — А, черт… сейчас всему удивляться — так и будешь с открытым ртом ходить… Ну, и что вы делать собирались?

Горенышев придвинул гостю по цветастой клеенке блюдечко с сушками. Посмотрел за окно — на аллею к площади. Заговорил, словно сам все заново оценивая:

— Есть десять ментов с пятью автоматами. Шесть лесников. Есть ополчение. Вы видели. Сотня человек в основном с охотничьими ружьями. Бутылки с горючей смесью наготовили. И все. Бандитов меньше, но у них даже танки есть. И в руках не ружья.

— М-да. Вы не солдат, — прямо сказал Романов.

— Не солдат, — не обиделся Горенышев. — Я хозяйственник. Неплохой. Но бандитам служить не стану и поселок им просто так не отдам. Лучше в бою погибну.

— Уймитесь, — не сердито, скорей с уважением попросил Романов. — Не придется вам погибать в бою. А придется вам восстанавливать ваш консервный завод. Хотя бы его. Ну и там — что еще сможете. Повторяю — никакой спокойной старости не предвидится. Увы.

— То есть… погоди… — Горенышев встал. — Погодите, то есть — вы не уйдете?!

— Уйду. Как только покончу с бандой и увижу, что у вас более-менее наладилось дело.

— У них танки, я ж вам говорю! Или… или у вас что — тоже?!

— С собой не принес, — вздохнул Романов сожалеюще. — Но теперь в лучшем случае у нас их станет на три больше. В худшем… Не будем о грустном. Можно сушку?

Вообще Ломброзо был не прав в корне. Но в жизни иногда встречаются такие яркие типажи, что поневоле приходят на ум мысли о правоте итальянского криминалиста-френолога.

«Делегат» банды, с которым Романов в сопровождении Провоторова встретился на северо-восточном подъездном проселке, был именно таким. Пришел он смело — один, пешком, правда, это была совершенно очевидно та дешевая смелость, которой обладают те, кто ни разу не встречал отпора. «Уголовная рожа», как говорили о подобных людях — чаще всего ошибаясь. И разговор с ходу начал в таком же ключе — очень подходящем к внешности.

— Ты чего со своими тут растопырился? — Романов сдержал улыбку — вот сейчас сделает «пальцы веером»… — Это наши места! Мы за своим пришли!

— В других местах уже все ограбили? — вежливо уточнил Романов. — Разрешите представиться: Романов. Николай Федорович. Вы?..

— Ой, вот не надо только вот это, не надо! — скривился «делегат» и смачно харкнул к сапогам Романова. Умело. С высоким искусством прямо-таки. Не доплюнул до левого носка какой-то сантиметр. Довольно поправил на груди, поверх распахнутой летней кожанки, автомат. — Мы про тебя все знаем! Ты еще в Зажопинске этом по базару терся, а мы уже все знали! Вали обратно за Амур, витязь — тоже мне! Царь Салтан!

— Вы начитанны, — заметил Романов. — Но за Амур я не уйду, потому что вы мешаете.

— А? — бандюга даже опешил. — Да… кто тебе мешает?! Ты чо гонишь?! Скатертью дорога!

— Вы мешаете, — повторил Романов. — Своим присутствием на земле. С этим надо как-то разбираться, вам не кажется?

— У нас танков три штуки, — не выдержал-таки — сделал распальцовку… Романов опять удержал улыбку. — И заложников мы взяли, больше сотни! Всеееех тут выгребли, по дороге! Так что, если не свалишь отсюда в голубую даль, мы их впереди на поселок пустим, и все дела.

— Прошу, — развел руками Романов. — По-моему, вы застряли в мире прошлого, вам не кажется?

— Че? — хлопнул редкими белесыми ресницами «делегат».

— Вы мыслите категориями вчерашнего дня, — обстоятельно пояснил Романов. — Мне наплевать на заложников. Более того — пущенные перед вами, они будут вам же мешать стрелять, и вообще вы на них потратите какое-то количество боеприпасов. Это первое. Второе — я хочу вас честно предупредить, что в любом случае, как бы ни развернулись события, никто из вас живым к концу завтрашнего дня не останется.

— А… да ты… — «Типаж» сделал еще несколько угрожающих жестов. — Ты сам-то… сам-то че… не как мы?! Царьком хочешь стать?! Ну гляди — еще дотемна мы твои кишки на гусеницы намотаем…

— Провоторов, — не повышая голоса и не сводя глаз с бандита, сказал Романов, — ты слышишь? Он говорит, что мы похожи на его подельников…

— Я глубоко польщен таким сравнением, — ответил казак, изучая «делегата», как редкое насекомое под микроскопом.

— Будь так добр, избавь меня от этой мокрицы, научившейся говорить по-человечески, — попросил Романов все тем же тоном. Настолько мирно, что «делегат» не успел не то что среагировать — даже понять, что речь идет о его смерти.

Нагайка метнулась вперед и мокро хрустнула, почти погрузившись своим кончиком в залившийся кровью лоб бандита. Глаза того уехали куда-то под лоб и к переносице, он дернул руками, резко расставив их в стороны, — и повалился на спину, подогнув ноги.

— Насчет заложников — это ты всерьез? — задумчиво спросил Провоторов — нагайка отскочила к его ноге, как живая.

— Вполне, — ответил Романов. — Мне не нравится эта практика — псих или скот хватает человека, начинает махать оружием и орать, а все должны с улыбками складывать свое оружие, чтобы, видите ли, «не спровоцировать». И тем самым на будущее провоцируют десятки таких же психов или скотов повторять удачный опыт, а сотни и тысячи людей — подвергать свои жизни опасности или прямо погибать. Посему это с настоящего момента становится законом: взявший заложника уничтожается тут же, если нет иного выхода — вместе с заложником. Эту эпидемию надо давить в зародыше.