Махинации самозванца - Илья Николаевич Романов
Смотрели друг на друга. Мне говорили, какие у меня зрачки, когда меня накрывает… Говорили, что они как игольное ушко. Я им верю. Мне непонятно другое. Как при таких зрачках можно видеть что-то большее, чем просто движение. Личный опыт и наблюдения со стороны вступают в противоречие.
– Ну здравствуй, мелкая… – сломав лёд, сказал я, обнимая Алёну. – Всё-таки ты дура…
Хрен знает, как там было бы дальше. Наверное, я обматерил бы Алёну. Смешал бы с дерьмом. Но всё пошло не по моему сценарию. Алёна расплакалась у меня на плече.
Блин. Ну и на фиг мне такое счастье?!
Я не сразу унял её истерику. Блин, а я про что говорил?! Я оказался ещё и виноват, что у неё истерика! Чё-то она попутала! Получила пощёчину и заткнулась.
– Ты чего сбежала-то? – спросил я. – У тебя вроде всё было хорошо.
– Они меня замуж решили отдать, – огорошила меня новостью Алёна. – Как рабыню продали какому-то старому торговцу в жёны. А ему уже сорок два. Он страшный… – зачастила она словами.
– Эй! Потише тарахти! С замужеством понятно… Хороший вариант тут устроиться. Что ты возмущаешься. Ты охренела?! Думаешь, мне сколько лет?! Я тоже старик?! – сам от себя не ожидал, что я так раскудахтаюсь.
– Ты свой… Не чужой… На цепь не посадишь… Я вот думала, ты меня поймёшь… – начала неожиданно для меня всхлипывать Алёна. – А ты такой же, как они…
Алёна расплакалась, а я начал тупить. Никогда не любил слез. Меня чужие слезы вводят в ступор. Скомканно, как-то осторожно обнял её. Прижал к себе. На Земле она была бы мне никем, да и я для неё. А тут всё иначе. Не случайно на чужбине люди тянутся к землякам. Общность языка, культуры, правил поведения и ностальгия по Родине. Никому я тебя не отдам. Не позволю тебя обижать.
– Ладно, успокойся. Никому я тебя не отдам. Я, конечно, не сахар, но что-нибудь придумаю. Одно условие! Слушаться меня будешь во всем! Никакой самодеятельности! Ты здешний мир знаешь ещё хуже меня. Я этот мир, считай, что сам не знаю… Замуж тебя насильно не отдам. В общем, время покажет, куда тебя пристроить. Чужие мы тут для всех. Считай, что тут мы родня… – шептал я по-русски, чтобы никто не понял.
– Я знала, что ты меня поймёшь, – утирая слезы, улыбалась Алёна. Вот коза! Развела меня на мякине. Цирк со слезами устроила, чтобы меня разжалобить!
– Ладно. Забудем. Лучше подумаем, кем ты для местных будешь в моем окружении.
– Сестра. Дочь, – ехидно предложила Алёна.
– Забей. Не самые лучшие варианты, – взвесив её предложения, ответил я. – Ты не представляешь, как вести себя на публике. Местные девицы не так вольготно ведут себя. Быстро спалимся. Лучше и не начинать… А я что?! Так старо выгляжу? А если я начну пьяным к тебе приставать?! К дочери или сестре?! Как на это отреагируют?!
– А ты можешь, папочка?! – с наигранным удивлением спросила Алёна.
– Давай завязывай с приколами. Ты не представляешь, на что я способен… Сам себе временами удивляюсь… Так что особо развязно со мной не веди… А то проснёшься однажды без трусов…
– Хорошо, папочка. Я твоя послушная дочь, – не разрывая объятий, томным голосом воркует Алёна на русском.
– Алёна, я серьёзно. Для тебя это шутки и практика отточить на мне свои коготки… А для меня это серьёзно, – старательно подбирал я слова. Старался, чтобы до неё дошло и её саму не напугать. – Напьюсь…Что-то в мозгу переклинит – и прощай, детство. Возьму силой в полной уверенности, что ты сама этого хочешь… Поздно будет орать, что ты так шутила. Пьяный мужик в такие моменты думает не головой. Милиции тут нет. Некому на меня жаловаться. Поосторожнее со словами. Поняла?!
– Поняла, – сказала Алёна, кивнула мне головой и, разрывая объятия, отстранилась на полметра от меня. – А ты вправду можешь меня изнасиловать?
С учётом того, что ей пришлось пережить, ответить правду – это напугать её. Не говорить правду, потом будут проблемы с её поведением.
– Могу, если доводить начнёшь… Бегать по дому в нижнем белье. Кокетничать со мной. Вести себя фривольно. Ну и всё в том же духе. Или ты думаешь, что я слишком старый для этого? Или у меня не встанет, если меня доводить? А?!
– Хорошо, я поняла, – потупила она глазки. – А кем тогда я буду?
– Дальней родней из моего племени. Какое племя – я никому не говорил. У нас на это вроде как табу.
– Табу?
– Запрет по вере или религии, – объяснил я непонятный термин. – Тут на деле у западников в племенах сам черт ногу сломит, чем я и пользуюсь. У каждого племени свои обычаи, вера, культура, и всё можно на странности своего племени списывать. Главное на «земляков» не наткнуться. Эти быстро выведут на чистую воду…
– А кто я там у западников была… Если спросят?
– Н-да. Ну уж не крестьянкой точно. Руки выдадут, слишком тонкие и ухоженные. Ремесленники по этой же причине тоже не подходят… Рано или поздно поведёшь себя как-то не так… Не только ты, я тоже временами туплю. Не вписываюсь в местные нормы… Стараюсь от местных не отличаться. Но… Будешь дальней родней вождя. Сбежала из дому… Нет, не подходит… Тут такое бывает, но не одобряется… В общем, с отцом куда-то ехала в караване, а там разбойники и прочие прелести жизни… Поправка… Не куда-то, ехала с отцом… Ехали по торговым делам. Дальнюю родню навестить и договорённости отца какие-то исполнить. Всё! Запоминай… Ты моя дальняя родня, дальняя родня вождя, отец у тебя был торговцем. Так всем особо любопытным и будешь говорить. Если будут дальше расспрашивать, говори, что на тебе запрет и со всеми расспросами надо у ближайшего родственника спрашивать. То есть отправляй всех ко мне с лишними вопросами. А я там буду думать, как нам выкручиваться. Всё же опыта у меня побольше в таких делах. Поняла?!
– Угу.
– Ну вот и ладушки, – я приобнял по-братски за плечо чуть скисшую от моей риторики Алёну. – Пошли, родня. За твой приезд надо выпить немного. И не смотри на меня так. Я буду напиваться. Тут обычай такой, каждую хорошую или плохую новость обмывать. У меня дальняя родственница выжила в нападении на караван и сумела меня найти. Меня не поймут, если я это не отмечу. К тому же там тебя и будем социализировать. С чего-то надо начинать?!
День был потерян полностью, так же как
