Путеводная звезда. Том 1 (СИ) - Извольский Сергей

Видимо, они нанесли удары одновременно. Потому что в широко раскрытых кошачьих глаза Иры застыло удивление. И словно детская недоверчивость – она была совсем молодой, и еще не верила в возможность умереть. С этим удивлением и погибла.

Я без труда мог рассмотреть лицо Иры, потому что держащий ее за густые и такие красивые волосы человек предупредительно повернул ее голову в мою сторону.

– Красивая, правда? – словно читая мои мысли, поинтересовался он.

Стараясь незаметно прокатать стихийную силу по энергетическим каналам, чтобы понять возможности организма, я – демонстрируя с трудом сдерживаемый страх, посмотрел на незнакомца.

Нет, не незнакомца. Хотя никогда не видел его вживую, узнал. Передо мной сейчас, у тела Иры, на одном колене присел миланский герцог Франческо Бальтазар Сфорца, Первый одаренный кондотьер и глава Лиги Севера – конгломерата итальянских и французских национальных кланов.

Его лицо я видел неоднократно. Герцог Сфорца был одним из почетных членов организационного комитета международного турнира на приз Первого гонфалоньера справедливости герцога Алессандро Медичи. Турнира, на который должны были весной поехать по четыре команды от каждой страны, добравшихся до полуфиналов национальных турниров.

Герцог Сфорца был в полевом мундире, из отличительных знаков на котором присутствовала лишь с нарукавная эмблема в виде герба со змеем, пожирающим младенца. А также стандартная для частных армий нашивка на груди, с известным по всему миру позывным Первого кондотьера: «Baal».

Хочешь что-то спрятать, положи это на самое видно место, как говорится.

Моложаво выглядящий, но при этом абсолютно седой герцог внимательно смотрел на меня, изучая. Вдруг он, не отводя взгляда, отпустил Иру. Тело индианки упало на землю, замерев в неуклюжей в смерти позе и глядя в багряное небо желтыми глазами.

В этот момент меня – как и в иные случаи, когда я был на волосок от гибели, словно подтолкнуло мягкое касание ангела-хранителя. Я вовремя успел вскинуть руку – и костяной клинок лежащего рядом внешне мертвого бурбона, вдруг воспрянувшего в последнем усилии, не вскрыл мне горло, а оказался отведен в сторону. Правда, отвел я его рукой из-за того, что клинок насквозь проткнул мне ладонь, но это уже – на фоне сохранения жизни, были уже мелочи.

Коротким ударом правой, с материализовавшимся в руке кукри, я развалил голову бурбона надвое. И, не обращая внимания на рассматривающего меня архидемона, или его подчиненного аватара, поднялся. Сдернув с разорвавшего плоть иззубренного клинка левую ладонь, коротко беззвучно выругавшись при этом, я невольно поморщился. Не от боли. Вернее от боли, но совсем не физической.

Не торопясь, я наконец поднялся на ноги, глядя в глаза столь неожиданно появившемуся здесь… появившейся здесь высшей сущности.

Звуки боя поодаль между тем практически стихли. Плато сейчас находилось левее меня, да и скрыто оно за фундаментом здания, на котором навалены тела гончих и бурбонов. Не видно, что там происходит. Но догадаться могу: у меня не было богатого опыта участия в больших баталиях, но я нутром почувствовал, что звуки выстрелов сопутствуют победе, не поражению. Я слышал сейчас редкую, но размеренную и добивающую стрельбу, а не отдельные всплески пальбы последних групп обороняющихся.

Баал, скрывающийся под маской итальянского герцога, также поднялся на ноги. Я в этот момент коротко осмотрелся вокруг. Рядом со мной, как сейчас вижу в первой оценке я не ошибся, на самом деле сотни тел.

«Неужели это Ира и Ада их всех?» – оценивающе подумал я.

Вокруг расстилался самый настоящий живой ковер из трупов – неужели столько тварей покрошили всего две индианки? Да, они были в форме оборотней – а в этом случае, по Валере знаю, есть две жизни. Можно наполучать ран в форме оборотня, перекинуться в истинную форму – став абсолютно здоровым, и начать сражение заново. Но вдвоем убить столько тварей?

Мысли об этом текли на периферии сознания. Не это сейчас главное. И не плато, на котором еще редко, но стреляют. Все мое внимание было обращено на седого оппонента. Который по-прежнему продолжал изучающим взглядом смотреть мне в глаза. И бездействовал.

С возвращающимся мироощущением ко мне вернулось и понимание.

Баал не мог меня убить сам. Он был здесь как безмолвный и бессильный наблюдатель. С понимание этого мне оставалось только улыбнуться. Без капли веселья, но улыбка и не обязана быть доброй.

Глядя в серые глаза седого итальянского герцога, я вспомнил, что говорил мне Астерот о равновесии. Слова архидемона прозвучали в голове очень четко:

«…В любом поединке равных противников для того, чтобы нанести удар, ты вынужден открыться. И когда демонесса убила тебя в твоем мире, мои враги открылись, давая возможность… не контратаки, но ответных действий. Именно потому я получил возможность вмешаться, перехватив твой дух»

Вернее с предыдущим утверждением я ошибся. Баал сейчас, конечно же, может меня убить. Но тогда своими действиями он нарушит равновесие поединка игры и даст возможность Астероту предпринять очередной шаг. Есть ситуации, когда право первого хода – не преимущество. Особенно при соблюдении равновесия и примерно равных ресурсах. И в таких случаях первый ход дает возможность противнику комфортно отыгрывать от твоей стратегии.

Именно поэтому Баал пытался меня убить без действий. Просто отвлекая от одного недобитого бурбона. А сам мне вреда сейчас причинить не может. Если, конечно, будет действовать рационально для своих интересов.

Ощущение тела и ясность сознания ко мне полностью вернулись, но я все еще был там, у непробитого купола. В том самом моменте, когда принял решение о том, что жить вечно – не мой выбор. То есть, инстинкт самосохранения все еще был выкинут из дома разума прочь и пока не успел вернуться.

– И больше не попробуешь? – поинтересовался я у высшей сущности. Нацепив при этом на лицо самую мерзкую улыбку, на которую был способен.

Баал не мог на меня напасть без ущерба для себя, для своих позиций в поединке с Астеротом. Но и я не мог на него сейчас напасть. Вернее, мог, но этим действием развязал бы ему руки. А надеяться конкурировать в умениях с повелевающим реальностью десятков (хотя скорее сотен или даже тысяч) миров архидемоном как минимум наивно. Ему меня на атомы разобрать проще чем кашлянуть, сил меньше потратит.

Напасть на него я не мог, эффективно, но мог хотя бы попробовать его уязвить. Правда, подобная попытка с моей стороны выглядела немного наивно. Это я понял, когда скрывающийся за маской итальянского герцога архидемон мне улыбнулся. Так, как улыбаются неразумному ребенку.

Словно потеряв ко мне всякий интерес, Баал повернулся к одной из груд тел. И повелительно протянул руку, после чего отошел на несколько шагов. Словно вытягивающий добычу рыбак, держащий невидимую удочку и готовый подсекать.

Из-под груды тел на четвереньках выбрался Чумба-Мархосиас. Демон, видимо, в момент моего беспамятства также добрался сюда. Защищая меня от собравшейся здесь толпы гончих и бурбонов. И судя по обагренным черной и бурой кровью рукам и костяным клинкам, немалая часть трупов вокруг – его работа.

Вот она, разгадка завалов из тел. Индианки, израсходовав каждая по две своих жизни, все же не смогли бы убить столько тварей. Им помог Мархосиас.

Мархосиас, которого отправил ко мне Астерот. И который мог полноценно действовать лишь в рамках способностей тела, в котором он находится. Вот почему однажды Николаев так нервничал, спрашивая в какой форме и в каком теле находится демон.

Опять оно же, равновесие игры сильных; однажды Мархосиас мне помог, обратившись в свою истинную форму – на арене, спасая из ловушки фон Колера. И тогда за эту помощь мне Астерот заплатил жизнью Элимелеха. Наверное, жизнью Элимелеха – быть может цена была другая, но чем-то он наверняка разменялся.

Сейчас Мархосиас, защищая мою жизнь, также наверняка использовал свои истинные возможности. И вследствие этого сам Баал получил возможность появиться здесь и сейчас – без последствий для себя, отвечая на ход Астерота. Возможность, которой и воспользовался. И если бы не мягкое касание предчувствия, посланное мне определенно моим ангелом-хранителем, он добился бы нужного результата.