Антон Орлов - Пожиратель Душ
«Скоро уже… – подумал Клетчаб, сжав кулаки. – Недолго тебе осталось, оглоед окаянный!»
– Господин Ревернух, я хотела с вами поговорить.
Голос Элизы прозвучал негромко, но резко, без уважительных интонаций. Разве так обращаются к непосредственному начальнику? Он повернулся, но осадить дрянь-девку не успел.
– Я давно решила, что когда-нибудь все вам выскажу! – Элиза и смотрела нехорошо – дерзко, в упор. – Теперь послушаете меня на прощание. Самомнения у вас выше крыши, а на самом деле вы полный ноль! Мне противно вспоминать, что я была вашей любовницей. Как вы гордитесь своими мужскими достоинствами, а гордиться-то нечем, трахнуть каждый может, главное – поведение, поступки, порядочность. Келхар и Донат – вот это мужчины! А вы всего-навсего старый жулик, вы нашу с Виленом зарплату прикарманивали, как обыкновенный воришка. Подавитесь моей зарплатой! Надеюсь, что подавитесь!
– Ты что себе позволяешь, срань собачья! – ахнул опешивший Ксават.
Она ничуть не испугалась.
– Ага, что вы еще можете сказать? Знаете, вас действительно окружает со всех сторон срань собачья, потому что ничего другого для вас не существует. Это у вас дар такой магический – все, к чему прикоснетесь, превращать в срань собачью! Ну и купайтесь в ней на здоровье!
– Какова дрянь, да я тебя…
– Не забывайтесь, вы разговариваете с Элизой цан Севегуст.
Ксават открыл рот – да так и закрыл. Вот оно что…
– Я жду извинений, – она чувствовала себя победительницей.
Делать нечего – пришлось, запихнувши подальше гордость, наклеить на лицо какую ни на есть любезную улыбочку и выцедить извинение. Иначе высокородный Келхар за оскорбление своей супруги вызовет на дуэль и прихлопнет без зазрения совести. Или же просто поколотит до полусмерти, тоже невелика радость. Ксават чувствовал себя оплеванным, а куда денешься?
Стало быть, когда Келхар звал ее на послеобеденную прогулку, этого урода корчило от страха, что красавица Элиза его брачное предложение отвергнет. Аж дрожал весь… Строит из себя героя, а сам оказался форменным трусом – прямо капля бальзама на Клетчабову рану!
– Примите мои поздравления с законным замужеством, госпожа цан Севегуст, со всяческими пожеланиями, – хоть и распирала Ксавата злость на мерзавку, а все ж сумел проговорить эту срань с елейной миной светского человека. – А позвольте полюбопытствовать, жить-то на что собираетесь, ежели ни у вас, ни у новоиспеченного супруга ни гроша за душой?
– Вы думаете, охотник на оборотней не сможет заработать на жизнь? – Тон, как у самой натуральной высокородной.
– А вы знаете, какая у этой профессии смертность? – осклабился, торжествуя, Ксават. – Каждый второй через три-четыре года труп, до старости доживают единицы, Донат Пеларчи – редкое исключение, подтверждающее общее правило. А ваш Келхар, считай, вообще меченый, Сорегдийский оборотень его запомнил! Охотники на тварей долго не живут, а у многих даже могилы нет, слопали – и нет человечка. Хорошую судьбу вы себе выбрали! Ну, да вы же сама себе хозяйка, с приставкой «цан», важная дама!
Отбрил ее. Теперь главное – красиво уйти, пока она ничего не успела сказать в ответ. Он и ушел, за поворотом налетел впотьмах на парня с ведром кухонных помоев, содержимое выплеснулось и попало обоим на штаны. Наскоро обругав растяпу, Ксават выскочил на улицу. Какая-нибудь хасетанская бой-деваха догнала бы его, чтобы доругаться, но эта новоявленная аристократка не стала преследовать оппонента.
Окраинная улочка с одноэтажными домами. Низкая ущербная луна висит над слегка посеребренными треугольниками крыш. Новые штаны благоухают прокисшим супом – удружил Ксавату гостиничный малый! Проехал автомобиль, рисунок на его лакированных боках в тусклом свете фонарей был неразличим, как медуза в воде. За забором играли на флейте – так себе мотивчик, с хасетанской музыкой не сравнить.
Ксават, шагавший, куда глаза глядят, резко остановился. Замер. Словно примерз к мостовой.
Элиза назвала его «старым жуликом». Откуда она знает?!!
Он бросился прочь от гостиницы, от домишек, от флейты, выскочил на заасфальтированную дорогу, зашагал по ней в темноту, а мысли скакали и бились внутри черепной коробки, словно стая прыгунцов в запертой комнате.
Значит, он чем-то себя выдал? Чем? И догадался ли о том, кто он такой, еще кто-нибудь, кроме Элизы? И если да, подозревают ли они насчет зеркала-перевертыша, и сообщили уже цепнякам или нет?
Чуток успокоившись, начал восстанавливать в памяти разговор, фразу за фразой… Потом, замедлив шаг, с неимоверным облегчением ухмыльнулся и шумно вздохнул.
Никакого разоблачения. Оскорбляла его дрянь девка, а он принял брань за намек. Хвала Безмолвному, никто ничего не знает.
Огляделся по сторонам: куда его занесло? Загородная дорога, справа виднеются огни Кафьярану, слева как будто темное поле, и неподалеку, за обочиной, сторожка с освещенным окном. Погуляли – и будет, пора возвращаться.
Засунув руки в карманы, Ревернух повернул к скоплению желтых огоньков, сделал несколько шагов – и снова замер, а созвездия в бездонном ночном небе переливались, перешептывались и посмеивались, наблюдая за ним сверху.
Его сразило обидное открытие: Келхар и Элиза – не нищие!
Если представитель древнего знатного рода, отмеченного печатью вырождения, берет в жены девушку из сопредельного мира, невесте полагается приданое из специального императорского фонда. Программа такая государственная, дабы предотвратить угасание иллихейской аристократии.
Выходит, Келхар своего не упустил! То-то он так трясся, пока гадал, скажет она «да» или «нет»… Императорских деньжат хватит, чтобы выкупить родовое поместье цан Севегустов и зажить там припеваючи, а ежели он еще и тварей в округе истребит – стяжает всеобщее уважение. Элиза, успевшая в юном возрасте хлебнуть горя, будет ему верной подругой, будет держаться за свое положение, она ведь девка неглупая. За что, спрашивается, такая везуха им привалила? За что?
От обиды, злой тоски и зависти Клетчабу хотелось выть – и он завыл, обратив лицо к мерцающим созвездиям. Людей-то рядом нет, никто ничего не скажет… А вы бы на месте Клетчаба не завыли?
Подлянка ведь это, когда хорошо не тебе, а другому! Как ни поверни, натуральная подлянка.
Порой он и сам подумывал о том, чтобы жениться на хорошенькой иммигранточке (не на своенравной Элизе, а на такой, чтобы знала свое место) и через это разбогатеть, но – риск разоблачения. Перед тем как получить этакие деньжища из государева фонда, новобрачные должны подтвердить перед Зерцалом Истины искренность своих намерений, а то аферисты водятся не только в Хасетане. «Я, Ксават цан Ревернух…» – стоит ему произнести эти слова, и окаянное волшебное зеркальце запротестует.
Неожиданно Ксавал уловил, что ему вторит другой вой – далекий, пугающе низкий, плывущий со стороны темного поля.
Это его отрезвило. Он замолчал, а за полем продолжали выть. Какая-нибудь тварь?.. Он ведь один на пустой дороге, и вокруг – теплая неподвижная чернота, в которой может прятаться что угодно. Осерчав на Элизу, он ушел от человеческого жилья, не думая о риске, но теперь хасетанский здравый смысл очнулся и закатил ему оплеуху.
До маленькой сторожки на краю поля ближе, чем до гостиницы. Окно уютно светится.
Нетрезвый обитатель сторожки, взъерошенный мужичок, выглядел рассеянным и безобидным.
– Я с инспекцией из министерства, – властно объявил Ксават, когда его впустили внутрь. – Вы здесь чем занимаетесь?
– Муслявчиков сторожу, – глуповато улыбнулся мужичок. – Чтобы под колеса не совались. Моя работа – загонять их обратно, ежели с поля на дорогу полезут. А то передавят, а за них деньги плочены, чтобы жук посевы не поел.
«Лодырь, – желчно отметил про себя Ксават. – Устроился, как сыр в масле!»
– А воет кто? – продолжил он строгий допрос, брезгливо оглядывая лежанку, застланную грязным стеганым одеялом в цветочек, некрашеный стол, скопище пустых бутылок в углу.
– Ага, я тоже слышал, совсем рядом выли! Кажись, псих или пьяный дурень, надо бы выйти с фонарем, поглядеть…
– Сам ты дурень! Я имею в виду, в той стороне, за полем. Тварь?
– Не, хвала Пятерым, не тварь. Собака в яме.
– Что еще за собака?
– Я сам-то ее не видел. Там, за полем, старинный домишко из кирпича, развалина, тамошнюю тварь в прошлом году извели. Подполье там есть, ямина с решеткой, и в ней злую собаку закрыли. Парень на мотоцикле заезжал, сказал, не трогать и не выпускать, а то она всех подряд покусает. Мол, это собака важных господ, и за ней скоро святая монахиня приедет. Я-то смотреть не ходил, мне с муслявчиками хлопот хватает.
– Так-так…. – протянул насторожившийся Ксават. – Опиши-ка мне, как этот парень на мотоцикле выглядел? И когда это было?
Заинька плакал и звал Мамочку, но она не приходила. А потом послышались чужие шаги, что-то заскрипело, в темноте появилось пятно слабого света.
