Оксана Демченко - Прими свою тень
– Все назад, – рявкнул сверху, со второго этажа, один из нелюдей. – Немедленно!
Во дворе зашумели и затоптались. Кто-то панически взвизгнул.
Зато в сознании Крона наступила странная и спокойная тишина. Выжить у него, вероятно, нет шансов – слишком много тут вооруженных нелюдей. Значит, и переживать по поводу собственного поведения не придется. Даже если он ошибается, даже если зверь его излишне дик и страшен, люди во дворе должны жить. А бешеные волки, эти хищные нелюди, не имеют права им мешать. Ни теперь, ни потом. Крон даже видел врагов уже иначе: не глазами, другим зрением. Тем, что различает волка и лвека, две половинки души.
Из кухни, сильно качаясь, выбрался один из взбесившихся волков. Зрачки во весь глаз. Не иначе он и рылся в медицинском шкафу Джан. Волвек резко дернул пьяного к себе, в один прыжок вырвался на середину холла у выломанной двери. Два стэка ударили немедленно – и оба попали в пьяницу, используемого как прикрытие. Ответным ударом оружие Йялла исключило обоих стрелков из числа опасных.
Крон зарычал, не оборачиваясь в сторону лежащего без движения коня, не позволяя себе смотреть и думать о случившемся. Пнул айри – резко и без особого расчета сил, в висок. Бескрылые драконы живучи. Дозировку удара для них Крон не знал, не имелось личного опыта полноценных драк. Вверх по лестнице он пошел мягко и быстро, без лишнего шума. Он крался, рыча все глуше и ниже, изливая свою тьму на ничтожных бешеных волков, приспешников айри. Разве они – звери? Так, мелочь. Ничтожества, ползающие на брюхе, в пыли. Не души у них, лишь вонючие трупы давно сгнивших душ… Вооруженные и огрызающиеся, но ведь и он – уже не тот арра, что недавно прилетел и собирался рычать музыку.
Быть зверем не страшно. Выпустить то, что клокочет в горле, рвется наружу, – и обрести право решать. Самому решать и самому платить по счетам. Пусть одни назовут его зверя отпадным и начнут восхищаться – что с того? Их ошибка, не более. Пусть другие обвинят зверя в неспособности контролировать себя. Так ведь среди людей крайне мало взрослых – тех, кто осознал двойственность «я» и освоил контроль. Прочих не стоит слушать. Зверь скользил по скрипучим полам второго этажа и уговаривал их не скрипеть. Пыльный злой поселок не спорил с ним, здесь всегда признавали право силы. Крон прищурился с интересом. Сегодня определенно большой день! Он выпустил зверя, а город рискнул поспорить с бешеными волками, двуногими нелюдями. И он слышит человечьи сознания во дворе, не утратил своей второй составляющей. Значит, еще живет, ошибся не слишком сильно…
Наемники айри были расторопны и хорошо вооружены. Когда в инспекторском стэке Йялла не осталось заряда, в дальних комнатах еще огрызались трое. Последнего пришлось ломать грубо, выходя на линию огня: тот сидел как раз в комнате, отведенной под склад оружия, поэтому обладал неограниченным его запасом. Когда он затих, вполне и даже окончательно безопасный для поселка, Крон мрачно повел плечами и сел. Точнее, упал на колени, а после ткнулся лицом в пол. Эхо азарта еще гудело в голове и отдавалось болью. Йялл не обманул ни в чем: зверь силен и любит побеждать. Такова его природа. Йялл только не сказал о горечи полноты осознания двойственности себя. О невозвратности прежнего состояния арры, наивного и чистого ребенка. Крон судорожно вздохнул. Болели разбитые ребра, правая рука висела плетью, запах собственного горелого мяса вызывал рвотные спазмы. Зверь никуда не ушел. Он и такой, израненный, наслаждался победой. Арра Крон тихо стонал и плакал без слез. Его Лоцман внизу, неподвижен. Но если бы Лома уцелел, было бы тоже страшно. Лома не принял бы зверя, в табуне не бегают хищники…
Зверь насторожился и вынудил отбросить лишние мысли. Его чутье – чутье воистину животное, нутряное, непостижимое для арры, – восприняло угрозу. Словно нечто скользнуло и затихло, ловко таясь. Еще один бешеный нелюдь из стаи айри?
Крон позволил себе шипеть и стонать, утверждаясь в сидячем положении. Сил не осталось, но до прибытия инспекции, если она вообще есть в мире, ждать невесть сколько. А внизу уже празднуют победу: люди склонны шуметь и пылить раньше времени, теряя внимание к угрозам. Людей, и тут Йялл снова прав, надо оберегать. В том числе от них самих.
Стянуть рубаху оказалось едва посильно. Со штанами вышло проще: слева две прорехи, а правая штанина по колено обгорела. Не жалко рвать. Снимать обувь нет смысла… Крон сжался в комок на полу. Холодно, ожог горит и гонит по коже озноб. А еще – страшно. В целом его действия могут привести к нужному результату, Йялл в свое время справился… Но ведь то – Йялл. Прочие первую трансформацию проходили под контролем старших. Поди запусти ее… Но – надо. Как волвек он на грани обморока, как гролл – еще вполне годен для боя. Мучительная зевота вывернула челюсть, вынудила закинуть голову, свела спазмом мышцы. Нечто огромное и могучее выкручивало тело, мяло, перекраивало и встряхивало, проверяя успех работы. Если бы он знал, как это страшно, – предпочел бы остаться аррой…
Гролл тяжело поднялся на три лапы, плотно поджав больную. Пыльно-бурый крупный зверь еще раз зевнул – уже с удовольствием. Потянулся, и когти взвизгнули по полу. Гролл насторожил короткие кругловатые уши и сполна отпустил на волю чутье, так пугавшее нелепого малыша арру своей чуждостью. Чутье гролла в наличии спрятавшегося злодея не усомнилось. Оно хуже слышало людей, шумно празднующих внизу. Оно не увлекалось их мыслями, стремясь к более интересному: к бегу на пределе сил, а лучше – к погоне. Темные глаза, слегка пробитые желтизной по кромке зрачка, хищно распахнулись. В два прыжка зверь выбрался из комнаты в коридор. Оттуда, рывком устранив запор, – на чердак, затем и на крышу.
Поселок лежал внизу. Вполне интересный для гролла поселок с массой темных щелей, где можно прятаться. С обилием прожаренных солнцем площадок, пригодных для отдыха и игр… Гролл попробовал опереться на поврежденную лапу. Терпимая боль. Зато на четырех можно стоять ровно, щетинить загривок и рычать, исполняя всем сознанием и чутьем полноценный поиск, пробуя голос и утверждаясь в мире. Его дичь тут, в путанице теней, в лабиринте улочек. Его дичь слышит рык если не ушами, то нутром. Потому что уже принимает свою роль всего лишь дичи… Гролл съехал по скату и упал вниз, не сомневаясь в способности одолеть высоту двух этажей. Прижался всем телом к плиткам, блеснул глазами и начал охоту, азартно скаля безупречные клыки.
Айри, если он имеет статус хотя бы моэ, не мог явиться в город без своих ближних, побрезговал бы сидеть в окружении ничтожных людишек и слушать их ругань, не стал бы показывать лицо жертве. Тот, кто затих возле лестницы, лишь исполнитель. Главная дичь – впереди. Гролл определился с направлением и помчался длинными прыжками, чуть припадая на испорченную лапу и сердито порыкивая, когда боль донимала особенно сильно. Погоня – стихия зверя. Он живет ею и наслаждается. Стена, рывок вверх и движение на когтях по вертикали. Восхитительно. Прыжок – и отвесно вниз, в тень закрытого двора. И еще стена. Теперь – близко.
Пожилого айри он атаковал сверху, прямо с очередной стены. Тот как раз бежал к мобилю, в отчаянии бросив частично демонтированное оборудование контроля. Гролл лениво обнюхал врага, чье сознание выключил одним ударом лапы. Прошел через двор, щурясь на экраны и системы записи данных. Моэ полностью контролировал действия помощника, понял его провал, но самонадеянно остался, чтобы собрать ценное оборудование. Не ради стоимости, просто такое, почти уникальное, оно слишком приметно, оно – улика и след. Гролл презрительно фыркнул на неподвижное тело. Азарт охоты ушел. Горячка победы схлынула. Да и лвек уже успокоился, пережив первую для себя встречу со зверем и убедившись, что нет двух половинок, есть целое. Нет противоречия и конфликта, есть баланс и взаимная работа.
Вдали, уже никому почти не нужные, заныли сирены. Инспекция по мере сил спешила на помощь. Гролл затрусил к стене, перебрался через нее и побрел по пыльной улице. Лапа все сильнее ныла и не желала держать вес. Душа болела. Его Лома лежит там неподвижно, один, забытый. Гролл тяжело вздохнул и заковылял трехногой рысцой.
Люди толпились в маленьком дворе. Их было много, и все шумели, окружив нечто важное у самой двери в злосчастный дом. Гролл вежливо порычал – собравшиеся поняли, не обиделись, пропустили.
Вороной лежал на прежнем месте, но совсем не забытый и даже подвижный. Он судорожно рвался приподняться, и двое людей изо всех сил прижимали к земле голову. Джан, бледная до пергаментной желтизны, бережно поддерживаемая помощником под спину, шептала указания. Она обернулась к гроллу и едва приметно улыбнулась:
– Ему повезло. Всадили весь парализующий заряд, который имелся. Но на тонну веса, да еще не в грудь и не в голову… сам понимаешь. Сыворотку я уже ввела, он приходит в себя, только сильно бьется и вредит себе же. Второй удар хуже: круп сожгли и левую заднюю ногу понятия не имею, как и из чего собирать. – Девушка снова попробовала улыбнуться. – К тому же вы теперь одинаково бесхвостые – пропал столичный парад.
