Андрей Уланов - Из Америки с любовью
Мы ворвались в это сонное рассветное царство и с визгом затормозили у коричневой хибары, которая отличалась от сарая только тем, что половину одной из стен заменяло грязное стекло. Над стеклом бледно моргала мертвенно-синяя неоновая вывеска. Рядом под навесом торчали два аляповато раскрашенных заправочных шкафа.
– Только без гамбургеров, – предупредил я Кейт. – А то я сам из кого-то гамбургер сделаю.
– Тогда горячую собаку! – огрызнулась Кейт.
Я не совсем понял, не то она правда собиралась накормить меня дохлой псиной, не то это был какой-то оборот. Сергей тем временем заглушил мотор, вытащил ключи из замка – нелишняя предосторожность в здешних краях – и двинулся в сторону хибары. Я убедился, что с «кольтом» все в порядке – патрон в стволе, предохранитель на месте, сам пистолет надежно скрыт под пиджаком, – и вошел следом за Сергеем.
При виде нашей троицы дремавший в компании десятка таких же снулых осенних мух приказчик открыл рот и, как мне показалось, попытался спрятаться под прилавок. В тот момент я не придал этому значения, решив, что парень просто чудит спросонья.
– Три чашки кофе, три горячих собаки, пакет чипсов и кока-колу, – потребовала Кейт. – И заправить машину.
– А колу-то зачем? – удивился я.
– Сейчас узнаешь, – пообещала Кейт.
– Чая хорошего у вас, я так полагаю, нет? – осведомился Щербаков, брезгливо изучая полки.
– Н-нет, – проблеял приказчик.
На мой взгляд, в магазине не было вообще ничего хорошего, кроме коробки гаванских сигар. Большая часть ассортимента состояла из жвачки, кока– и прочей колы, а также шоколадных батончиков с земляным орехом. Причем яркие упаковки были ядовиты даже на вид. У нас в Уссурийске я встречал подобные раскраски только на монгольском печенье.
– Пирожков бы, – вздохнул я. – А лучше пельмешек горяченьких и под водочку.
– На завтрак?!
– Ну не на обед же!
– Знаете что, – не выдержала Кейт, – езжайте в свою Сибирь и там напивайтесь хоть с утра, хоть с вечера! А пока мы на американской земле, я бы вас попросила...
– В-ваш кофе!
– С сахаром? – осведомился я.
– Н-нет! – У приказчика определенно были нелады с речью. – С-сейчас будут горячие собаки.
«Бедная Му-Му, – подумал я. – А я думал, собак только китайцы едят».
– Обойдетесь без сахара! – заявила Кейт. – И вообще – много сладкого есть вредно.
– Милая Кейт, – ухмыльнулся я. – Открою вам по секрету страшную тайну – при той профессии, которую мы с вами столь неосмотрительно избрали, я меньше всего опасаюсь умереть от кариеса.
Щербаков задумчиво ковырял ложкой в коричневой жиже.
– Не нравится мне этот приказчик, – неожиданно сказал он по-русски. – Как-то странно он на нас смотрит.
– Ну, не выспался человек, – заметил я, – с кем не бывает.
– Кстати, а куда он делся?
– Ушел! – удивилась Кейт. – Странно.
– Вот вам, Сергей, яркий пример преимущества американского образа жизни, – усмехнулся я. – Да разве посмел бы какой-нибудь наш приказчик из Бердичева хоть на миг оставить клиентов наедине с товарами? А тут – пожалуйста. Не побоялся, что мы набьем карманы дармовой жвачкой, и потом...
– Тихо!
Где-то рядом отчетливо взвизгнули тормоза.
Я инстинктивно потянулся к пистолету. В обойме, правда, всего шесть патронов, ну да ничего. Чтобы снести весь этот вшивый городишко до фундаментов, мне больше двух не понадобится. Мы, как говаривал прапорщик Филиппов, и без пушки горы ровняли.
– Только без пальбы! – предостерег Щербаков.
Ну, знаете. Начальству, конечно, виднее, на то оно и начальство, но...
Дверь с грохотом отлетела в сторону, и в образовавшуюся брешь вломились два местных копа – точь-в-точь как я сам в бытность стажером лодзенской опергруппы. Только теперь я находился по другую сторону и мог воочию оценить, насколько сие действие походит на тренажер «бегущий кабан». Не-ет, все-таки в помещение вдвоем врываться нужно так – впереди граната, а за ней ты!
Я было дернулся уйти с линии огня, но сообразил, что тут-то они меня точно шлепнут с перепугу, и остался сидеть, нацепив на лицо самую идиотскую ухмылку, на которую только был способен.
– Встать! Руки вверх! Лечь! Руки за голову!
Щербаков медленно отложил ложечку и так же медленно, не торопясь, поднял руки. Мы с Кейт последовали его примеру.
– Лечь, я сказал! – продолжал надрываться один из копов – долговязый детина в криво нахлобученной фуражке. Второй коп – кругленький толстячок лет сорока, судя по всему, никак не мог сообразить, кого из нас ему следует держать под прицелом, из-за чего дуло его револьвера все время дергалось между мной и Щербаковым. Спокойствия это дерганье мне лично совсем не добавляло.
– Только без нервов.
Я медленно встал из-за столика, опустил правую руку, осторожно, держа, словно дохлую мышь – двумя пальцами и на отлете, – выудил «кольт», еще раз убедился, что предохранитель стоит в нужном положении, опустил его на пол и отбросил подальше от себя. Нате, подавитесь. Надо будет – я себе еще достану.
Щербаков тоже разоружился. Кейт долго фыркала, потом отбросила свою сумочку вместе с пистолетом.
Долговязый коп осторожно приблизился, подобрал наши с Кейт манатки – Щербаков зашвырнул свой «кольт» куда-то под стойку, – отступил и что-то прошептал толстяку.
– Сам обыскивай! – огрызнулся толстяк. – А я прикрою.
На роже долговязого вихрем промелькнула целая гамма чувств – растерянность, злость на подчиненного, досада – и сменилась выражением твердой решимости.
– На выход! – скомандовал он. – И без фокусов.
– Я делаю толстяка, – прошептала Кейт.
Я двинулся к двери первым и сразу обнаружил интересную вещь – почти все внимание полицейских сосредоточилось именно на мне. На Щербакова они только косились, а уж мысль о том, что женщина может представлять хоть какую-то угрозу, явно никогда не появлялась в их куцых мозгах. Зато в отношении меня они, похоже, с превеликим трудом удерживались от того, чтобы не пристрелить на месте за «попытку к бегству».
Интересно, с чего бы это такое внимание? Мистер Брант, тварь, настучал, больше некому. Ну ладно, попадись мне еще. Я дошел почти до самой двери, когда сзади раздался глухой удар и сразу за ним – сдавленный вопль. Обернувшись, я успел увидеть, как Щербаков аккуратно укладывает долговязого на пол. Револьвер толстяка тусклой рыбкой сверкнул в воздухе и упал за прилавком. Кейт размахнулась и шикарным хуком правой отправила жирного копа под стойку с газетами.
– Андрей, – бодро скомандовал Щербаков, – приказчика ловите!
Я поймал брошенный им «кольт» и ринулся за прилавок.
При виде меня парнишка дико взвизгнул и ринулся бежать, на втором шаге споткнулся и рухнул на пол, чтобы быть погребенным под горой эмалированных кастрюль. Дур-рак. Я сграбастал его за воротник, выволок из-под посуды и втащил обратно в зал.
– Т-только не убивайте м-меня, – проблеял паренек. – П-пожалуйста.
Все американцы говорят так, словно у них во рту горячая картофелина, но этот, похоже, пытался проглотить цельную антоновку. Я только сейчас сообразил, что он младше меня лет на пять, а то и на все восемь, и, отчего-то смутившись, спрятал «кольт» под пиджак.
– Имя?
– Джо, сэр.
– Звание?
Глаза у парнишки округлились.
– Н-не понял, сэр.
– Ничего, это я по привычке, – успокоил я его, садясь на колченогую табуретку и извлекая из-под стоящего под прилавком ящика банку пива. – А вот скажи-ка мне, Джо...
Пшпо-ок. Банка вскрылась со звуком глушеного выстрела, едва не забрызгав меня с ног до головы.
– Варвары! – огорчился я. – Торговать теплым пивом – это преступление.
– Эй, – окликнула меня Кейт, – там веревка где-нибудь есть?
– Сейчас посмотрю! – отозвался я и повернулся к приказчику. – Так поведай мне, Джо, друг сердечный, с чего это ты при виде нас с лица спал и побег в полицию названивать?
– А-а...
– Отвечай, олень неблагородный! – рявкнул я. – А то я тебе уши бантиком завяжу и к макушке приклею!
– П-про вас с самого утра п-по радио п-передают, – выдавил трясущийся Джо.
– Да ну? – удивился я. – Не может быть! Кейт, Сергей, идите сюда. Мы, оказывается, знаменитости.
– Ну что там еще? – недовольно проворчал Щербаков, подходя.
– И что же про нас такого вещают?
– П-про побег и-и...
– Стоп! – сказал я. – Напряги свою хилую память и попытайся воспроизвести объявление поближе к тексту. Если вспомнишь все как было, получишь шоколадку.
Джо закатил глаза так, что я было испугался, что он хлопнется в обморок.
– Вчера в семь вечера из тюрьмы Йенстон сбежали трое особо опасных преступников. Ханс Штрегер Стрелок, приговорен к смертной казни за убийство семи человек, в том числе троих полицейских, двадцать пять лет, рост шесть футов два дюйма, волосы светлые, сложения худощавого. Педро Альморадо Стиратель, приговорен к пожизненному заключению за многочисленные грабежи, тридцать два года, рост пять футов восемь дюймов, темноволосый, среднего телосложения. Мелинда О'Коннор, Ледяная Ведьма, приговорена к пожизненному заключению за мужеубийство, двадцать семь лет, рост пять футов шесть дюймов, крашеная блондинка...
