Алексей Живой - Империя: Спартанец

— Понятно, — кивнул Тарас, обернувшись на дверь, — теперь он вряд ли еще раз придет договариваться. Ну показывай, где тут у вас раздевалка.

Глава третья

Закончив КМБ, Тарас получил ксиву и приступил к основной службе, постепенно втягиваясь в новый режим. Служили здесь сутки через двое, а еще сутки несли боевое дежурство в составе группы быстрого реагирования, которая первой должна была выехать на объект, случись что.

На долю Тараса с самого начала выпало так много событий и приключений, что бывалые ему даже завидовали. Не успел попасть на службу, — уже в зоне бунт. Везуха. Только оформился — новое восстание заключенных. Рутины даже не нюхал. По словам Вадика, осень выдалась на редкость урожайной.

— В прошлом году ни одного бунта не произошло, — рассказывал он Тарасу по дороге от стоянки в раздевалку, припарковав свой «мерс» рядом с видавшей виды «девяткой» новобранца, — только и знали, что службу тащить. Ну пару раз помогли «соседям» накрыть группировки «особо опасных». Да еще с судебными приставами на раздел государственного имущества в область выезжали. В общем, хоть какая-то развлекуха. А тебе, смотрю, прет по жизни. Чуть больше месяца оттянул, а уже второй бунт.

Тарас не стал спорить, но, оглянувшись на «Мерседес» Вадика, слегка усомнился в том, что ему «прет по жизни». Впрочем, он ведь тоже теперь боец элитного подразделения «Тайфун», значит, со временем поднимется. Получали здесь прилично, — даже рядовые ездили на «мерсах». А ксива давала еще много значительных преимуществ по жизни. Так что, возможно, Вадик был прав. И через некоторое время Тарас сможет наскрести деньжат и на новую машину, и, если даст бог и министр юстиции, на новую квартиру.

Сейчас Тарас жил с матерью в небольшой квартирке на Выборгской стороне. Отец их бросил, когда парню было всего года два от роду, и больше не появлялся на горизонте. С тех пор мать растила пацана одна, перебиваясь с хлеба на квас на бюджетную зарплату. Сказок о том, что папа летчик полярной авиации, не рассказывала. А когда пришло время и сын стал задавать вопросы, объяснила просто: «Бросил нас твой отец, сынок. Вдвоем мы теперь. Надо жить».

Мать второй раз замуж так и не вышла, хотя парень вырос и пошел в армию. А Тарас, несмотря на женское воспитание, вырос каким-то жестким. С детства в чудеса не верил. Рано понял, что все ему придется добывать самому. Но это его не пугало. Упорства было не занимать. А в том, что армия и вообще служба — это его призвание, Тарас после десантуры уже не сомневался. Иногда ему казалось, будто он с этой мыслью появился на свет. Ведь никакая работа в офисе его не прельщала и в сравнение со службой не шла, хотя он успел до армии поработать несколько месяцев.

В офисе ведь не постреляешь и морду никому не набьешь, если только ты не охранник. А охранять Тарас не любил. Больше любил нападать. Агрессия в нем бродила, иногда вырываясь наружу через драки, которые случались с ним часто. В общем, при такой работе опасности никакой, только геморрой наживешь за усердие. А здесь адреналина сколько угодно. Вот за это Тарас и любил службу. Хотя многие его одногодки, вернувшись из армии, с радостью повесили китель в дальний угол шкафа, сменив его на модный пиджак. Гражданка им была по душе — бизнес, девочки, водка. Отдал родине свое — и свободен. Какая к черту служба?

А у Тараса все вышло наоборот. На гражданке он ощутил себя потерянным, словно его настоящая семья находилась там, среди людей в погонах, а не среди тех, кто предпочитал обходиться без них. Вот и завербовался на новую службу, едва успев скинуть десантный берет и китель с тельняшкой. Сам так решил. Но мать, как ни странно, была не против. Обняв сына, даже благословила, решив, что тот уже повзрослел и сам может выбрать себе дорогу в жизни. Платили в «Тайфуне» действительно хорошо, да и на работу ездить было недалеко, служил в родном городе. А про командировки в Чечню мать старалась не вспоминать.

На тот день, когда произошел новый бунт, как раз выпало его дежурство. Взбунтовались сразу две колонии. В одной заключенные подожгли хозблок, но особенно не буйствовали. А в другой колонии, которая находилась неподалеку от Колпино, малолетки, вырвавшись из бараков, крушили все, что попадалось у них на пути. Оказалось, часть парней решила так отпраздновать свое совершеннолетие и скорый перевод в зону для «настоящих» зэков. Там охрана уже не справлялась.

Вызов пришел сразу на две точки, и сначала «Тайфун» выехал на «взрослую», но в дороге все изменилось. В первой зоне уже начали брать ситуацию под контроль своими силами, а вот малолетки захватили заложников, и «Тайфун» помчался туда.

— Едем усмирять бунт в колонии малолеток,[13] — сообщил Широкий. — В заложниках трое контролеров.

Озвучив новости, лейтенант Широкий не предполагал, что придется сильно прессовать малолеток, но случиться могло всякое. Многие из них еще на воле зарезали не по одному человеку, а тюремные привычки быстро проникали в кровь, делая из них закоренелых преступников. Знал об этом и Тарас, уже успевший поучаствовать в подавлении бунта и изучавший спецкурс по психологии заключенных.

БТР катил по трассе, мягко покачиваясь на ровной дороге. Утробное урчание мотора действовало успокаивающе. Тарас еще в армии привык к этому звуку, а также к гудению моторов самолета, которое преследует десантника до самой выброски.

Облачившись в бронежилет, прихватив автомат и упаковавшись спецсредствами из арсенала, он сидел сейчас на скамье рядом с Вадиком, внутренне настаиваясь на работу и стараясь выбросить из головы все посторонние мысли. Как оказалось, тренировки с удушением не прошли даром. «Смерть, — ничто, — вдруг само собой всплыло из подсознания Тараса, едва он приказал себе забыть обо всем, кроме предстоящего штурма. — Ты можешь умереть и должен быть готов к этому».

Против воли Тарас вдруг ощутил, как напрягаются его мышцы, как крепче сжимает рука дуло автомата. Но в целом тело быстро наполнялось спокойствием, а дух становится твердым, монолитным, вытесняя прочь все сомнения. «Ты не чувствуешь боли, — продолжал нашептывать голос, — не боишься крови».

— Прибываем, — прервал его психологическую тренировку лейтенент Широкий, громко объявив на весь БТР, — все бараки и санчасть под контролем заключенных из числа малолеток. На бунт их подбивали старшие, которых должны были отправить сегодня по этапу, но не успели. Находим и гасим их осторожно, если сами раньше не уймутся. Заложники у старших в камере.

Он умолк на мгновение, а потом добавил, обращаясь к соседу Тараса: