Натан Темень - Двойной кошмар
Ромка кинулся за другим камнем, вернулся, и шмякнул булыжником по мохнатому горбу.
— Стой, - надрывно кашляя, просипел глюк, - хватит!
Двойник откашлялся, сплюнул в воду, оттолкнулся от туши и побрёл к берегу. Ромка пнул существо пяткой. Туша вяло качнулась.
— Оно что, сдохло?
— Сдохло, - не оборачиваясь, буркнул глюк, валясь на гальку. Он лёг на спину и закрыл глаза. У запястья правой руки, натянув кожаный ремешок, сплетённый дядькой Толстопупом, лежала шипастая дубинка.
— Это ты его? – не веря, спросил Ромка. Он опять пнул тушу ногой. Тело больше не шевелилось.
Двойник сел и поднял руку с повисшей дубинкой. Поперёк его запястья наливался багровый рубец.
— Вот ведь дрянь. Когда эта тварь на нас из леса выскочила да на тебя бросилась, я только и успел дубиной махнуть.
Глюк закашлялся и отёр мокрое лицо ладонью. Оглядел опухающее на глазах запястье:
— Никогда никого не бей палкой плашмя, студент. Я его стукнул, а эта дура отлетела и мне прямо в лоб. Ладно, не шипом, а рукояткой попало. Сейчас бы я тоже тут плавал, кверху брюхом.
— А это… этот отчего плавает? – недоверчиво спросил Ромка, косясь на горбящуюся над водой тушу.
— Хорошие дядька петли для дубинок делает, вот почему. Я рукой махнул, так дубинка птичкой вокруг облетела, - хмуро ответил глюк, не глядя на Ромку. – Как цеп, понял? А тут эта тварь мне прямо в лицо своим рылом сунулась…
Роман кивнул. Он понял. Дубинкой его махать никто никогда не учил. А вот цеп и прочие экзотические виды оружия ему были хорошо знакомы.
— Чёрт, - сказал двойник, бледнея и сглатывая. - И чего этот урод ко мне полез? Висок подставил. Шипы ведь…
Он согнулся, и его стошнило на гальку.
Ромка сходил к озеру и выловил из воды свою намокшую одёжку. С мокрой, потяжелевшей шкуры ручьями текла вода, и он разложил одежду просыхать на берегу. С неё тут же заструились ручейки, впитываясь в гальку.
Глюк поднялся на ноги, сходил к воде и умылся. Потом они вместе вытащили на берег тушу убитого существа. Туша на берегу оказалась неподъёмной, и они выволокли её из воды только по пояс, оставив ноги мокнуть в озере.
Тело перевернули. Шлёпнула о камни тяжёлая мёртвая рука, и на Ромку глянули полузакрытые, тёмные, почти без белков глаза. Низкий лоб в продольных, глубоких морщинах, сросшиеся брови, редкая бородёнка, и оскаленные в последней гримасе зубы. У этого подобия человека была шишковатая голова, поросшая не то бурым волосом, не то шерстью, и тяжёлая челюсть с неправильным прикусом. Туловище его было не мохнатым, а просто обёрнутым в шкуру животного, перевязанную ремешками на боках и груди.
Грудь его, круглая и объёмистая, словно бочка, была перетянута ремнём с пряжкой в виде головы льва. На ремне болталась кожаная фляжка и какой-то вытянутый предмет в меховом футляре.
— И что нам теперь с ним делать? – спросил сам себя Ромка, оглядывая тело.
Солнце стояло прямо над головой, и ощутимо припекало макушку. Если оставить труп у воды, экологическая катастрофа в отдельно взятом озере обеспечена.
— Засунь его в пластиковый пакетик для мусора, - огрызнулся глюк. Он посмотрел в лицо звероподобного человека, скользнул взглядом по ране на виске, и позеленел. Нагнулся над водой и стал плескать себе в лицо.
— Да благословят вас боги, дети мои, - проскрипел голос над головой Ромки. Тот вздрогнул и поднял голову.
На берегу, в двух шагах от убитого ими человека, стоял тощий дед в банной простынке и слезящимися старческими глазами смотрел на труп.
Глава 11
— Да благословят вас боги, - повторил старик.
Он подступил к покойнику поближе, нагнулся и поводил носом над телом, будто принюхиваясь.
— Да вы его совсем убили, - сказал старик, с трудом распрямив спину и подслеповато щурясь на Ромку.
Глюк отряхнул руки и выбрался на берег. Он был ещё зеленовато бледен, с мокрых волос капала вода.
— А как ещё можно убить, дед? – спросил он.
Тот неожиданно сложился пополам и поклонился отшатнувшемуся Ромке и глюку в ноги.
— Избавили нас от злодея, сынки, избавили, благослови вас боги!
— Что ты несёшь, дед? – сурово спросил Ромка, с отвращением глядя на потную, шишковатую лысину старика, которая подобострастно качалась вверх-вниз у его коленок.
- Сколько лет проклятый разбойник тут безобразничал, честных людей убивал и грабил, достойным женщинам проходу не давал, - тянул дед, тычась носом в гальку. – Удостойте чести, посетите мой скромный дом, преломите со мной хлеб…
Ромка оглянулся на своего двойника. Тот смотрел на елозящего у ног деда, и Ромка узнал на его лице собственную, брезгливую гримасу.
— Где твой дом, дедушка? – спросил Роман.
Тот проворно выпрямился.
— Да вон, по тропинке в гору, там у меня пещерка, - старик взмахнул тощими руками, тыча куда-то вбок. - В пещерке живу, беден я совсем, в скудости обретаюсь…
Старик подобрал повыше свою простынку, открыв жилистые ноги в потрёпанных сандалиях, и проворно засеменил прочь от озера. Обернулся и приветливо замахал рукой.
— А этого куда? – Ромка мотнул головой в сторону тела.
Двойник глянул на покойника и отвернулся. Видно было, что возиться с телом ему совсем не хочется.
— Потом уберём. Не убежит.
Дед опять махнул рукой, и они двинулись за ним.
Серая галька сменилась выгоревшей под солнцем, в редких пучках травы, каменистой почвой. Потом трава стала гуще, а дорога ощутимо пошла в гору. Появилась узенькая тропка, она извивалась вверх по склону горы, густо поросшей зарослями ежевики. Ромка с двойником едва поспевали за шустро перебиравшим ногами по тропе дедом.
Солнце пекло отчаянно, но на высоте дул лёгкий ветерок, и Ромка с наслаждением подставил ему горящее лицо. Нагретые полуденными лучами листья ежевики, и заросли фиолетовых и алых цветов вдоль тропинки источали густой аромат, превратив воздух в пьянящий коктейль. Низко гудели толстые пчёлы, и большая стрекоза пронеслась над тропинкой, сверкнув металлически зелёным телом.
Тропинка вильнула несколько раз, и они потеряли деда из виду. Потом он вынырнул из-за куста и поманил их за собой. Ромка отодвинул шуршащие ветки, и вышел на крохотную каменную площадку, посыпанную свежим песком. Здесь камни горы торчали неровными уступами, и, облепленные усами ежевики, нависали козырьком над входом в пещеру. Вход представлял собой овальную дыру, слегка закопчённую поверху. Должно быть, старик готовил себе на открытом огне.
Дед нырнул в дыру. Роман согнулся почти вдвое, чтобы пролезть вслед за ним. Воздух в пещере был прохладный, камень горы не пускал сюда дневной зной. Сквозь невидимую щель в потолке пробивался солнечный луч и перечёркивал золотой полоской посыпанный песком пол пещеры.
Старик засеменил куда-то в темноту, и вернулся с тощим бурдюком и свёртком из грубой ткани.
— Присаживайтесь, дорогие гости, у очага, отдохните с дороги, - дед встряхнул бурдюком. В глубине кожаного мешка звонко булькнуло. – Глоток вина, хлеб, сыр – вот и вся моя пища. Угощайтесь, не побрезгуйте.
Очаг, сложенный из грубых камней, почерневших от жара, возвышался над полом. По периметру он был выложен плоскими камнями, явно принесёнными от озера.
Старик положил свёрток возле очага и опять скрылся в углу пещеры. Повозился там и принёс несколько глиняных кубков и кувшин с широким горлом.
Дед поставил кувшин на плоский камень. Булькнула вода, выплеснувшись на золу.
Потом старик распрямил спину и неожиданно громко гаркнул, озирая пещеру:
— Козочка!
Ни козы, ни другой животины на зов не явилось, и дед махнул рукой:
— Всё сам, да сам…
Он поворошил угли очага, подложил хворост, и заалевшие угли выпустили язычки огня. Хворост затрещал, разгораясь. Старик развернул тряпицу и выложил по углам импровизированной скатерти плоский хлеб, сыр и пригоршню оливок.
— Мяса нет, дорогие гости, чем богаты, - пробормотал дед, привычным жестом откупорил бурдюк и наклонил его над кувшином.
— Что же вы, дедушка, вино так сильно разбавили, - спросил глюк, тоскливо глядя, как вода в кувшине поглощает живительную влагу. – Это уже не вино будет, а кошачья мо… вода одна!
— Что же мы, дикари, неразбавленное вино пить? – изумился старичок.
Они жадно осушили свои кубки, и старик налил ещё. Кисленькая жидкость хорошо утоляла жажду, и Ромка быстро допил второй кубок.
Плоский, наломанный кусками хлеб с сыром быстро исчезли. Дожёвывая последнюю оливку, Ромка благодушно посмотрел на гостеприимного старичка и улыбнулся. Тощий дед с его блестящей лысиной уже не казался ему противным старикашкой.
— Дедушка, спасибо за угощение. Не знаю, чем тебя отблагодарить. Мы сами не местные, у нас нет ничего в подарок…
Старик замахал руками:
— Что вы, гости дорогие, ничего не надо! – он поднялся и посеменил к выходу из пещеры. – Побудьте тут, гостюшки, а мне надо до ветру сходить. Старость, что поделать!
